Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 113
- Предыдущая
- 113/121
- Следующая
На некоторое время им и впрямь овладела паника. Лишившись возможности видеть, он почувствовал, как пустой воздух сгущается вокруг него и засасывает, словно он тонул в зыбучих песках. Ночь била по нему крыльями, словно стервятники, слетевшиеся на падаль.
Сердце стучало тяжелыми биениями страха. Он стоял на коленях, покинутый, лишенный зрения, света и разума крайней степенью ужаса, и его дыхание булькало в горле. Но когда первый приступ ужаса прошел, он понял все. Страх — это была эмоция, которую он понимал, часть условия его существования. И его сердце продолжало биться. Работая с перебоями, словно раненное, оно все еще поддерживало в нем жизнь.
Внезапно, конвульсивно, он поднял кулаки и ударил по грязи по обе стороны от головы, отбивая ритм собственного пульса, словно пытаясь выбить из грязи разум.
Нет! Нет! Я не выживу!
Это утверждение укрепило его. Выжить! Он был прокаженным, привычным к страху. Он знал, как с ним бороться. Самоконтроль, и еще раз самоконтроль.
Он прижал руки к глазам. На фоне черного появились цветные пятна.
Он не ослеп. Он видел темноту. Он упал и теперь был далеко от единственного источника света в катакомбах. Разумеется, он не мог видеть.
Адское пламя!
Он инстинктивно потер руки и вздрогнул, ощутив на них царапины. Самоконтроль.
Он был один… один… без света, где-то на дне выступа расщелины, за много лиг от ближайшего выхода на открытый воздух. Без помощи друзей, без средств к спасению для него внешняя поверхность горы была так же недосягаема, как если бы ее вообще не было. Спастись было невозможно, если только…
Самоконтроль…
…если он найдет какой-то способ умереть.
Проклятье!
Голод. Жажда. Ранения. Потеря крови. Он легкомысленно перечислил все возможности, словно произведя процедуру самопроверки. Он мог стать жертвой какого-нибудь порожденного тьмой яда. Мог наткнуться на более глубокую пропасть. Безумие, да. Это было так же возможно, как проказа. Крылья хлопали вокруг него, головокружительно вращались на фоне слепой черноты. Кавинант бессознательно поднес руки к голове, пытаясь как-то защититься.
Проклятье!
Ничего этого со мной не происходит.
Самоконтроль!
Его ослепила фатальная идея. Он ухватился за нее, как за видение. Да!
Он быстро переменил позу и теперь сидел на склоне. Ощупав свой пояс, он нашел нож Этиаран. Тщательно зажав его в искалеченной руке, он начал бриться.
Не имея ни воды, ни зеркала, он подвергал себя реальной угрозе перерезать горло, а сухость бороды причиняла боль, словно он использовал нож, чтобы придать своему лицу новую форму. Эта боль была частью его самого, ничего невозможного в этом не было. Если он порежется, грязь попадет в ранку и неминуемо возникнет заражение. Это успокоило его, как если бы было признанием его самоидентификации.
Таким способом он заставил тьму отступить, втянуть свои когти.
Когда с бритьем было покончено, Кавинант усилием воли заставил себя оценить ситуацию. Ему хотелось знать, где он находится. Осторожно, на ощупь, он начал исследовать склон, двигаясь на четвереньках.
Прежде чем он продвинулся на три фута, ему попалось тело. Плоть была еще мягкой, словно не успела застыть, но грудь была холодной и покрытой какой-то жидкостью, в которой Кавинант испачкал руки и ощутил запах гнилой крови.
Он отпрянул назад, застыв на месте, тяжело дыша и чувствуя как дрожат колени. Это был юр-вайл, тот самый, что напал на него. Разбившийся насмерть. Он хотел пошевелиться, но не мог. Шок от открытия заморозил Кавинанта, словно он внезапно открыл опасную дверь. Он чувствовал себя в окружении опасности. Почему это существо напало именно на него? Неужели оно чувствовало Белое Золото по запаху?
Потом его кольцо начало светиться. Кровавый кружок превратил его в ободок тусклого огня вокруг пальца, в красные оковы. Но оно не отбрасывало света — даже не давало Кавинанту возможности увидеть сустав, на который оно было надето. Кольцо зловеще сияло перед ним, выдавая его любому взгляду, спрятанному в темноте, и не давало ему ничего, кроме страха.
Он не мог забыть, что это значило. Над Страной начиналось кровавое полнолуние.
