Жена Моцарта (СИ) - Лабрус Елена - Страница 22

Я отхлебнула чай. Ароматный, пахнущий травами и на вид некрепкий, он оказался терпким настолько, что я закашлялась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это что? — спросила я осипшим голосом, ощутив во рту необычный вкус.

— Всего лишь сбор трав, который доктор давал своим пациентам. Рецептура не изменилась за сто двадцать лет. Да и эффект тоже, — улыбнулась она.

— Эффект? — снова закашлялась я.

— Ты почувствуешь его не сразу. Но обязательно почувствуешь. Не волнуйся, эффект обратимый. То есть через пару дней всё пройдёт.

— Я тоже начну… смогу… видеть то, что видите вы, — вытаращила я глаза, не зная, стоит ли мне допивать этот чай.

— Немного. Заранее не хочу тебе ничего говорить, иначе подумаешь, что это внушение. Но это не внушение. И не галлюцинации, и не наркотик. Это возможности, которые в будущем, надеюсь, научатся развивать, а не пользоваться, только когда они уже раскрыты, то есть получены как дар.

— А сейчас? — осторожно сделала я ещё глоточек. Рискну. У меня даже настроение поднялось. Может, хоть отвлекусь: от бесконечных переживаний у меня было чувство, что я даже не могу вдохнуть полной грудью. И задержка, и тошнота тоже наверняка были из-за этого — нервы.

— Сейчас в нашем институте учёные больше работают с людьми, которые уже обладают какими-то способностями.

— А Лилит? Ты знаешь кто такая Лилит?

— Конечно. Глава братства, — она хитро улыбнулась. — Но если ты думаешь, что она самая сильная ведьма в нашем шабаше, то сильно ошибаешься.

— Кто же она тогда?

Ещё один глоток чая прокатился по горлу. Терпкий сладковатый состав мне даже начал нравиться — дышать определённо стало легче.

— Скорее администратор. Её основная задача — находить деньги для содержания всего этого немалого хозяйства. Защищать тайны братства, поддерживать завесу шарлатанства и ведьмовства, чтобы никто и предположить не мог, что за этим балаганом действительно ведутся серьёзные научные изыскания. И сохранять возможность помогать всем тем людям, которые приходят, ища у Братства защиту, помощь и поддержку. 

— То есть институт под вывеской частного проводит не всегда законные исследования, я правильно поняла? — приподняла я одну бровь.

— Совершенно незаконные, — усмехнулась Кирка. — Только такие исследования на самом деле и двигают прогресс во всём мире. Это потом, когда в такой подпольной лаборатории что-нибудь выходит, учёные ищут способ как подвести под открытие законные рельсы. Вот сейчас, например, в мире эпидемия депрессии. И один американский институт взялся активно проводить исследования псилоцибина, на основе которого и планируется создать лекарство. И запатентовать, несмотря на то, что это вытяжка галлюциногенных грибов, давно изученных и применяемых испокон веков, например, у индейских шаманов. И она отлично работает.

— Как?!

— Заставляет человека переживать настолько серьёзные психические потрясения, что это меняет его взгляд на жизнь. Ты ведь слышала, что ясновидящими часто становятся люди, пережившие что-то очень серьёзное: аварию, трагедию, смерть, кризис, получившие травму или сильный шок.

Я задумалась.

— Скорее да, чем нет. То есть если искусственно заставить человека подобное пережить…

— А эти грибы именно так и делают. Человек может открыть в себе вполне реальную экстрасенсорную способность. Или избавиться от затяжной депрессии и захотеть жить. Ты сейчас подумала про Целестину?

— Разве это не её случай?

— Именно её. Пережив то, что досталось ей, она открыла в себе огромную силу. К сожалению, пережив по-настоящему. И чтобы научиться управлять этой силой, пришла к «Детям Самаэля» когда ей исполнилось семнадцать.

— Ты это помнишь?

— Конечно. Как и то, что это было нереально для неё — справиться самостоятельно. Дар её убивал. Мощным информационным потоком, который открылся ей, когда в организме началась выработка половых гормонов, завершающих стадию взросления и пресловутый переходный возраст, им просто невозможно стало управлять. Она слышала и видела всё, будто огромный многоквартирный дом, вроде этого, вдруг утратил стены, и весь его шум и гам, все чужие мысли и события звучали у неё в голове одновременно.

