Двух дорог пересеченье (СИ) - "Nastyad87" - Страница 62

— Ммм…

Натали тряхнула головой и вопросительно посмотрела на брата.

— Так что насчёт гостей мужского пола? Кого бы ты хотела видеть здесь, в нашем доме? — не унимался князь.

— Погоди. Я как-то не готова сейчас ответить на этот вопрос.

Надо бы признаться брату, что единственным господином, которого ей хотелось бы видеть, является не кто иной как Владимир Корф. Но она промолчала. И дело было не только в том, что Натали не ведала, какова будет реакция Михаила. (Хотя навряд ли он стал бы так уж явно противиться.) Ей виделось, что, прежде всего, необходимо объясниться с самим Владимиром, и только потом объявлять обо всём Мише.

— Как знаешь, — отозвался Репнин. — Только позволь всё же попросить тебя подумать над моими словами. Разумеется, когда дела на фабрике пойдут, я смогу обеспечить всех нас. Однако разве добровольное одиночество для молодой женщины есть хорошо? Если твоё сердце свободно — это одно. А если тебе кто-то симпатичен — нужно, что называется, ковать железо, пока оно горячо. К тому же, вдруг завтра тебя попросят обратно во дворец. Тебе очень хочется вновь прислуживать принцессе Марии и её мужу? Сколько ещё будет длиться твоя жизнь, посвящаемая другим людям? Давно следует заняться собственной.

К ним, постучавшись, неожиданно вошёл лакей Корфа Алёшка и передал письмо для Михаила. Князь, отпустив слугу, развернул небольшой листочек и быстро пробежал текст глазами. Увы, Натали не удалось разглядеть, что было написано в послании.

— Володя просит, чтобы я срочно к нему приехал, — сказал Репнин, вставая.

— Что-то случилось?

— Не думаю, что грянула катастрофа. В письме говорится, что у Корфа ко мне какой-то важный разговор.

— Тогда поезжай немедля, — посоветовала Натали, отпуская брата.

«Быть может Владимир решил попросить моей руки у Миши?! — воскликнула она про себя, когда след Репнина простыл из её комнаты. — Да нет, навряд ли! Уверена, он сдержит своё слово и сперва поговорит со мной, а уже потом перейдёт к официальным церемониям с участием брата и прочих. Но тогда что за срочность?» Какое-то странное предчувствие опасности завладело ей. И она никак не могла взяться вновь за свои пяльцы.

***

— Эх, отчего люди порой никак не хотят учиться на собственных ошибках, подобно слепцам, наступая на одни и те же грабли?! — вопрошал Михаил, выслушав спустя совсем немного времени своего друга.

Только что ему поведали о визите наследника, вкратце обрисовав ситуацию и опустив расспросы последнего о чувствах Корфа к Наташе. Промаявшись в раздумьях всю ночь, Владимир решил на утро, что Миша должен знать о внезапном госте, поэтому послал записку к князю. В конце-концов, являясь ближайшим родственником Натали, судьба которой была ему отнюдь не безразлична, именно Репнин мог помочь найти выход из положения. Правда, похоже сам князь пребывал в не меньших смятениях, чем Владимир.

— И всё-таки, я не понимаю, — продолжал Михаил, глядя на сидевшего напротив Корфа. — Почему он так привязался к Наташе? При дворе столько красивых женщин. Уж если их высочество не желают хранить верность в браке, так выбрали бы себе кого-нибудь другого! Почему этой дамой должна становиться моя сестра?

— Возможно именно потому, что Наталья Александровна пока имеет силы дать ему отпор, — объяснил Владимир. — Видишь ли, Мишель, гораздо интереснее завоёвывать женщину гордую и знающую себе цену, нежели ту, которая готова бежать за тобой по первому зову.

— Но ведь есть же принцесса! Судя по тому, с каким восторгом о ней отзывается Наташа, Мария — любящая, верная жена. Заботливая мать. Чего же ему ещё надо?

— Видимо, сердцу не прикажешь, — пожал плечами Владимир. — Любовь часто слепа и не следует голосу разума. Помнится, ты сам мне об этом когда-то говорил.

Репнин замахал руками, словно желая отделаться от назойливых мух:

— Тебе не кажется, что следует разделять любовь и плотскую страсть, вожделение? Вспомни хотя бы историю с Калиновской. Уж как Александр пылал к ней чувствами! Но потом сам же был рад-радёшенек избавиться от неё, когда несчастная вернулась из Польши искать любви их высочества. А вот принцесса Мария как была невестой цесаревича, так и осталась. Также, как теперь: что бы ни случилось, она будет его женой.

— Мне жаль Марию. Что за судьба у неё? Терпеть ветреный характер своего супруга, идти с гордо поднятой головой, не замечая сплетен и пересуд.

