Жена Моцарта (СИ) - Лабрус Елена - Страница 73

Например, учить латынь.

Я хотела слегка обидеться, что Сергей даже не спросил, как прошли мои контрольные в пятницу, на которые я пришла не выспавшаяся. И вообще не интересуется моей учёбой. Но, оказывается, он помнил, что в понедельник у меня ещё одна контрольная точка и взял с собой мои учебники и ноутбук.

— Бринн сказал, что предмет тем лучше усваивается, чем больше нравится преподаватель, — сидела я между ног Моцарта перед камином.

Он опирался спиной о кровать. Передо мной на звериной шкуре лежали книги.

— Мелецкая, теперь я ваш новый преподаватель, — услышала я за спиной.

Обернулась. И обомлела. Особенно когда он сдвинул на нос квадратные очки в строгой оправе и посмотрел на меня поверх них.

А-а-а-а! Очки!

— Так, к чёрту латынь, — потянула я наверх его футболку.

— Евгения, — строго покачал он головой, безупречно входя в роль. — Я знаю какое вы получите поощрение, но вы его получите, только когда я услышу, — он ткнул в учебник, — Исключения женского рода в четвёртом склонении. И…

— Ма̀нус, до̀мус, по̀трикус, трѝбус, Ѝдус, — скороговоркой прочитала я. Повернулась к нему. — Рука, дом, портик. Триба — это административный район в древнем Риме. Иды — название тринадцатого месяца.

— Куда? — спросил он, подглядывая одним глазом.

— Домум проперо, — отчеканила я. — Я спешу домой. Всегда без предлогов.

— Откуда?

— Унде? — перевела я. — Домо венио. Я прихожу из дому. И доми манет. Он ждёт дома. На вопрос «Где?»

— Не вижу причин…

— Заткнись! — схватив его за бритую голову, впилась я в губы, чувствуя вместо одной целых две твёрдых вещи: ту, что упиралась в меня между ног и ту, что теперь давила на переносицу.

Нам пришлось выставить Перси, который в ответ на мой плотоядный рык поднял голову со шкуры и испуганно прижал уши. Но оно стоило того.

Честное слово, я разом влюбилась в латынь. Ни один язык не звучит так красиво, когда любимый мужчина под тобой, содрогаясь в сладострастных судорогах, шепчет: Invictus maneo.  Остаюсь непобеждённым.

— Ты выучил специально для меня? — тяжело дыша, я сняла с него запотевшие очки. Вытерла стёкла и вернула на место.

— Я полон талантов, — Сергей подвинул очки пальцем подальше к переносице. — Нон дукор, дуко?

— Я не ведомый, ведущий. Это официальный девиз бразильского города Сан-Паулу.

— Карпе диэм крас?

 — Лови момент. Живи настоящим.

— И вот это, моё любимое, — прищурил он один глаз. —   Aут виам инвениам аут факиам. Или найди дорогу…

— Или проложи её сам! — выкрикнула я. И застонала. Да что ж ты делаешь-то? — потёрлась я об него. И легла на грудь, крепко обнимая ногами. — Я уже говорила, что люблю тебя?

— Никогда, — уверенно прозвучал его ответ.

— И не скажу, — проложила дорожку поцелуев по шее к уху. Вцепилась зубами в мочку. Потрепала.

— А-а! — выгнулся он, постанывая совсем не от боли.

— Я тебя не люблю. Я очень-очень тебя люблю. — И тут же добавила: — Мой мускулистый горячий преподаватель латинского языка.

— Ложись-ка на живот, студентка Мелецкая, — мягко, но требовательно уложил он меня на кровать. — И раздвинь ножки. Будешь получать зачёт.

Эти волшебные полтора дня.

Самые волшебные, какие только случались в моей жизни.

Самые лучшие.

Как лесной воздух свежестью — напоённые любовью и нежностью.

Как горячая вода минералами — наполненные жгучей страстью.

Как бескрайнее небо синевой — окрашенные безбрежным счастьем принадлежать друг другу.

Близость тел. Родство душ. Радость тонуть друг в друге.

Я подумала, что надо было пережить то, что мы пережили, чтобы так остро почувствовать то, что мы приобрели.

И пусть пока Перси поехал домой без нас, и мы снова расставались на пороге квартиры — всё изменилось.

Я излечилась, отпустила, перешагнула.

