Война Иллеарта - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 119
- Предыдущая
- 119/129
- Следующая
Он изумленно осмотрелся вокруг. Никто не говорил. Он почти ощущал напряженную мыслительную работу Елены по мышцам ее спины. Он снова посмотрел на Амока, но его счастливая усмешка была такой устрашающей, что он поспешно отвел свой пристальный взгляд прочь. Боль подозрительности начала казаться нестерпимой.
Неожиданное движение Баннора испугало его. Обернувшись, он увидел, что Страж Крови поднимается на ноги. Он вынул сиденье лодки из паза.
А вот и весло! — подумал Кавинант.
Он ощутил вдруг возрастающее возбуждение.
Баннор взял доску обеими руками, перенес ее через край лодки, собираясь грести. Но как только конец доски коснулся воды, какая-то сила захватила ее, выдернула из его ладоней. Ее утащило прямо вниз, в глубину озера. Не было брызг или зыби, но доска пропала как камень, брошенный в глубину. Баннор изучающе посмотрел ей вслед и поднял одну бровь, как если бы отвлеченно размышлял о том, какая же сила могла так легко оторвать что-нибудь от Стража Крови. Но Кавинант был не столь спокоен. Он слабо выдохнул:
— Адский огонь.
Лодка снова заскользила вперед. Она плыла еще несколько ярдов, пока эхо удивления Кавинанта не растворилось вдали. Затем она снова замерла, возобновив почтительное спокойствие.
Кавинант повернулся лицом к Елене, но он не решился выразить свой вопрос словами. Ее лицо осветилось пониманием:
— Да, любимый, — выдохнула она с облегчением и триумфом. — Я поняла. — И когда лодка снова начала скользить по озеру, она продолжила:
— Именно звук наших голосов заставляет лодку двигаться. Таково использование дороги Амока. Судно стремится к собственной цели. Но чтобы везти нас, ему нужно наше эхо. Истинность ее высказывания была до несомненности очевидна. Пока отблески ее голоса рябили по поверхности Земного Корня, лодка легко скользила вперед. Она сама направляла себя между столбами, как если бы была указателем рудоискателя. Вскоре Спуск Земного Корня исчез из виду. Но когда она перестала говорить — когда вежливый подражатель оставил их в тишине и покое — судно снова остановилось. Кавинант расстроено простонал. Он был внезапно обеспокоен тем, что сейчас его попросят говорить, помочь разговором двигать лодку. Он опасался, что не удержится и разрушит сделку, если ему придется произнести достаточно длинную речь. В самозащите, он спешно выдвинул свое требование, пока этого же не потребовали от него. — Ну, хорошо, говори же что-нибудь, — проворчал он Елене.
Светлая неясная улыбка коснулась ее губ — ответ, но не ему, а некоторому соответствию внутренним планам. — Любимый, — ответила она нежно, — в этом у нас не будет затруднений. Многое еще осталось между нами не сказанным. Есть секреты, тайны и источники твоего могущества, которое я воспринимаю, хотя и слабо. И я раскрыла еще далеко не все о самой себе. Здесь подходящее место, чтобы открыть наши сердца. Я расскажу тебе о том, как ранихин взял с собой девочку, дочь Лены из подкаменья Мифиль, в Южную Гряду, и там великие тайные обряды ранихинов научили ее… научили ее многим вещам. Величественным движением она поднялась на ноги, глядя на Кавинанта. Осторожно оперев Посох Закона на дно лодки, подняла голову к потолку пещеры. — Юр-Лорд Томас Кавинант, — сказала она, и эхо разнесло ее голос подобно стае белых гусей, вплетающейся в блестящие воды, — Неверящий и Носящий Белое Золото, любимый — я должна рассказать тебе это.
Ты знал Мирху. Еще юной она пришла к Лене, моей матери, в соответствие с обещанием ранихинов. И именно она унесла меня к великим событиям моего детства, так что никому более они не были известны. До того как эта война подошла к концу, хорошему или плохому, я должна рассказать, как обещание ранихинов тебе было выполнено.