— Меня сейчас больше всего беспокоит судьба сестры. Не хотел бы я, чтобы она повторила путь Калиновской! Ведь тогда жизнь Наташи будет сломлена! От неё отвернётся двор. И весь свет тоже. Её перестанут принимать где бы то ни было. Кто из порядочных господ соблаговолит посмотреть в её сторону? Уже никто! Что же нам делать, что?!

Когда тревожные восклицания Михаила были окончены, Корф потянулся к бутылке с бренди. Откупорив её, он налил янтарную жидкость себе в рюмку и вопросительно посмотрел на друга.

— И мне налей! — махнул Миша.

Достав вторую, Владимир наполнил её и протянул Репнину. Они молча чокнулись и не спеша начали пить, растягивая удовольствие от напитка.

— Знаешь, я тут пытался выведать у сестры: не влюблена ли она в кого? — сказал Михаил между глотками. — Уж больно мечтательной она сделалася. Всё витает где-то.

Владимир едва не подавился своим бренди.

— И что она тебе сказала? — выдавил он, хрипя и делая вид, что просто напиток попал не в то горло.

— К сожалению, ничего определённого. У неё сплошные тайны! А ведь, согласись, как было бы хорошо, если бы Наташа вновь влюбилась да ещё и взаимно. (Репнин заинтересованно наблюдал за Корфом, безуспешно пытающимся побороть свой кашель.) Уверен, это был бы достойный человек. Трудно представить сестру рядом с отпетым негодяем. Хотя, вот если вспомнить Андрея, то нельзя сказать, что он вёл себя порядочно. Упокой Господь его душу, тем более, что не о нём сейчас речь. Если бы Наташа полюбила и вышла замуж — ей не надо было бы возвращаться ко двору. То есть, если бы она, конечно, пожелала, то могла бы служить принцессе уже замужней дамой. Но мне почему-то кажется, что нет, она бы не захотела.

— Я тоже об этом думал: и вчера вечером, и сегодня ночью, — согласился Владимир, наконец откашлявшись. — Брак Натальи Александровны действительно спасёт её шаткое положение. Вряд ли их высочество опустится до такой низости, как соблазнять замужнюю даму. Быть может он, наоборот, тут же охладил бы свой пыл.

— Наверняка так бы оно и случилось. Кроме того, выросло бы ещё одно препятствие в лице мужа, — одобрительно кивнул Репнин.

— Который, уверен, не дал бы в обиду Наталью Александровну.

— Хорошо ещё, что наследник просто с тобой поговорил, а не вызвал на дуэль, как в истории всё с той же Ольгой, — рассуждал Миша задумчиво. — Как его, однако, задело, что сестра ухаживала за тобой. И про ваше пребывание в столице он выведал. С чего он так взъелся именно на тебя, как считаешь?

Князь Репнин посмотрел на Владимира столь пристально, словно желая увидеть, прочитать скрытые мысли последнего.

— Полагаю, в нём играет задетое самолюбие, — ответил Владимир, не отводя взгляда. — Птичка выпорхнула из клетки! Теперь их высочество желают посадить её обратно. И обыкновенная мужская ревность, чувство собственности, что твоя сестра не может принадлежать никому, кроме их царственной персоны.

Михаил медленно кивнул в ответ. Он потянулся к бутылке с бренди, желая налить себе ещё. Меж тем Владимир, отказавшись от добавки, вертел свою рюмку в руке, рассматривая узоры на стекле.

— Может быть мне стоит дать ещё один бал, на котором собрать не обременённых узами брака господ?

— И превратить жизнь Натальи Александровны в ярмарку женихов?

— Тогда наоборот — надо отвезти Наташу на ежегодные балы, устраиваемые в столице для незамужних девиц. Я мог бы сопровождать её: один или вместе с Лизой. Только ждать-то надо до следующей весны! Слишком долго, учитывая нюансы.

— Мне всегда претил обычай, состоящий в том, что маменьки весь год готовят своих дочек, словно товар, на эти самые балы, — поделился Владимир. — Будто любовь нельзя встретить никак иначе, ежели не выставляя себя во всей красе. При том, даже не столько перед мужчинами, сколько перед своими соперницами. Барышни хвастают друг перед другом имеющимися талантами: к пению, танцам, умению выгодно подать себя. И всегда находится горстка несчастных, которых природа этими талантами обделила. Или которые, в силу стеснительности, так и не решаются явить свои достоинства публике. Они стоят в сторонке, жмутся поближе к самым неприметным углам. Редко какой мужчина обратит на такую скромницу своё внимание. Хотя и они, возможно не менее других, достойны счастья, а не прозябания в старых девах. Просто у них не имеется главного таланта, гарантирующего успех, — продавать себя.