Зеркало ее сновидений - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 116

• Предыдущая
• 116/181
• Следующая

— Объясните мне хотя бы одно. Почему вы решили, что я лгу относительно Мисте?

Леди замерла, положив ладонь на ручку двери. На лице Элеги появилась улыбка другого типа — страстная, немного напоминающая улыбку, когда-то подаренную Теризе ее сестрой.

— Как я уже сказала, вы ведете себя прекрасно, Териза. Но вы недостаточно хорошо знаете Мордант, чтобы пользоваться силой не рискуя. Вы, видимо, не знаете, что сказанное вами о Мисте совершенно невозможно. Ромиш слишком далеко отсюда. В такую зиму женщине было бы легче в одиночку восстановить проломленную стену, чем пересечь Демесне и Армигит пешком. — Нотка торжества. — Я сомневаюсь, что у вас было намерение заставить меня поверить, будто моя сестра собирается покончить жизнь самоубийством.

И, продолжая улыбаться, Элега вышла из комнаты.

Териза почти не заметила ее уход.

Она вспоминала, как король Джойс стоял перед ней, плотно закрыв глаза, жестоко страдая от мысли, что Мисте вернулась домой к матери, и слезы катились по его щекам.

Если вы солгали мне… — произносил он, словно умоляя. Если вы посмели солгать… — Но ведь он в тот момент должен был прекрасно понимать, что она говорит неправду.

На сердце у нее было тяжело. К несчастью, вся ее ложь, и интриги, и боль, находившиеся внутри ее, отказывались исторгаться наружу. Через мгновение она подошла к двери, открыла ее ровно настолько, чтобы предупредить стражников, что не желает больше никого сегодня видеть, затем закрыла, снова села перед камином и выпила вина больше, чем когда-либо в жизни.

На следующее утро ее терзала страшная головная боль, при такой боли даже крепкие мужчины клянутся, что больше капли в рот не возьмут. Внутреннее давление, казалось, стремилось разнести изнутри череп, а мозг был словно весь исцарапан. Вдобавок ее горло было словно ободрано шкуркой, а желудок влажным камнем тяжело перекатывался внутри живота.

Зато она больше не ломала себе голову над их с Элегой разговором.

Леди и принц Краген, должно быть, образовали нечто вроде союза. Элега знала о встрече Теризы с лордами провинций, потому что об этом ей сообщил принц. Териза не слишком ясно представляла, чего они могли добиваться, но была убеждена, что, независимо ни от чего, королю Джойсу это не принесет ни радости, ни утешения.

И по какой-то причине они хотели, чтобы и она примкнула к их союзу.

После пятого или четвертого бокала вина Териза, к своему изумлению, обнаружила, что ей вовсе не нравится то, что делает Элега. Король Джойс упорно отказывался действовать так, как надлежало ее отцу. Его, похоже, перестала заботить преданность его людей; и все же он не заслуживал того, чтобы его предала собственная дочь.

Но вопрос, который так и остался нерешенным — вопрос, на который не пролили ни капли света ни изрядное количества вина, ни ночь, полная дурных сновидений — был тот самый вопрос, который мучил ее сильнее всего. Как ей следует поступать с Джерадином? Или с Мастером Эремисом?

В состоянии похмелья ласки Мастера не казались уже столь важными или убедительными. Но его логика не утратила своего значения. Фактом было то, что его доводы о недоверии Джерадину были куда лучше обоснованы, чем доводы Джерадина, ожидавшего самого худшего от Мастера. С другой стороны, мысль о том, что Джерадин — предатель, сама по себе казалась абсурдной.

Застонав, не столько чтобы унять боль, сколько чтобы убедиться, что еще жива, Териза с трудом выбралась из скомканного хаоса простыней, в который превратили постель ее сны. В комнатах было холодно; закрыв дверь, она лишила Саддит возможности войти и не могла припомнить, чтобы подкладывала поленья в огонь больше, чем раз или два. Но холод заставил ее действовать увереннее. С трудом натянув халат, Териза поспешила в ванную и выпила столько воды, сколько мог принять ее желудок, затем вернулась к камину в гостиной и попыталась возродить пламя из еще не остывших углей.

