Двух дорог пересеченье (СИ) - "Nastyad87" - Страница 51

— По вашему, мне до́лжно заслужить их расположение? — Владимир явно начинал злиться. — Зачем оно мне? Пусть катятся ко всем чертям!

Корф хотел было идти дальше, но Наташа, уже привыкшая не бояться вспышек его гнева, удержала Владимира за локоть.

— Вам-то оно может и ни к чему, хотя я бы и тут нашлась, что возразить, — начала она бесстрашно. — Вспомните, что у вас подрастает сын. Неужели вы хотите, чтобы он слушал, что об его отце говорят в округе? Хотите, чтобы он всякий раз краснел со стыда, появляясь в обществе? Слухи — опасная вещь. Из губернии они докатятся до светских салонов Петербурга, а там и до двора рукой подать. Хороша же будет репутация подрастающего барона Корфа! Достаточно уже того, что вы успели натворить к данному моменту!

— И что же я такого натворил, разрешите полюбопытствовать?!

Владимир навис над ней, словно хищный коршун.

— Стрелялись на дуэли с наследником, вследствие чего были с позором выгнаны из царской армии и лишены права носить мундир, а также свои награды! Вам этого мало?!

Наташин голос звонким эхом прокатился по коридору. Корф буравил её взглядом, держась из последних сил. Репнина смотрела, не мигая. Он проиграл. И был готов вот-вот признать своё поражение, броситься к её ногам с мольбой о помощи в искуплении своих грехов. Она права: он ничтожен и жалок в своей нынешней жизни. Но как же трудно поверить в себя. И столь же непросто вновь поверить другим людям, стать добрее к ним, научиться полагаться на их благосклонность.

— Подумайте о будущем, — спокойным тоном продолжила Наташа. — Я не в праве читать вам нотации. Тем не менее, поверьте, вы гораздо лучше, чем думаете о самом себе и пытаетесь показать другим. В ваших силах исправить многие ошибки, а также не нагородить новые.

Она неотрывно глядела на его лицо, замечая, как гнев в глазах Владимира постепенно затухает.

— Дайте вашу руку, — сказал он ей после нескольких минут молчания.

Наташа, ожидавшая чего угодно, только не этого, подала руку в протянутую ладонь. Он подхватил её пальцы и поднёс запястье к своему лицу.

— У вас тоже имеются шрамы. Только вы о них почему-то молчите, ничего мне не рассказываете, — сказал Владимир, переворачивая руку Натали тыльной стороной и поглаживая ссадины, доставшиеся ей вследствие падения с повозки.

— По правде сказать, от царапин ничего не осталось. Так, несколько шершавых рубцов. Бросьте вы это, — ответила она растерянно.

— Я бы убил любого за каждый, даже самый маленький рубец, нанесённый вам, — прошептал он, обжигая ладонь Наташи своим горячим дыханием.

Владимир стал с жаром целовать тонкие изящные линии, короткие чёрточки, образующие неповторимые узоры на её ладони. Натали таяла, словно снег под весенним солнышком. Каждое новое прикосновение отзывалось лёгким головокружением, а ноги предательски подкашивались.

— Не слишком ли много поцелуев для одного утра? — спросила она, хватаясь свободной рукой за стену, дабы не упасть, вопреки своему желанию, чтобы наваждение продолжалось.

— По-моему, поцелуев не может быть слишком много. Тем более, вы сами начали эту игру, — шептал он между новыми поцелуями.

— Я подарила вам всего лишь один поцелуй. И вполне себе невинный.

«Боже, что я несу?» — спросила себя Наташа. Но мысли вновь перепутались, поскольку Владимир запечатлел новый поцелуй — на её запястье, там, где было особенно приятно.

То, что ей так нравились его поцелуи, вскружило голову и самому Корфу. Он позабыл обо всём: о своей злости, об обидах, о том, что ещё мгновение назад они разговаривали на повышенных тонах. Все исчезло, кануло в небытие, стоило ему начать целовать её ладонь, будто нечто волшебное передавалось ему с каждым новым прикосновением. Пламенным взглядом Владимир посмотрел на Натали и, положив её руку на своё плечо, неторопливо притянул к себе.

— Вы переходите рамки приличий, — неуклюже попыталась сопротивляться она, видя, как Владимир наклоняется к ней.

— Перехожу, — хрипло ответил он, касаясь её носа своим носом. — Но гори оно всё, Наталья Александровна!

