Ильич - Волков Сергей Владимирович - Страница 11

…Поднялся ветер. Зашелестели остатками листвы деревья за линией ЛЭП, потом к их шуму присоединилось басовитое гудение проводов. Распятые скелеты гигантских боевых человекоподобных роботов держали в обрубленных руках гирлянды изоляторов и потряхивали ими, как цыганки – монисто.

Серый вышел из будки, увидел друзей. Малой заметил его первым, улыбнулся.

– О, наш шеф, – сообщил он остальным. – Пахать будем.

Челло медленно и обстоятельно затушил сигарету черными пальцами, спрятал чинарик за отворот выцветшего джинсового кепи.

– У забора, – сказал Серый, подойдя ближе. – Большая, два на два. К вечеру надо сделать. Афганец платит по пятихатке.

– У, круто! – восторженно воскликнул Малой, поднимаясь. На его серых штанах виднелись жирные пятна, похожие на камуфляжные – вчера Малой сел на недоеденный Серым хлеб, политый подсолнечным маслом, за что получил по толстой красной шее. – А чё за собака? Чья?

– Не знаю, – Серый пожал плечами. – Да и какая на хрен разница? Пошли.

– «Нет стариннее дворян, чем садовники, землекопы и могильщики; они продолжают ремесло Адама»[6], – сказал Челло, медленно, в несколько приёмов, выпрямляя длинное туловище.

– А он был дворянин? – удивился Малой.

Челло довольно захихикал, затряс похожей на стекловату бородой и ответил непонятно:

– Он первый из всех ходил вооружённый.

Третий приятель Серого, Индус, монументально повернул голову и его тяжёлый взгляд упёрся в Челло. Несколько мгновений Индус размышлял, стоит ли, потом все же вступил в разговор.

– Ну-у… у него не было оружия, – прогудел он.

Челло откровенно обрадовался, едва не подпрыгнул. Начинался спектакль. Серый скривился. Челло вкрадчиво спросил у Индуса:

– «Да ты кто? Язычник, что ли? Как ты понимаешь писание? В писании сказано: «Адам копал»; как бы он копал, ничем для этого не вооружась»?[7]

Индус засопел. Он уже понял, что Челло опять его развёл со своими цитатами из никому, в чем Индус был уверен, неизвестных книг, но, как обычно, не понял, в чем прикол. В другой раз тяжёлый, словно бы покрытый коркой глины, кулак Индуса уже врезался бы в бороду Челло, но сегодня Индус маялся с тяжкого похмелья и ему было банально лень «ставить этого чмыря на место».

– Козел! – бросил Индус.

Челло досадливо крякнул и тоскливо пробормотал, ловя «волну»:

– «Не ломай себе над этим мозги, дружок; потому что глупый осел от колотушек скорей не пойдёт, а ежели тебе в другой раз зададут такой вопрос, скажи: «могильщик»; дома, которые он строит, простоят до судного дня. Вот что, сходи-ка к Иогену, принеси мне скляницу водки…[8]»

– А в ладошки тебе не посерить? – мрачно поинтересовался Индус. – Водки ему… В рог ща дам – и забалдеешь, чмо.

– Хорош, – остановил его Серый. Он не любил, когда Индус начинал «быковать». – Работать надо.

Серый работал на Ёриках не потому, что так надо или что он надеялся заработать тут много денег. Много заработать нельзя, это все знают, много можно только «сделать» или «хапнуть». Но как-то надо жить, чем-то заниматься. И потом – Клюква.

Девушка Серого, которая живёт на «Двенашке» с сыном Флинта.

Девушка – это деньги. Много. В Средневолжске, чтобы иметь девушку, нужно тысячу каждый день. Или две. А для такой, как Надюха-Клюква – и пяти будет мало. Правда, чтобы заработать пять тысяч в день, нужно выкопать десять таких могил, как предстоит сегодня.

А это невозможно…

Индус, самый здоровый из землекопов, выкидывал мокрую глину из могилы; Малой и Серый, отработав своё, сидели на сложенных крест-накрест лопатах и курили одну сигарету на двоих. Серый прятал сигарету в кулак, выпуская дым. Челло маячил в стороне, глядя в небо. Он называл это «пятиминуткой медитации».

– Все, хорош, давай! – Малой протянул руку за сигаретой.

– Ещё две затяжки, – не поворачиваясь, уверенно сказал Серый.