В ее состоянии дуть на угли было столь же болезненно, как биться головой о стену. Тем не менее она все это вытерпела, сказав себе, что не пустит никого для оказания помощи. Ей не хотелось никаких аудиенций, пока не прекратились страдания от последствий собственной глупости. Поэтому, несмотря на острую головную боль, она сама развела огонь, приняла ванну и даже, из чистого упрямства, вымыла голову. И оделась сама, выбрав одно из притворно скромных платьев Мисте, теплое, из желтого бархата. И только после этого позволила себе открыть дверь, чтобы посмотреть, не оставила ли Саддит для нее поднос с едой.

И действительно, служанка приносила поднос и оставила его. И — о, счастье — не было никого, кто хотел бы побеседовать с ней. Она смогла спокойно поесть каши и выпить огромное количество горячего отвара, который напоминал ей чай — хотя пах корицей и розовыми лепестками, — прежде чем стук в дверь сообщил о появлении гостя.

Не доверяя собственному голосу, Териза осторожно подошла к двери и открыла ее.

Снаружи стоял Джерадин.

Какой ужас! Только этого ей не хватало.

— Надеюсь, я не побеспокоил тебя, — сразу же начал он. — Вчера у нас не было возможности поговорить. Я хотел бы сказать тебе… — его улыбка потускнела. — С тобой все в порядке? Ты выглядишь больной.

Благодаря Мастеру Эремису при взгляде на пригодника у нее участился пульс, а также нахлынул новый приступ головной боли — возможно, из-за двойственности ее отношения к Джерадину. — Наверное, потому что на мне это платье. — Ее голос звучал брюзгливо. — Желтый не самый подходящий для меня цвет. — Она с трудом изобразила улыбку, более похожую на трещину в фарфоровой вазе, и пригласила его войти.

Едва дверь закрылась, Джерадин сказал, изучая ее взглядом:

— Я пытался увидеться с тобой вчера, но стражники велели мне оставить тебя в покое. Но я не мог не беспокоиться. — Говорил он уверенно, казался смущенным. — Как прошел разговор с Мастером Эремисом?

Ей потребовались все силы, чтобы не застонать и не закрыть глаза.

— Тебе сказал Артагель?

Он кивнул:

— Он, вероятно, сказал бы в любом случае. Но ты выглядела плохо, когда вышла из камеры, и у него не оставалось другого выбора.

— Тогда он должен был рассказать тебе и о том, что, собственно, произошло. — Фальшивая горечь, сквозившая в ее словах, внезапно поразила ее. Когда она начала верить, что имеет право вести себя подобным образом? — Я думала, мне удастся чего-то достичь — думала, я могу изменить хоть что-то. Я собиралась попробовать убедить тебя, что возможно сотрудничество со всеми остальными. — Но вместо этого я буду шпионить за тобой, хотя, после исчезновения Мисте, ты здесь мой единственный друг. Во всяком случае, тот человек, кто ради меня хоть что-то делает. — Но получилось, что я вела себя как последняя дура.

Нет, она не будет делать этого. Она не может исподтишка вести наблюдение за ним. Обещаний и нескольких интимных поцелуев для этого недостаточно. Джерадин слишком важен для нее. Она, конечно же, будет на все обращать внимание. Но не станет никому сообщать, что о нем узнала. До тех пор, пока не обнаружит что-то, что заставит ее поверить в правоту Мастера Эремиса. И тогда она самостоятельно примет решение. И совершенно неважно, что обещал ей за это Мастер Эремис.

Приняв такое решение, она неожиданно почувствовала себя лучше. И вдруг обнаружила, что, чтобы успокоить Джерадина, признается:

— Я вчера слишком много выпила. Наверное, я пыталась утопить свои печали. И моя голова сейчас словно футбольный мяч.

На сей раз в его улыбке было облегчение.

— Я и сам несколько раз поступал так же, — признался он, изображая сочувствие. — Мне почему-то это казалось неплохой идеей. Но на деле только усугубляло мою неуклюжесть.

Мне жаль, что с тобою так получилось, — добавил он с напускным сочувствием. — Я бы хотел, чтобы он выслушал тебя внимательнее.

Териза, я…

• Предыдущая
• 116/181
• Следующая