Якудза из другого мира. Трилогия (СИ) - Калинин Алексей - Страница 127

И снова ему с трудом удалось назвать меня господином. Хинина господином… Как его только не передернуло?

– Вы не ошиблись. Я именно тот, кто вам нужен. Знаете, я ещё и петь умею! Правда, пою громко, но противно. Если вы выберете песню, то я ещё и станцую! И знаете, я всё‑таки всё взвесил и решил – третий!

– Что третий? – снова рявнул комиссар.

– Третий размер груди должен быть у девушек, которые меня сопровождают. Если будет два с половиной, то меня могут раскрыть, а так…

– Вон! – выкрикнул краснющий комиссар.

– Где? – невинно захлопал я глазами.

– Выйдите вон! Закройте дверь с другой стороны и не открывайте до тех пор… Вообще никогда не открывайте эту дверь! Никогда! Когда вы будете нужны, то вас вызовут, а пока…

Похоже, что у комиссара понемногу получалось брать себя в руки. Он успокаивался, а этого нельзя было допустить.

– А пока давайте я вам остальные хокку почитаю? У меня есть даже весьма пикантные. И я… Вот сейчас встану в позу и…

– Пошел вон!!! – уже истерически заорал комиссар.

Меня просто вынесло за дверь звуковой волной. Похоже, что не судьба мне узнать карьеру стукача… Неподалеку стоял Акира, он вопросительно вскинул брови и кивнул на дверь, мол, чего там?

– Про мебель разговаривали, – пожал я плечами. – Предлагал ему купить японский шкаф.

– А чего он так орал?

– В цене не сошлись, – махнул я рукой.

На входе в дом сэнсэя Норобу Киоси сочувственно вздохнул и ободряюще подмигнул, мол, держись. Сам маленький тануки сидел чуть поодаль от ступеньки и занимался набиванием кулаков – он бил сжатыми кулаками в песок. Да не в простой песок, а в пересыпанный галькой. Сия адская смесь находилась в деревянной кадушке, которая поскрипывала при каждом ударе.

Раздавался шмяк, потом скрип, а затем Киоси ойкал. Музыкальный ряд боли и страдания. Но Киоси не отступал, он продолжал набивать костяшки.

– Тренируешься? – спросил я, подходя ближе.

– Да, сэнсэй Норобу заставил. Говорит, что так я лишнюю энергию должен выплеснуть, – вздохнул Киоси.

Я заглянул внутрь кадушки, там бордовыми кляксами отражались места ударов. Похоже, что Киоси уже не первый час тренируется. И что же с его кулаками?

– Покажи кулаки.

Киоси нахмурился и покачал головой. Опустил глаза и снова ударил в песок:

– Нечего меня жалеть. Я ради мести тренируюсь, а царапины и ссадины заживут. Тебя учитель Норобу ждет, может, рядом со мной сядешь. Тоже начнешь лишнюю энергию выплескивать…

Я потрепал малыша по жестким волосам. Он недовольно отдернул голову, вроде как нечего лезть к серьезному мужчине с коровьими нежностями. Ну и ладно. Пусть тренируется.

– Смотри, весь не расплескайся, скоро ты мне понадобишься для тренировки на объекте.

Я подмигнул оборотню, разулся и вошел в дом.

Дома меня встретило суровое лицо сэнсэя. Он уже был в курсе происшедшего в школе. Правда, на этот раз ни он, ни Мизуки не приехали, чтобы выручить меня в полицейском участке. Похоже, что мои приключения их изрядно достали.

– Расскажешь? – вот и всё, что он спросил.

Ни мата, ни рассуждений о моих ущербных родственных корнях, ни попыток представления того огромного валуна, о который я долго и упорно набивал голову. Просто одно слово.

Сэнсэй сидел на циновке в позе лотоса и явно только что отобедал. Три пустые чашки стояли перед ним, поблескивая ещё влажными поверхностями. Чуть поодаль лежали хаси, палочки для еды.

Что же, в состоянии сытости человек должен был быть спокойным и неагрессивным. Я понадеялся на это, когда сел напротив сэнсэя и начал свой рассказ. Не стал заострять внимание на том, что произошло в кабинете учителя физкультуры, а сразу же перешел к эпизоду с Кеничи. Тут уже я старался не упускать ни одной детали. Постарался воспроизвести наш диалог если не в лицах, то максимально приближенно к оригиналу.

