Только между нами (СИ) - Салах Алайна - Страница 21

Это снова говорю не я, а восставшая оборона и то едкое чувство, которое застряло в груди и никак не желает исчезнуть. Мне важно победить. Если сейчас я сдам позиции, все две недели игнора пройдут даром.

Матвей презрительно щурится.

— Ты не знаешь, что такое нормальное отношение, да? Когда к тебе относятся с уважением, ты расцениваешь это как слабость и начинаешь вести себя как конченая сука. Нравится, когда об тебя вытирают ноги, как делает твой муж? Это для тебя в порядке вещей?

Онемев, я рывками втягиваю в себя воздух. Вот теперь он это сделал. Не тогда, а сейчас. Грёбаный Сопляк снова размазал меня по стенке.

— Замолчи. Заткнись. Кто ты такой, что делать обо мне такие выводы?

— Или тебя бесит, что рядом со мной есть другие женщины? — зло выплёвывает он, упираясь ладонями в стол.

В эти секунды я почти ненавижу его. Золотой мальчик, как же. Растерянное бледное лицо, потухшие глаза… Куда все это делось? Передо мной стоит самонадеянный наглый ублюдок, упивающийся возможностью меня унизить.

— Пошёл на хер отсюда, — чеканю, выходя из-за стола. На самом деле это мне нужно уйти, а он пусть остаётся. Может порыться у меня в ноутбуке, в сумке, взять мой телефон… Пусть. — У меня есть муж, которому ты, сопляк, и через сто лет в подмётки не сгодишься. На тех, кого ты трахаешь или собираешься трахать, мне совершенно наплевать.

Кожу прокалывает миллионом горячих игл, потому что в этот момент Сопляк перехватывает мою руку. Его прикосновение на запястье ощущается как раскалённая удавка.

— Ни хера ты отсюда не уйдёшь, — хрипло цедит он. — Наплевать мне на твоего мужа.

В следующую секунду меня перегибает пополам, рёбра вонзаются в поверхность стола. Кадр тонкого силуэта ноутбука и синей ручки с фирменной символикой компании застывает перед глазами. На мгновение я забываю, как дышать, а потом, напротив, начинаю дышать слишком громко. И эта барабанная дробь в голове: «Быть такого не может. Это не со мной».

Слышу, как Матвей тоже тяжело дышит надо мной — будто задыхается. Жмурюсь, когда его бёдра вдавливаются мне в ягодицы. Мои глаза раскрыты так широко, что начинают слезиться. Быть такого не может. Это не со мной. Но это происходит со мной, потому что ощущения слишком реальны. Как его ладонь задевает мою ногу, когда задирает подол платья, и как низ живота жалит горячим до хриплого стона.

Мои ногти царапают стол, голова плывёт. Надо что-то сделать, потому что я не могу… Должна сделать… Но я не хочу… Господи, я совсем не хочу. Пусть трахнет меня. Даже если эта грёбаная жизнь кончится после этого — пусть Сопляк сейчас меня трахнет.

Позади звякает бляшка ремня, слышится треск разъезжающейся молнии. Я жмурюсь и беззвучно вскрикиваю, когда Сопляк стаскивает с меня бельё. Что-то тяжёлое и горячее соприкасается с внутренней поверхностью ног, рождая высокий влажный звук. Да, никакой сухости. Сейчас я теку как напичканная наркотой шлюха.

Его член вонзается в меня длинным тугим толчком. Очень глубоко, потому что низ живота обжигает огнём, распахиваются глаза и лязгают зубы.

— Сука… — задушенно слышится надо мной. — Сука… Такая красивая… Ты такая красивая…

Я чувствую его руки на бёдрах, крестце, ногах. Они гладят, трогают, сжимают, отчаянно щупают. Кажется, в какой-то момент я действительно свихнулась, если позволяю себе и ему такое. В офисе может оставаться кто угодно, хоть тот же Кудосов… Ему двадцать три, а это офис моего мужа… И да, я, кстати, замужем.

Но в данную минуту всё это — незначительные факты. Гораздо значимее то, что мои приглушённые крики не имеют ничего общего с фальшью и пошлое чавканье, вылетающее у меня между ног, — это острое, неконтролируемое возбуждение. И этот парень надо мной, его сбившееся дыхание и глухие стоны — они тоже настоящие. Даже вырывающееся у него «сука» звучит так искренне, что в моей голове это лучший комплимент. А ещё впервые за последний год я стремительно приближаюсь к оргазму — не от своих пальцев и душевой насадки, а от члена, двигающегося внутри меня.