Будь милосердна ко мне! — воскликнул он снова со стоном своего сердца. Но он был слишком ошеломлен, слишком напуган озером и эхом, чтобы остановить ее. Он сидел в немом страхе и слушал как Елена рассказывает ему историю о своем обучении у ранихинов. И все это время судно несло их по наклонной страха, между светящимися столбами озера, оплывая их под резонансы ее голоса, словно бы переправляя их на какой-то ужасный берег. Это случилось с ней когда Лена, ее мать, третий раз позволила ей проехаться верхом на ранихине. Во время двух предыдущих визитов в подкаменье Мифиль, совершенных в силу обещания ранихинов Кавинанту Кольценосцу, старая лошадь из Равнин Ра удивленно вращала своими глазами на маленькую девочку, когда Трелл, ее дед, усаживал ту на ее широкую спину. А на этот раз молодая Мирха доставила ее в древний жеребячий питомник. Кобыла пристально смотрела на Елену взглядом, полным какого-то тайного замысла, характерным для всех ранихинов, и Елена, чувствуя некое предложение ранихина без понимания его, радостно доверилась Мирхе. Она не оглядывалась назад, когда кобыла уносила ее далеко от подкаменья Мифиль в горы Южной Гряды. День и ночь Мирха неслась галопом, унося Елену далеко на юг, по горным тропам и проходам, неизвестным людям Страны. Наконец они добрались до высокогорной долины, поросшего травой ровного пространства, окруженного со всех сторон отвесными каменными стенами, с питаемым весенними потоками небольшим горным озерцом посередине. Это маленькое озеро было каким-то загадочным, и его темные воды не отражали солнечного света. Да и саму долину тоже было интересно созерцать, ибо здесь были сотни ранихинов — сотни гордых лоснящихся жеребцов и кобылиц собравшиеся вместе для редкого и тайного ритуала великих лошадей.
Но любопытство Елены быстро обратилось в страх. Сквозь это дикое сборище, издавая приветственное ржание, Мирха понесла маленькую девочку к озеру, опустила ее на землю и умчалась прочь, беспокойно стуча копытами. И тогда остальные ранихины начали бегать по долине. Сначала они бегали рысью по всем направлениям, налетая друг на друга, но следя за ребенком, как бы стараясь быть осторожными, чтобы не раздавить ее. Постепенно темп их скачки увеличивался. Время от времени несколько ранихинов покидали толпу попить в озере, затем возвращались обратно в толчею так, словно темные воды озера неистово бушевали в их венах. Пока солнце было наверху, великие лошади носились и становились на дыбы вокруг нее, пили в озере, снова бросались бегать в неутолимом буйстве танца безумия. А Елена стояла среди них, и ее жизнь подвергалась опасности от промелькивающих возле нее копыт. Она оцепенела от ужаса и со страхом думала, что если бы она попыталась уклоняться, то наверняка была бы моментально раздавлена насмерть.
Стоя там — затопленная жаром и грохотом, погруженная в ужас предвещания конца ее жизни — она отключилась на некоторое время. Она все еще стояла, когда ее глаза снова начали видеть, стояла прямо и окаменело в последних лучах солнца. Но ранихины не бегали больше. Они обступили ее, они разглядывали ее, изучали ее с видом принуждения в их глазах, некоторые так близко подошли к ней, что она вдыхала их жаркое, влажное дыхание. Они хотели, чтобы она сделала что-то — она могла чувствовать настойчивость их воли, заставившей ее подавить страх. Медленно, одеревенело, безвольно она пошевелилась.
Затем подошла к озеру и испила из него.
Высокий Лорд внезапно оборвала свой рассказ и начала петь заунывную и нагоняющую тоску песню, которая давала выход страсти даже в воздухе Земного Корня. По причинам, о которых Кавинант мог только интуитивно догадываться, она разразилась «Стенаниями Лорда Кевина», как если бы это была ее собственная личная и неизлечимая погребальная тоска.
Где сила, которая защитит
Красоту жизни от гниения смерти?
Сохранит правду чистой ото лжи?
Сохранит верность от пятен позора хаоса,
Который наводит порчу?
Как мало мы воздаем за Злобу.
Почему сами скалы не рвутся
К их собственному очищению,
Или крошатся в пыль от стыда?
Пока эхо ее песенной печали затихало над озером, она в первый раз со времени начала своего рассказа обратила внимание на пристальный взгляд Кавинанта.
- Предыдущая
- 119/129
- Следующая