Предателей (не) прощают (СИ) - Суботина Татия - Страница 26

Он просто оставил мальчишку один на один с выбором!

– Не думаю, что это была хорошая идея, – слова только-только сорвались с моих губ, как сзади послышалось:

– И чего ты предлагаешь? – это Саша уже шел за нами нога в ногу, не отставая.

Давыдов победно улыбнулся, правда к мальчишке он обернулся с такой серьезной миной, что инфаркт схлопотать можно было.

– Во-первых, отдай то, что забрал у Маши.

Я глаза выпучила, когда парень мне протянул смартфон:

– Ты это, прости, что ли, – промямлил он, пряча взгляд. – Рефлекс у меня, поганый.

«Рефлекс уличного выживания», – про себя добавила я.

– Во-вторых, если я буду что спрашивать, отвечаешь честно. Со лгунами и ворами дел не имею, усек?

– Усек, – кивнул Саша. – Что дальше?

– А дальше мы пообедаем и посмотрим фронт работ.

– Фронт чего? – нахмурился мальчишка.

– Показать, где живешь, все равно придется, – добил его Давыдов.

Саша замялся, мне даже на мгновение показалось, что он откажется от этой авантюры, но нет, мальчишка свой выбор сделал.

Давыдов не побрезговал посадить оборвыша в свою новенькую машинку, у мальчишки всю дорогу глаза блестели, словно выиграл в лотерею и получил кучу подарков на Новый год одновременно.

У кафе Иван затормозил и повернулся к Саше:

– Сколько порций брать? – спросил как у взрослого.

– Пять, – выдал парень, не моргнув и глазом.

Давыдова не было минут десять, за это время я хоть и пыталась разговорить Сашу, но он не поддавался. Не грубил, лишь смотрел волком и на контакт не шел.

Мужчина вернулся с порциями качественного обеда навынос. Для нас с ним по контейнеру и мальчишке пять, как и заказывал.

Поели в машине. Я, правда, хотела чисто по-матерински скомандовать, чтобы Саша пошел в кафе и вымыл руки, но Давыдов меня опередил. Молчаливо кинул в парня пачкой мокрых салфеток, тот сообразил без нотаций.

Отбивная под сливочным соусом, картошка-пюре и салат – все было очень вкусно и сытно, правда я не могла заставить себя глаз отвести от парня. Через зеркало заднего вида следила, как Саша накинулся на еду, словно неделю голодал. Хотя… Что мы, в общем-то, о нем знаем? Ровным счетом ничего, лишь жажду выжить видели.

Четыре порции мальчишка оставил, так бережно их прижимал к себе, словно самое дорогое сокровище, пока мы ехали по указанному им адресу.

Я никогда не была в этой части города, слишком далеко ехать, на окраине, да и незачем. Но стоило нам въехать на территорию узких улочек и увидеть кучкующуюся возле пивных ларьков пацанву, поняла, что лучше одной в эти широты не соваться.

– Под тополем тачку оставь, – скомандовал Саша. Давыдов, не споря, послушался, у мальчишки даже грудная клетка расширилась от гордости, он снизошел до объяснений: – Здесь территория Черного, тачку не тронут, хотя сам он в отсидке сейчас.

Давыдов кивнул и заглушил мотор.

Перед тем как выйти из машины, я на мгновение закрыла глаза, собираясь с силами.

«Малолетка, не пришьешь, отсидка, – продолжало отдаваться эхом в голове. – Господи! Да лучше чиллиться, хайп, кринж и остальное на птичьем от своих сыновей слушать, чем встретиться с такой изнанкой жизни из уст детей».

Буквально через несколько минут мы стояли у видавшей виды двухэтажки: трещины в стенах, деревянные оконные рамы «пни – и выпадет», вместо многих стекол простая клеенка.

Я смотрела на все это и не могла принять мысль, что до сих пор существуют люди, которые живут в бараках на собачьих условиях…

Собачьих, ха! Многим собакам теперь за евро одежку покупают и водят в элитные салоны к стилистам.

А здесь вот люди живут почти что на улице, без элементарных удобств и с единственным туалетом на этаж.

Такое вот се ля ви.

Спасибо Давыдову, что крепко держал меня за руку, у самой что-то ноги плохо шли…

Возле единственного подъезда Саша замялся и нерешительно оглянулся на нас.

– Может,  я это… сам? А вы на улице тут…

– Нет, – оборвал парня Иван. – Веди.

