Измене доверяют, как лисе - Чейз Джеймс Хэдли - Страница 6

Какое-то время девушка, почти не шевелясь, сидела на своей скамейке. Все разглядывала людей, решивших поужинать пораньше, – те начинали занимать места у окон ресторана. Когда приносили еду, девушка вытягивала шею, и лицо ее становилось напряженным.

Эллис забыл о ней. Курил и размышлял, что делать. Думал, как найти Висельника. Насидевшись на солнцепеке, он решил, что пора возвращаться домой. Начал было вставать, взглянул на девушку и замер.

Теперь рядом с ней сидела хорошо одетая пожилая дама, увлеченная чтением газеты. Сумочку она поставила между собой и девушкой. Эллис заметил, как девушка спокойно, ловко открыла сумочку и выудила из нее несколько фунтов.

Наблюдая за кражей, Эллис совершенно ничего не чувствовал. Он обмяк на скамейке, не отрывая взгляда от рук девушки. Увлеченно следил за происходящим, но не двигался.

Внезапно женщина бросила газету и схватила девушку за запястье.

– Ах ты, ворюга! – воскликнула она.

Отпрянув, девушка пыталась вырваться.

Эллис хмыкнул. Сердце его неровно забилось. В этот момент он понял, что их с девушкой судьбы сплелись воедино. Понял, что поможет ей, а взамен она всегда будет рядом. Такой расклад его вполне устраивал. Он встал, подошел к скамейке, похлопал женщину по руке и сказал:

– Пусти ее.

Женщина уставилась на худое, изуродованное шрамом лицо. Заглянула в холодные глаза и тут же отпустила девушку. А потом вскинула руку к лицу и заголосила.

Схватив девушку за руку, Эллис рывком поднял ее со скамейки.

– Бежим, – буркнул он.

И они побежали к набережной Виктории.

Она сидела на краешке его кровати и плакала, так и не сняв своей позорной шляпки. Лицо у нее было опухшее и бледное, растертые докрасна глаза остекленели от слез.

Стоя у окна, Эллис разглядывал улицу сквозь грязные муслиновые занавески. Сердце его неровно билось, а во рту было сухо, и это его раздражало. Он то и дело посматривал на девушку, но почти сразу же переводил взгляд на улицу. Все ждал, что перед серым домиком остановится полицейская машина, из которой неуклюже выберутся полисмены – по его душу.

– Заткнись, – бросил он девушке. – Хватит сопли на кулак наматывать. – Но Эллис не смотрел на нее, и девушка не могла знать, что он с ней говорит. Звуки не проникали в ее безмолвный склеп. Позже Эллис понял: прежде чем говорить, нужно коснуться девушки – привлечь внимание, чтобы она могла прочесть слова по губам.

Девушка все плакала и плакала, безвольно сложив руки на раздвинутых коленях, поставив стоптанные туфельки носками внутрь. Со своего места Эллис видел под юбкой треугольник обнаженных бедер, но ему было все равно. Одутловатое белое лицо и ужасная шляпка не вызывали у него ничего, кроме отвращения, и он жалел о том безумном порыве, в результате которого оказался в одной комнате с этой уродиной.

– Ну заткнись, а? – сердито прикрикнул он. – Тебя могут услышать. – И с гневом добавил: – Зачем я, дурак, тебя сюда притащил?

Его слова отскочили от мертвых барабанных перепонок. Девушка не пошевелилась, не подняла взгляда. Эллис вспомнил, что она его не слышит, и раздраженно махнул рукой. Как будто мало того, что она расселась у него на кровати, окруженная аурой безнадежной нищеты. Так вдобавок ко всему не слышит ни единого звука. Эллис почувствовал к ней еще большее отвращение. Бесполезная тварь.

Он снова отвернулся к окну. Ожидая, что с минуты на минуту что-нибудь случится, он обдумывал события последнего часа и ужасался тому риску, на который пошел. Зачем он это сделал? Откуда взялся тот безумный порыв? Да, ему было одиноко. Хотелось с кем-нибудь поговорить, вот он и выручил девчонку. А в итоге оказался в одной комнате с трусливой хнычущей гадиной. Сука! Если бы она спокойно забрала деньги и сбежала с ним, он даже простил бы ей заурядную внешность. Но эти рыдания его доконали. Приятное общество, нечего сказать!