— И что с ней сделали?

— Заблокировали. Не всё, иначе это было опасно. Образно говоря, её дар как горный родник взорвался мощным широким потоком, сносящим всё на своём пути, а его привалили камнями, оставив тонкую мирную струйку. 

— Но как?

— Детка, за сто с лишним лет существования братства учёные научились многому. Например, направленному гипнозу, управляемым снам и другим эффективным практикам. За тридцать лет нашу жизнь плотно заняли интернет, сотовая связь, нанотехнологии. Почему же ясновидение со времён шаманок и цыганок в блестящих браслетах не должно было выйти на новые уровни?

— Может, потому, что вы всё ещё клеймите своих членов раскалённым железом?

— Что есть, то есть, — подлила она себе чая из пузатого заварника. — Этот ритуал хоть и жестокий, и кровавый, и очень болезненный, но тоже имеет свою цель: не позволяет относиться к братству как к чему-то временному и несерьёзному. Если тебя посвятили, то это уже навсегда.

— А если отпустили? Вы сказали Эле: она тебя отпускает? Что это значит?

Я допила до дна терпкий чай и отставила кружку.

— Это значит, что она справилась. Что ей больше не нужна помощь, чтобы сдерживать тот поток, что мог её убить. Смерть, что она пережила, вернула всё на свои места. Она освободилась. Это была просто ключевая фраза: «Она тебя отпускает». Видела когда-нибудь передачи про гипноз?

— Видела в каком-то фильме говорили: «Когда я скажу «ты дома», ты проснёшься».

— Это и означало для Эли: ты дома. Этими словами словно отодвинули камень. Она больше не провидица Моцарта. Она сама по себе.

— Моцарта? — я потянулась за печеньем, но опустила руку.  

— Её фильтром был Моцарт. То есть она видела только то, что связано с ним. Тогда она сама выбрала что именно хочет видеть. Но теперь снова может видеть что угодно. И контролировать насколько далеко и в чьё будущее или прошлое заглядывать. На моей памяти за пятьдесят с лишним лет она самая сильная из наших «ведьм», — показала она пальцами кавычки.

Я не знала, что сказать. В голове крутилось всё, что угодно: от «Вы же это несерьёзно?» до «Невероятно!». У меня не было ни одной причины ей не верить. Кроме одной:

— Но зачем вы всё это рассказали мне?

— Хороший вопрос, — улыбнулась она. — А зачем ты спрашивала? Зачем позвонила? Зачем пришла? Почему не побоялась пить этот чай?

— Потому что я искала ответы на свои вопросы.

— Нашла?

— Не все, — покачала я головой. — Честно говоря, я надеялась на какой-нибудь сеанс, — я неопределённо показала руками нечто круглое.

Кирка понимающе кивнула.

— Стеклянный шар. Полумрак. Карты таро. Благовония. Говорящий кот. Без этого всего, всклокоченных волос и безумного взгляда, я выгляжу куда большей шарлатанкой, когда говорю разумные вещи? Понимаю. Ты не удовлетворена. О чём я и говорила: нет магии, волшебства, настроения, волнения, предвкушения. Без него теряется весь эффект. Потому, чтобы производить впечатление и не обесценивать свой дар, я и хожу в шалях и вязаной шляпе, — засмеялась она. — Люди любят спецэффекты и верят им куда охотнее, чем кажется.

— Простите, если я вас разочаровала. Но, видимо, я типичный обыватель. Как все люблю штампы, банальности, клише. И, когда мне плохо, хочу слышать, что всё будет хорошо.

— Всё и будет хорошо. Мне даже не надо быть провидицей, чтобы это сказать. Однажды любая боль отпускает, и звёзды встают в нужном порядке, и всё получается. Просто нужно идти, не сдаваться и не оглядываться. И вовсе нет, не разочаровала, — покачала она головой. — С ними и правда жить легче, с клише. Чувствуешь себя увереннее, спокойнее и немного провидицей, когда угадываешь что же будет дальше. Так уж мы устроены: собственный опыт и здравый смысл заменяют нам магические шары. Мы знаем, если ударить — будет больно, если мужик гуляет — к одной юбке ни кольцом, ни детьми не привяжешь, а если гадалка — то соврёт и глазом не моргнёт.