Он затянулся, выпустил длинную струю желтоватого дыма, тут же пронзённую сотней мелких дождевых капель, и закашлялся. Малой покосился на бетонный обелиск с грубо выбитыми словами: «Амур, овчарка. Спи, верный друг», поёжился.

– А у зверей привидения бывают?

Серый сплюнул, пожал плечами.

– Ну… наверное.

– Как повылазят из могил в полнолуние да как зачнут кровь пить – у-у-у… – загудел над ухом Малого Челло.

Пятиминутка закончилась, и ему требовалось общение. Малой улыбнулся во все свои тридцать один, кивнул на Серого.

– У кого? У бати его?

Серый снова сплюнул.

– Он мне не батя. И крови у него нету, там один спирт!

Малой засмеялся.

– «Кентервильский призрак до смерти боялся привидений», – процитировал одному ему известный источник Челло.

Индус воткнул лопату в дно могилы, сердито посмотрел на них.

– Э, уроды, вы запарили косить. Всё, я своё отпахал. Малой, дай руку!

Малой нехотя поднялся, подошёл к краю могилы, протянул Индусу руку, но тот не успел за неё схватиться. На дороге у забора остановился заляпанный дорожной грязью джип, чёрный и блестящий. Медленно, с тихим гудением, опустились тонированные стекла на передней и задней дверцах.

Серый судорожно сглотнул. Он узнал машину, а внутри увидел Светку Поляну, рыжую Ирку с Дзержинского, почему-то завернувшуюся в жёлтое махровое полотенце, Лёньку в вязаной шапочке и… и Клюкву.

Его Надю.

За рулём небрежно развалился сын Флинта – Игорь, всему городу известный как Сын. Или Сынуля. Ровесник Серого.

Девки посмеивались, глотали джин-тоник из зелёных банок, Ирка курила коричневую сигаретку «Море», тонкую и длинную, все время смеялась и кашляла. Дым она выпускала тонкой струйкой, похожей на мохеровую нитку.

– Привет, пацаны! – улыбаясь, сказал Поляна.

Малой вскочил, словно щенок, которого позвали гулять.

– Привет, девчонки! Айдате с нами тусоваться.

Поляна захихикала.

– А у вас грязь лечебная? Мне кожу отбелить надо.

Малой уверенно кивнул.

– На самом деле лечебная. Иди сюда, я тебя отбелю. Всю!

Поляна отрицательно помотала гривастой головой.

– У меня туфли новые, не пройду.

Она на мгновение исчезла из окна джипа, и тут же оттуда появилась голая нога в красной туфле. Ирка за спиной Поляны фыркнула, едва не выронив сигарету, захохотала.

Серый смотрел на Клюкву, маячившую в соседнем окне. Она улыбнулась, что-то сказала Сынуле, тот снисходительно усмехнулся.

Поляна продолжала веселиться.

– Видал? Давай, я пойду к тебе… если куртку постелешь.

Малой тут же стушевался.

– Не, у меня куртка на самом деле новая…

Сынуля решил, что пора завязывать с этим «аншлагом». Он перегнулся через Клюкву и крикнул:

– Э, ёрики! Чтоб яма как у людей была, на два с половиной метра! Стёпа у нас мальчик крупный был, сто сэмэ в холке. Поняли-нет? Батёк сказал: «Лично проверю».

Серый тихо пробормотал:

– Да пошли вы оба… проверяльщики.

Он поднялся, рукавом стер с лица дождевую воду, сделал несколько шагов по жирной, скользкой глине к забору и сказал, стараясь не смотреть в красное, лоснящееся лицо Сынули, торчащее сбоку от Клюквы.

– Надя. Можно тебя на два слова?

Клюква мельком, как-то очень быстро, мазнула взглядом по лицу Серого, нарочито громко засмеялась.

– Не, сыро. Так говори. У меня от подруг секретов нет.

Серый почувствовал, как каменеет лицо, сжал кулаки.

– На ярмарку в воскресенье пойдёшь?

– Не-а, – все также глядя в сторону, покачала головой Клюква.

У неё был яркий макияж, длинные серьги-подвески в ушах, и они плясали, словно живые, в такт движениям головы.

– А чё? – проклиная себя за косноязычие и непонятную злость, которая только мешала, спросил Серый.

– Не чё, а что. Я днём не могу, занята.

– Чем? – Серый задал этот вопрос машинально и тут же проклял себя за него. Не надо было. Не надо…