«И вправду, гори!» — прошептала Наташа, глядя на губы Корфа. Она обвила его шею обеими руками, теперича сама притягивая лицо Владимира ближе к себе. До поцелуя оставалось несколько коротких мгновений. Натали уже почувствовала лёгкое прикосновение его губ к своим, как неожиданно раздался детский голос:

— Папа!

Чьи-то быстрые ножки с грохотом прыгали по ступеням с лестницы, ведущей на первый этаж. За ними поспешно спускалась ещё одна пара ног. Наташа и Владимир, всё еще пребывая в лёгком дурмане, медленно отстранились друг от друга. В коридоре показался Ванечка, бегущий к отцу с довольной улыбкой. За ним, едва поспевая, семенила Акулина. Владимир расставил руки для объятий и ловко подхватил ребёнка.

— Значит, это павда! Ната Санна пиехала! — заголосил мальчик, отмахиваясь от отцовских поцелуев и переводя взгляд на Наташу.

— Да, Ваня, я снова здесь!

— Убежал от меня, шалун, — принялась оправдываться няня. — Как только услышал от Вари, что Наталья Александровна прибыли, так и на месте усидеть не мог — всё порывался вниз сбегать. Вы уж простите, барин.

— Ничего страшного, Акулина, иди, — отпустил женщину Корф. А после обратился к мальчику: — Поздоровайтесь как положено, Иван Владимирович.

Его строгость, разумеется, была напускной, продиктованной лишь тем, чтобы ребёнок вырос воспитанным человеком.

— Добое утро, князьна Натаи!

— Доброе утро, Ванечка. Как твои дела?

— Вос-хи-ти-тейно! — гордо произнёс Ваня, обращая внимание, что он выучил новое слово.

— А хочешь поехать с нами на прогулку? — спросил Владимир у сына. — Посмотреть на лес, реку, огромное поле — словом, увидеть наши владения, которые когда-нибудь станут твоими?

— Хотю! Тока мне это не нужно. Мне нужны вы, папенька, — простодушно ответил малыш. — Хотя нет! Ещё нужны Акуля, Вая, князьна Натаи, мои содатики и заяц!

— Он просто ангел! — умилилась Наташа, гладя Ванечку по голове.

Она встретилась взглядом с Владимиром. Тот ласково улыбался ей и сыну.

Прошло совсем немного времени, и к парадному крыльцу выкатили открытую двухместную коляску, запряжённую парой лошадей. Владимир хотел было посадить ребёнка к себе на колени, как вдруг обнаружилось, что Ванечка мечтает сидеть у Наташи. Пришлось уступить сына княжне. Они расселись, повозка тронулась в путь. Восторгу Вани не было предела — ему было интересно всё вокруг, не говоря уже о том, что его впервые катали в коляске, запряжённой настоящими, живыми, лошадками, а это совсем не то же самое, что кататься на игрушечной! Широко распахнутыми глазами мальчик оглядывал открывающиеся пейзажи, слушая речь Натали, которая, время от времени, ему объясняла: «Это река, она впадает в озеро, расположенное в лесу, и течёт далеко-далеко. Вон и сам лес: смотри, какие зелёные ели с большими лапами — помнишь наши декорации к сказке? А рядом стоят стройные, тоненькие берёзки с листочками, похожими на капельки. Ой, кажется, лиса пробежала! Видишь рыжий хвост между кустов черничника?»

Владимир, слушая её с не меньшим вниманием, чем Ванечка, не мог наглядеться на Наташу с его сыном на руках. Репнина, полностью поглощённая ребенком, не замечала, сколь пристально смотрит на неё Корф. А он всё чаще ловил себя на ощущении того, как тепло становится на сердце всякий раз, когда она рядом, словно его, промёрзшего до костей, отогревали после долгой и холодной зимы.

Во время прогулки они неожиданно столкнулись с соседями из поместья, чьи владения граничили с востока с землями Корфов. Графиня Маргарита Павловна Щеглова, та самая, состоявшая в «Кружке прекрасных дам» и пострадавшая наравне с несколькими другими от рук разбойников, показалась в коляске. Будучи от природы деятельной дамой, она давно взяла на попечение богадельню и приют для сирот, находившиеся в уездном городке, и установила себе привычку проверять вверенные ей заведения. Вот и сейчас Маргарита Павловна в компании своей сестры ехала по делам, когда навстречу им явилась повозка с Наташей, Корфом и Ванечкой.