Зубы никак не перестанут стучать. Отвожу руку назад и скребу его бедро ногтями. Матвей накрывает мою ладонь своей и надавливает, позволяя разлиновывать кожу глубже. Глухо при этом стонет и в следующее мгновение отрывает меня от стола. Становится жарко голове, спине и затылку — он разворачивает меня за подбородок и жадно всасывает мой рот. Может быть, это то, чего мне не хватало, потому что бомба, тикающая внутри меня, без предупреждения взрывается. Зажмурившись, я кричу о своём наслаждении ему в лёгкие. Ноги перестают держать — я стою лишь потому, что меня держит он.

Поцелуй прекращается так же неожиданно, как начался. Мои ладони снова упираются в стол, кожу бёдер и ягодицы покрывает брызгами горячего. Сквозь пелену шока продирается мысль: «Я же пью таблетки. Можно было и в меня». Кажется, я действительно свихнулась.

Знаю, что уже совсем скоро — максимум через минуту — реальность навалится на меня всем своим отрезвляющим грузом, и я увижу себя со стороны. Согнутую над столом, с задранным подолом и растёкшейся тушью. В сперме парня, которому сегодня исполнилось только двадцать три. Смогу ли я с этим справиться?

Чувствую его руку на талии и в следующую секунду оказываюсь стоять к Матвею лицом. Его глаза даже чернее, чем были до этого, лоб и шея покрыты мерцающей плёнкой пота. Я не успеваю разбиться о реальность — его губы, накрывшие мои, и короткий рывок, усадивший меня на стол, лишают такой возможности. Обнимаю его шею руками, ногами стискиваю бёдра. Молодой, горячий, влажный от жара. Я не просто позволяю себя целовать — я сама целую его.

— Я не так хотел… Хотя пизжу. Так я хотел тоже.

Меня разбирает смех. Он рвётся из самых недр груди, воздушный, радостный, необъяснимый, чуточку истеричный.

— Мне мало. Хочу ещё. — Матвей упирается в меня лбом и размазывает мои губы по моему же лицу большим пальцем. Его шёпот хриплый, одержимый, и потому особенно завораживающий: — Сейчас я вызову такси и поедем ко мне.

Стелла

«Что я делаю? — мысленно спрашиваю себя, пока пробираюсь на заднее сиденье подъехавшего такси. — Что творилось у меня в голове, когда я согласилась поехать к нему домой?» Запах пыли и синтетического ароматизатора, которым насквозь пропитан салон дешёвого авто, удваивает сомнения. Сжав колени, я смотрю на дверную ручку слева от себя. Ещё ведь не поздно потянуть её и выйти.

Но эти мысли как по щелчку вылетают из головы, когда рядом опускается Матвей и простым, естественным движением закидывает руку мне на плечо, прижимая к себе. В ту же секунду ком из страхов и вопросов трансформируется во что-то мягкое и тёплое, позволяющее мне ещё немного не думать. Остаться одной — означает начать грызть себя заживо, а рядом с Матвеем я получаю отсрочку. Я устала ходить идеально прямо. Хочу улучить ещё немного времени, чтобы расслабить затёкшую спину, откинуться назад и позволить чему-то меня держать.

Матвей называет водителю адрес — отсюда максимум километр, который нам, разумеется, невозможно пройти пешком. Я опускаю плечи и утыкаюсь щекой ему в грудь. Если не разрешать себе думать, то становится хорошо. Не думая, получается забыть о цифрах, статусах и прочих минусах. Сейчас меня обнимает мужчина, а я в его объятиях чувствую себя слабой, но защищённой женщиной. Говорят, нужно учиться жить здесь и сейчас. Именно это я сейчас и практикую.

К сожалению, нужный километр мы проезжаем быстрее, чем мне бы хотелось, и спустя каких-то пять минут приходится покинуть уютный вакуум. С дневным светом, щедро полившимся на голову, наваливаются и сомнения. Особенно сильными они становятся, когда я смотрю на подъездную дверь, неровно выкрашенную в серый. Последний шанс уйти.

— Идём, — окликает меня Матвей, а его пальцы мягко тянут за локоть.

Выйдя из оцепенения, я шагаю вперёд. Вызов такси займёт несколько минут, которые придётся провести на улице, а это тоже не подходящий для меня вариант. Сейчас мне ближе замкнутое пространство, где будет мало света и много того, что Матвей может мне предложить.