Это заставило Кавинанта вжаться в грязный склон. В горле стоял ком, словно насильно втиснутый туда ужас. Даже бесконтрольный шум дыхания, казалось, указывал на него атакующим клыкам и когтям, таким невидимым в темноте, что он даже мысленно не мог их себе представить. Он был один, беззащитный и жалкий.
Если он только не найдет какой-то способ воспользоваться силой своего кольца.
Он отбросил эту мысль в тот же миг. Нет! Никогда! Он был прокаженным, его возможность выжить зависела от полного понимания и принятия собственной беспомощности как своей неотъемлемой черты. Таков закон проказы. Ничто не могло быть таким фатальным для него — ничто не могло разрушить его тело и разум с такой болью — как иллюзия. Сила во сне. И прежде чем умереть, он станет таким же зловонным и обезображенным, как тот человек, которого он видел в лепрозории.
Нет!
Лучше сразу покончить с собой. Все что угодно, только не это.
Он не знал, сколько прошло времени в раздумьях, прежде чем он услышал во тьме тихий звук — далекий, скользящий и зловещий, словно окружающая его ночь начала тихо дышать сквозь зубы. Этот звук поверг Кавинанта в оцепенение, словно ледяная рука страха схватила его за сердце. Вздрагивая в слепом страхе, он попытался отогнать его. Однако звук постепенно становился все яснее — тихий, шуршащий звук, похожий на дыхание, вырывающееся сквозь зубы из множества ртов… Он наводнил воздух, как кишащие паразиты, и по телу Кавинанта побежали мурашки. Они шли за ним. Они знали, что он здесь и где точно он находится по его кольцу.
Перед его глазами мелькнуло воспоминание о вейнхиме с металлическим острием в груди. Он закрыл правой рукой кольцо. Но в тот же миг он понял, что это бесполезно, и начал судорожно шарить руками по поверхности склона в поисках какого-нибудь оружия. Потом он вспомнил о ноже. Тот казался слишком маленьким, чтобы помочь ему. Но он сжал его левой рукой, а правой продолжал шарить вокруг, едва ли осознавая, что именно он ищет.
Это продолжалось довольно долго, и Кавинант не обращал внимания на создаваемый им шум. Потом его пальцы нащупали посох. Должно быть, Баннор уронил его, и тот упал неподалеку.
Шуршание приближалось. Это был звук множества босых ног, скользящих по камню. Они шли за ним.
Посох! Это был посох хайербренда. Барадакас дал его Кавинанту. И тут он вспомнил его слова:
«В час тьмы вспомни о посохе хайербренда!»
Если бы он мог зажечь его…
Но как?
Холодный воздух кишел вражескими тенями. Их шаги, казалось, скользили к нему сверху.
— Как? — в отчаянии крикнул он, пытаясь зажечь посох одним лишь усилием воли. — Барадакас!
Шаги приближались. Он уже мог слышать хриплое дыхание сквозь шуршание.
На празднике весны он зажегся для него. Дрожа от нетерпения, Кавинант прижал конец посоха к своему кроваво-красному кольцу. И тотчас же красное пламя расцвело на дереве, потом стало бледно-оранжевым и желтым, ярко разгорелось. Внезапный свет ослепил Кавинанта, он вскочил на ноги и поднял посох над головой.
Он стоял у подножия длинного склона, занимавшего половину пола расщелины. Это беспорядочное нагромождение мусора и мягкой глины спасло ему жизнь, смягчив удар от падения и заставив его скатиться на то место, в котором он пришел в себя. Впереди и позади него расщелина тянулась далеко вверх за пределы досягаемости света от его пламени. Неподалеку, скорчившись, лежал юр-вайл, и его черная кожа была мокрой от крови. По дну расщелины, направляясь к нему, шла, шаркая ногами, разрозненная группа пещерников. Они еще были на расстоянии тридцати ярдов, но даже издалека их вид удивил Кавинанта. Они выглядели не так, как другие пещерники, которых он видел. Разница была не только в одежде, хотя эти существа были наряжены в яркие, узорчатые наряды, словно королевские приближенные, развратные и бесстыдные. Физически они тоже различались. Это были старики, состарившиеся преждевременно, неестественно. Их красные глаза были затянуты перепончатыми пленками, а длинные конечности изгибались, словно кости в них за короткое время искривились. Их головы болтались на шеях, которые еще выглядели достаточно толстыми, чтобы быть сильными и прямыми. Их тяжелые, с выступающими венами руки дрожали, как у паралитиков. От них исходило зловоние зла, мучений. Но они шли вперед с непреклонной решимостью, словно им был обещан покой смерти после завершения этого последнего задания.
- Предыдущая
- 113/121
- Следующая