Я узнала столько вещей, которыми природа наградила только мужчин.

Например, у них феноменальная скорость реакции. Что бы и когда я в него ни кидала, если Сергей не поддавался, он всегда или уворачивался, или ловил.

Мужчины почти неуязвимы перед болью. Они легче справляются с ранами и переломами и могут справиться с любой болью, но им нужна сильная мотивация: выстоять, победить, выжить. По крайней мере именно так он говорил, рассказывая о своих шрамах, что, когда их получил, почти ничего не чувствовал.

Но перед некоторыми пыткам он был бессилен.    

Зря он учил меня делать минет.

— Забудь кто ты, что ты. Стыд, неловкость, скромность, страх — всё забудь. Сейчас ты рождена для того, чтобы сосать член, — поучал он, ещё не зная, что ему грозит. — Только для этого. Сейчас есть только ты и он.

И я старалась.

— Так, опусти руку, — смотрел он на меня, стоящую на коленях, сверху. — Не надо тянуть его вниз. Видишь, как он стоит сам. Вот это положение и сохраняй. Если тянуть вниз — в разы теряется чувствительность. А значит и удовольствие. А мы всё это делаем разве не для него?

И я внимала.

Но снова он меня остановил.

— А сейчас главный секрет. Глубокий минет, конечно, хорошо. Но хорошо для порнофильмов. Самое чувствительное место члена — уздечка. Без рук, без заглатывания, просто лаская уздечку, можно добиться куда большего эффекта, потому что она как клитор.

Зря он это сказал. Я была хорошей ученицей.

Точку невозврата, когда уже неважно, что я буду делать дальше — он кончит всё равно, мы прошли через пару минут.

И вот когда, упав спиной на диван, он пребывал в нирване, я узнала, что не так уж он и неуязвим. Например, он расстроился, что мне пришлось оставить свою фамилию.

— Да, я понимаю, что так было надо. И я сам настоял, что ты не должна менять ни паспорт, ни фамилию. Меня посадили, все документы были выписаны на Евгению Мелецкую, — он тяжело вздохнул. — Но я бы хотел, чтобы ты была…

— Моцарт? — засмеялась я.

— Ну да, ты Моцарт, я Моцарт и к чёрту это всё, — прижал он меня к себе.  

Не скрою, удивил.

Но и я не осталась в долгу — тоже его удивила.

— Не закрывай глаза, — прошептала я, когда он вдавил меня в кровать сверху.

— Я никогда не закрываю, — посмотрел он на меня с любопытством. — Но, скажи, где этому научилась ты?

Я, конечно, не призналась.

Это было неважно. Важно было то, что он меня всё же покорил.

Влюбил. Увлёк. Зачаровал.

Заново. Снова. Опять.

Хоть мне и не хотелось так быстро сдаваться.

— Увидимся завтра? — вставила я ключ в дверь.

— Если у меня будет время, — он демонстративно посмотрел на часы и ведь даже, сволочь, не улыбнулся. — Я позвоню, — открыл свою дверь.

— Может, я буду на связи, — пожала я плечами, вошла в свою квартиру и замерла.

Он не закрыл дверь? Я не услышала хлопок.

Сделала шаг назад… и попалась.

Оказалась в его объятиях.

— До завтра? — заглянул он в глаза, оставив на моих губах пронзительно нежный поцелуй.

— Да, — кивнула я и… не закрыла на ночь балконную дверь.

И пусть он не пришёл, сбежать от него в отместку, как я надеялась на следующий день, после второй пары, у меня не поучилось.

Увидев, что никого нет в вестибюле, я выскочила из здания университета на улицу.

И увидела Моцарта, стоящего у машины.

— Обожаю твою спонтанность, — улыбнулся он, когда я запрыгнула на него с разбега и повисла на шее. — Как латынь?

— Сдала. На пять.

— Я в тебе никогда не сомневался, — потёрся он своим холодный носом о мой.

— А ты разве не должен быть на заседании?

— Должен. Но девушка, что оставила для меня открытой балконную дверь, заслуживает того, чтобы её… сводили в кино.

Вообще-то я собиралась позвонить Кирке. Но какая Кирка! Какие чёртовы тайны прошлого! Как же хотелось жить здесь и сейчас! Как хотелось просто наслаждаться тем, что у нас есть и ни о чём больше не думать!

У меня получилось не думать ровно до конца сеанса.