Сэнсэй слушал. Его глаза не отрывались от моего лица, но он не фиксировался на какой‑то одной детали, а смотрел как бы сквозь меня. Как будто задумался. И мне чертовски не хотелось его выводить из задумчивости, но ребра снова начали ныть. Когда я пустил режим сканирования, то обнаружил три трещины в правой стороне грудины. Неприятно, особенно когда мы с Масаши договорились по поводу проведения тренировки.

Норобу так и не пошевелился, когда я закончил рассказ. Он всё также смотрел в пустоту. Я поднялся, наложил себе лапши и вернулся на место.

А чего? Если сэнсэй находится в прострации, то я не обязан быть голодным. Пусть немного, но червячка заморить нужно, тем более что энергии сегодня потерял немало.

– Значит, это всё дело в лекарстве, которое блокирует боевые меридианы… – медленно проговорил сэнсэй. – Неужели Ицуми нашел старинные свитки?

– Какие свитки? – спросил я, проглотив очередную порцию лапши.

– В общем, расскажешь всё то же самое, что рассказывал в полиции, – отрезал старик, словно разговаривая сам с собой, а не отвечая мне. – И обязательно добавь про лекарства Ицуми.

– Я же только что рассказал…

– Да не мне, а нашим гостям, – со вздохом произнес Норобу, всё также глядя в никуда.

– Каким гостям? Приедет Мизуки с Хаяси?

– Поставь чайник, убери здесь всё и достань самые лучшие чашки. Сейчас я принесу свой самый редкий чай. Эх, хотел оставить его, чтобы выпить на предсмертном одре, но, похоже, что могу до него не дожить.

С этими словами старик легко поднялся и пошел в свою комнату.

– Да кто приедет‑то? – крикнул я ему в спину.

– Тебе лучше переодеться, Тень, – последовал лаконичный ответ.

Вот и всё. Я остался сидеть с недоеденной лапшой. Но, если Норобу ничего не объясняет, то значит, дело пахнет керосином. Лапшу можно и потом доесть, если будет кому доедать.

К нам едут гости. И явно эти гости не просто так приедут, а с подарками. Не пора ли вызывать подкрепление?

– Ты поставил чайник? – спросил из своей комнаты сэнсэй.

– Нет, я не собираюсь его ставить, пока ты не…

– Такаги‑сан! Поставь чайник и приведи себя в порядок! – рявкнул сэнсэй так, что у меня даже хаси в пальцах треснула.

Похоже, что дело действительно серьезное. Я активизировал функцию «электровеник» и мигом убрал всё со стола, пока под донышком чайника мерно гудело пламя. После этого умылся, морщась от боли в ребрах, и кое‑как натянул чистую одежду.

Чайник уже вовсю плевался паром, когда я положил рядом со столиком ларец, инструктированный полудрагоценными камнями. На крышке ларца золотой нитью была выложена картина, изображающая бой дракона с тигром. В ларце хранились самые лучшие чашки‑тяван для особо важных гостей.

У сэнсэя керамические тяван были изготовлены в стиле раку и походили больше на пепельницы неумелых стеклодувов, чем на изделия высшего искусства. Но, как сказал сэнсэй, от чашек требуется быть устойчивыми, но лёгкими, а также иметь гладкую внутреннюю поверхность. При этом в тяванах ценились «несовершенства»: следы пальцев гончара, неровные рисунки на поверхности и так далее. Размер чашки должен позволять размещение веничка, ложечки и салфетки, но в то же время она должна удобно помещаться в ладонях. При созерцании чашки смотрящий оценивает гармоничность сочетания верхней кромки, корпуса и основания.

В общем, в тех вещах, в которых я видел хрень полнейшую, сэнсэй и ему подобные ценители искусства видели изящество и красоту. Ну а я не допускался даже касаться этих тяван, Киоси же вообще строго‑настрого было запрещено смотреть в сторону ларца.

– А теперь будь спокоен и невозмутим. Нельзя терять лицо даже в самых сложных ситуациях, – проговорил сэнсэй, выходя из своей комнаты. – Я сам буду вести чайную церемонию. Ты же постарайся… Нет, даже не постарайся, а сделай так, чтобы ни одно дурное слово не сорвалось с твоих губ. Расскажи про Ицуми. Но терпи, если вдруг что не так… Стань центром вежливости…