И еще их чуть не поймали. Тот фараон оказался расторопный. Налетел на них коршуном, когда они бежали по набережной Виктории, словно перепуганные дети. Эллис схватил полисмена за рукав, рухнул на колено, и здоровяк тут же плюхнулся на тротуар, а Эллис с девчонкой получили пятьдесят ярдов форы. Движение встало, на них кричали люди. Казалось, им конец, но тут Эллис впихнул девушку в трамвай – тот как раз въезжал в тоннель, ведущий на Кингзуэй. В тот момент кондуктор был наверху, а на первом этаже не было ни души. Полисмен что-то кричал, но кондуктор его не услышал – в тоннеле трамвай издавал страшный грохот.

Спрыгнув на Саутгемптон-роу, они быстрым шагом прошли через Рассел-сквер и оказались в переулке, где жил Эллис.

Они не сказали друг другу ни слова. Но и не разбежались: были слишком заняты мыслями о погоне. Девушка шагала машинально, словно автомат. Эллис думал, что она того и гляди лишится чувств. Люди с любопытством поглядывали на них, но Эллис не останавливался. Ему до жути хотелось оказаться у себя в комнате, подальше от чужих глаз. Когда они пришли, хозяйка – миссис Уилер – была на цокольном этаже. Никто не видел, как девушка поднялась к Эллису.

Оказавшись в комнате, она тут же рухнула на кровать и разревелась. И ревела так, словно никогда не угомонится.

По улице фланировал полисмен. Он остановился, чтобы перекинуться словечком с почтальоном – тот забирал письма из почтового ящика возле серого домишки. Глядя на полисмена, Эллис почувствовал напряжение в груди. Уитком, женщина с сумочкой… Не пойдут ли они в полицию? Эллис решил, что обязательно пойдут. Вскоре у каждого лондонского фараона будет его описание. А может, уже есть. Эллис сжал кулаки. Если его поймают, быстро выяснят, кто он такой на самом деле. И вместо того, чтобы провести месяц за решеткой, он отправится на виселицу.

Вдруг девушка заговорила.

– Я хочу есть, – невыразительно сказала она. – У вас не найдется чего-нибудь съестного?

Эллис неохотно отошел от окна и навис над ней.

– Съестного? – переспросил он. – Сейчас не время думать о еде.

Схватившись за голову, девушка легла на бок.

– Я так хочу есть, – причитала она. – Вы не представляете, как я хочу есть…

– Соберись, – яростно прошипел Эллис. – Тебе нельзя здесь оставаться. Нужно уйти. – Видя, что девушка едва ли понимает его, погруженная в свои страдания, он схватил ее за плечи и рывком усадил на кровати. Стиснул пальцами ее руку. Убедился, что она смотрит на него, и повторил: – Ну же. Соберись.

Вывернувшись, она прижала руки к животу, после чего принялась раскачиваться и истерично всхлипывать, приговаривая:

– Как же я хочу есть. Я несколько дней ничего не ела.

– Меня это не волнует, – сказал Эллис, с трудом не срываясь на крик. – Тебе нужно уйти отсюда.

Истеричные всхлипывания не прекращались.

– Если бы не голод, я не взяла бы тех денег, – стонала девушка. – Пожалуйста, дайте мне какой-нибудь еды… Что угодно. Я больше так не могу.

Эллис схватил ее, поставил на ноги.

– Нет у меня здесь еды, дура, – грубо сказал он. – Теперь выметайся. У тебя есть деньги. Купи себе поесть, только ко мне не лезь.

Девушка испуганно заглянула в его злые глаза. Лицо ее окаменело, она обмякла. Эллис не пытался ей помочь. Он отступил, и девушка тяжело рухнула на старый ковер. Шляпка ее слетела с головы, а руки и ноги безвольно раскинулись, как у тряпичной куклы, которую швырнули в угол.

Эллис растерялся. Он не раз видел голодный обморок и знал, что девушка не притворяется. Понимал, что придется ее накормить, а уже потом что-то решать. Тихонько чертыхаясь, он подошел к шкафу, достал серые фланелевые брюки и поношенный пиджак. Раз уж придется выйти, лучше сменить одежду. Полиция времени даром не теряет. Возможно, у патрульных уже есть его описание.

Переодевшись, он с отвращением взглянул на девушку и вышел из комнаты. На секунду задержался у лестницы, бегом спустился к двери и с деланым спокойствием вышел на улицу.

Взгляд у него был настороженный, а тело – напряжено и готово к драке. Впереди, ярдах в пятидесяти, все еще прохаживался полисмен. Эллис перебежал через дорогу и вошел в кафе, где купил три пирожка с мясом, один с повидлом и несколько рогаликов. Девушка-продавщица заинтересованно взглянула на его шрам. Почувствовав на себе ее взгляд, Эллис угрюмо нахмурился, забрал у продавщицы два бумажных пакета и бросил деньги на прилавок. По пути к кассе девушка что-то буркнула себе под нос, а потом так же грубо швырнула ему сдачу.