За Веру, Царя и Отечество - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 225
- Предыдущая
- 225/298
- Следующая
Алексеев называл требования румынского Генштаба "чрезмерными и неразумными", но французы этого понимать не хотели, их пресса и дипломаты вовсю вопили, что Россия из "эгоистических соображений" противится союзу с Румынией и лишает Антанту шансов на скорую победу. Впрочем, на какие бы уступки ни шла Россия для общесоюзных успехов, все оказывалось мало. Спасение французов в 14-м, отвлечение ударов на себя в 15-м уже "не считались". В марте французский посол Палеолог не без злорадства писал: "Если русские не будут напрягаться до конца с величайшей энергией, то прахом пойдут все громадные жертвы, которые в течение 20 месяцев приносит русский народ. Не видать тогда России Константинополя: она, кроме того, утратит и Польшу, и другие земли". В общем, известное утверждение, что большевики Брестским миром лишили Россию плодов победы, получается верным лишь наполовину. Даже в период полной лояльности среди союзной дипломатии имелась группировка, выискивающая лишь повод, чтобы лишить ее этих плодов и еще и саму сделать объектом раздела.
И угодить партнерам было чрезвычайно трудно. Уже 1.4, после весеннего наступления и жертв, спасших Верден, тот же Палеолог возмущенно высказывал премьеру Штюрмеру, что этого недостаточно: "Я еще более настаиваю на своих обвинениях; я доказываю цифрами, что Россия могла бы сделать для войны втрое или вчетверо больше: Франция между тем истекает кровью". А когда Штюрмер попытался напомнить о российских потерях, Палеолог ответил, что численность населения России 180 млн., а Франции - 40 млн., поэтому "для уравнения потерь нужно, чтобы ваши потери были в 4,5 раза больше наших. Если я не ошибаюсь, в настоящее время наши потери доходят до 800 тыс. человек... и при этом я имею в виду только цифровую сторону потерь". Почему "только цифровую", сказать в глаза Штюрмеру посол не посмел, но в дневнике записал с предельной откровенностью: "По культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран в свете... Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве и науке, люди талантливые и утонченные; это сливки и цвет человечества. С этой точки зрения наши потери чувствительнее русских потерь". Пожалуй, тут впору усомниться в "культурности и развитии" самого Палеолога и тех, кто держал его на посту посла,- но... ведь понятие "культура" не имеет однозначного определения.
Аналогичные суждения можно встретить и в других местах записок посла. Скажем, когда речь зашла о "польском вопросе", он указывает: "Русские должны наконец понять, что в отношении цивилизации поляки и чехи их сильно опередили". Кстати, это и предыдущее упоминания о Польше не случайны. Россия предполагала после войны объединить Польшу под своим протекторатом, предоставив ей внутреннюю автономию - как в Финляндии. Но французы, пользуясь затруднениями союзницы, вспомнили вдруг о традиционных симпатиях к полякам и начали выступать за предоставление им полной независимости. Царь полагал, что будоражить этот вопрос вообще не время. При любых уступках Польше немцы тут же пообещают ей вдвое больше, а русские солдаты и народ этого просто не поймут: воевали-воевали - и только для того, чтобы отдать свою территорию? Поэтому все переговоры по "польскому вопросу" откладывались до окончания войны. Но французы и в этом случае упрямо стояли на своем, не воспринимая доводов.
В апреле-мае завязались дипломатические баталии по всем указанным проблемам. Сперва они велись союзными послами, потом прикатила делегация во главе с министрами Вивиани и Тома, чтобы "русские отрешились от эгоистических задних мыслей". Чтобы отправили во Францию 400 тыс. солдат, чтобы пошли навстречу румынам и к ним послали еще 200 тыс., и дожать насчет Польши. Алексеев и министры отбрыкивались, как могли. Доказывали, что снять такое количество войск - это просто оголить фронт (где было всего 2 млн. активных штыков), что немцы прорвут оборону и овладеют Ригой. На что господа делегаты отмахивались и призывали не придавать внимания таким "пустякам". Мол, Россия потом "будет вознаграждена". Конечно, царь не пошел на то, чтобы за подобные обещания отдать на опустошение и разграбление российские города и села. Но и отказывать наотрез не хотел, снова стали искать компромисс. И договорились послать во Францию еще 5 бригад по 10 тыс. чел. Вопросы с Румынией и Польшей остались открытыми.
Да ведь еще ладно, что требовали помощь. Но при этом же и оплевывали. Получалось по украинской пословице "за наше жито, тай нас же бито". Неуступчивость русской власти и командования страшно раздражала западных политиков. И они искали инструменты для давления на царя, все более откровенно делая ставку на оппозицию и по сути превращая ее в собственную "пятую колонну" в союзной державе. Кстати, это еще одна причина, вынуждавшая царя на уступки либералам. Так, осенью 15-го по поводу роспуска Думы французские газеты выступили с прямым шантажом: "По словам союзных делегатов, неопределенность внутренней политики России учитывается общественным мнением союзных держав как неблагоприятный признак для общего дела союзников. Особенно неблагоприятное впечатление производит не вполне благожелательное отношение к законодательным учреждениям. Продолжение такого рода неопределенности внутренней политики может вызвать в союзных странах охлаждение, что особенно нежелательно теперь, когда возникает вопрос о финансировании России. Деловые круги Европы, не имея твердой уверенности в политическом курсе России, воздержатся вступать в определенные с нею соглашения".
В 16-м при посещении Думы иностранными делегатами говорилось: "Французы горячо и искренне относятся к Государственной Думе и представительству русского народа, но не к правительству. Вы заслуживаете лучшего правительства, чем оно у вас существует". А Тома заявил Родзянко: "Россия должна быть очень богатой и уверенной в своих силах, чтобы позволить себе роскошь иметь такое правительство, как ваше, в котором премьер-министр - бедствие, а военный министр - катастрофа". Простите - и такое высказывание позволяет себе министр дружественной державы? Добавим характерный штрих - тот же Тома "дал полномочия" Родзянко при необходимости обращаться лично к нему или к Жоффру "с указанием на происходящие непорядки". "Мы поверим народным представителям и немедленно исполним все по Вашему требованию". Это что, тоже нормально? Министр одной страны дает "полномочия" спикеру парламента другой страны?
- Предыдущая
- 225/298
- Следующая