То ли мужчина обладал странной магией, влияющей на мальчишку, но тот его пока слушался беспрекословно.

Как я и думала, плесень, трещины, мусор, исписанные граффити стены и стойкий запах мочи – не кошачьей. В комнате, куда нас завел Саша, негде было стать от грязи и пустых бутылок, на кровати жались друг к другу трое малышек – лет трех-пяти по виду, а на полу валялась женщина.

– О-о-о, Санька! – пропела она, оглядывая нас нетрезвым поплывшим взглядом. – Ты гостей привел, что ли? Так мне и угостить нечем, ик!

В засаленном халате, со слипшимся колтуном вместо волос и распухшим от беспробудного пьянства лицом. Я не взялась бы сказать, сколько этой особе лет. Только вот, судя по детям, старой она не была.

– Хотя гости нынче дорогое удовольствие, ик! Пусть со своими харчами приходят! – захохотала женщина.

– Я поесть принес, – буркнул Саша и сгрузил контейнеры на стол.

Надо же, теперь я понимала, почему пять порций. И даже о матери не забыл…

– Ты же сказал, что у тебя нет матери, – напомнил Давыдов парню, внимательно следя за его реакцией.

– Так разве ж это мать? – буркнул мальчишка, а у самого губы затряслись. – Нет ее. А сестры есть.

И он, подхватив три контейнера, уселся возле малышек, чтобы их накормить.

Я дернулась к ним:

– Таким маленьким детям нельзя… – но была остановлена Давыдовым, что крепко держал меня за руку и не давал ни на шаг от него отойти.

– Такие дети, Маша, и гвозди переварят. Они слишком жить хотят, чтобы болеть, – сказал он и тут же спросил Сашу: – Давно пьет?

– Как папки не стало и нас сюда переселили, так и не просыхает. Года два уже.

– Ой, мой Петя-я-я,  – заголосила вдруг страшным голосом женщина. – На кого ж ты меня оставил, горемычну-ую, ик!

Я вздрогнула, а Давыдов подхватил горе-мамашу под руки и потащил вон из комнаты.

– Побудь здесь, – отдал приказ он.

– Куда, ик! Пусти ты! – вяло отбрыкивалась она, водка в крови была сильнее и замедляла реакции. – Куда?! Эй!

– Может, я помогу? – робко двинулась к Саше, троих одновременно он кормить не успевал.

– Сам! – категорично ответил этот маленький мужчина, который все еще глядел на меня волком.

Я не обиделась, теперь немного лучше понимала его отношение к женщинам…

Давыдов отсутствовал с полчаса, девочки уже были накормлены и аккуратно вытерты теми самим мокрыми салфетками, что Саша захватил из машины. Когда Иван с горе-матерью вернулись, та почти твердо держалась на ногах, правда была мокрая с головы до пят и дрожала.

– Люба, – представила мне женщина. – Иванова.

«Любовь, значит… Вот какая ты бываешь», – некстати подумалось мне.

– Опеку пока придержу, но ситуация теперь у меня на личном контроле, – заговорил Давыдов, не дав мне и слова вставить. –  Сегодня к вам приедут мои люди и приведут это место в божеский вид, привезут продукты, будем решать вопрос с реабилитацией, работой и учебой.

Саша поднял глаза, полные неверия, на Ивана.

«Так не бывает», – кричало все в них.

– А ты на секцию пойдешь, пацан, – не предлагал, ставил в известность мужчина. – Чтобы дурные мысли в голову не лезли, усек? Сегодня улица, завтра наркота, тюрьма – и привет, костлявая.

Мальчишка губы поджал, голову опустил, и его плечи вдруг стали мелко подрагивать.

«Плачет», – поняла я.

 Люба неловко пригладила трясущейся ладонью мокрые волосы:

– Спасибо…

Мы долго у них не задержались, почти сразу вышли. Машину, правда, никто не тронул, хотя детвора облепила ее со всех сторон – яркое пятно для такого района.

По дороге Давыдов совершил ряд звонков, где дал точные указания по поводу Ивановых. А когда притормозил у моего дома, мы еще минуты с две просто молчали.

– Вань… – повернулась к нему, сама толком не понимая, о чем хочу спросить или сказать.

Сегодня Давыдов открылся для меня совершенно с другой стороны, и я совсем не знала, что с этим открытием дальше делать.