(Не)идеальные отношения. Реванш (СИ) - Гранд Алекса - Страница 2

Решив, что соседям не обязательно знать подробности всех моих гулянок, я осторожно запихиваю Белку внутрь квартиры и закрываю на два оборота замок, недвусмысленно намекая, что уходить отсюда никуда не собираюсь. Тем более, что от Ларкиной квартиры до универа каких-то десять минут.

– Не-а. Залез на сцену, случайно разбил парням синтезатор и грохнулся с барной стойки. Просто какой-то дурак морс клюквенный разлил, – вру, не краснея, и походя снимаю кожаную куртку, подбитую искусственным мехом, и вешаю её на крючок.

– Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся – гипс? – выразительно выгибает тонкую бровь Белка и скрещивает руки на груди, основательно готовясь к допросу.

Но я её опережаю, прикладывая палец к приоткрывшимся губам, и отрицательно качаю головой. Разворачиваю Лару на сто восемьдесят градусов и, приобняв за плечи, толкаю в сторону кухни. Нащупываю выключатель, в прошлый раз запомнив, что он находится справа сверху, и щурюсь от залившего небольшую комнату яркого света.

– Чем ругаться, лучше воды налей, – опускаюсь на стул, широко расставляя ноги, и наблюдаю, как девчонка мечется между раковиной и шкафчиками, не зная, за что хвататься в первую очередь.

Сначала передо мной ставят наполненный вожделенной жидкостью стакан, затем выстраивают в ряд ватные тампоны, зелёнку и перекись и буравят пронзительным пристальным взглядом, призванным наставить раздолбая на путь истинный. Но это вряд ли возможно, так что я ехидно скалюсь, отказываясь от первой медицинской помощи, и в два глотка опустошаю ёмкость с водой.

– Спать пойдём? – я игриво подмигиваю Беловой, рассчитывая её смутить, но она лишь устало всплёскивает руками и в полнейшей тишине направляется в единственную жилую комнату в её квартире, которая одновременно и спальня, и гостиная, и учебный уголок.

Ларка быстро меняет постельное бельё на небольшой полуторной кровати, всовывает мне в руки пуховое одеяло, заправленное в синий пододеяльник с жёлтыми звездами, и топает к креслу, упорно игнорируя моё предложение лечь вместе. И мне не остаётся ничего другого, как упасть лицом в подушку, потому что время давно уже перевалило за четыре часа утра, а измотанный до предела организм настойчиво требует лошадиную дозу положенного ему отдыха.

Морфей сразу опутывает меня своей паутиной, блаженная чёрная бездна с радостью принимает мое тело в свои объятья, и я не успеваю поблагодарить девчонку, свернувшуюся клубочком под пушистым бежевым одеялом.

Едва уловимый ванильный аромат, исходящий от свеже выстиранных простыней, забивается в ноздри, приятная истома расслабляет мышцы, и я никак не могу ухватить за хвост вертящуюся в мозгу мысль. Не задаваясь логичным в данной ситуации вопросом: почему ноги принесли мою плохо соображающую тушку сюда? А не к тому же Градову, например…

 – Стрельцов! Стрельцо-о-ов! Вставай! – я на автомате ловлю тонкие пальцы, трясущие меня за плечо, и отказываюсь понимать, чего от меня хочет собранная и успевшая одеться Белова. Мы же только легли.

– Лар, будь человеком, дай поспать, а, – я пытаюсь освободиться от неожиданно цепкого захвата и нырнуть под подушку, но первокурсница настойчиво тянет меня вверх. Так что я перестаю сопротивляться, и мы с жутким грохотом падаем на тонкий чёрно-коричневый ковер, задевая что-то на своём пути. Ларискины волосы щекочут мне нос, маленькие кулачки упираются в грудь, и я по-хозяйски пристраиваю ладонь на узкой талии, наслаждаясь всеми преимуществами позиции «снизу».

– Первую пару мы уже благополучно пропустили, и, если я не попаду на вторую, Ефтеньев меня прибьёт! – лихорадочно частит Белка и, освободившись от моих навязчивых прикосновений, выдыхает. – Кофе с омлетом на кухне.

А ещё аппетитные бутерброды с одинаковой (линейкой она что ли отмеряла) толщины ломтиками сыра и колбасой и тягучее вишнёвое варенье, которое мне хочется стереть с Ларкиного подбородка. Но я останавливаю руку на полпути, потому что суровым взглядом синих глаз можно поджечь целый лес и без труда разрезать сталь.

– Неужели я до такой степени тебя бешу? – роняю притворно равнодушно, заталкивая глубже глухое раздражение, и, наконец, принимаюсь за завтрак.

Напрасно жду ответа, потому что Белова игнорирует повисший в воздухе вопрос, и торопливо пьёт чёрный крепкий американо, давясь, обжигаясь и витиевато ругаясь на коммунальные службы, по чьей милости в квартире весьма и весьма прохладно, преподавательский состав её факультета и мой отвратительный характер.

И мне совсем не нравится простирающееся между нами неуютное вязкое молчание, следующее после её гневного монолога. Не нравится даже больше, чем настырное упрямство Белки и её явное намерение держаться от меня в стороне.

 Глава 3

Белка

Мелкий моросящий дождь бесит. До дрожи в руках и яркого желания никуда не идти, до звенящего напряжения в натянутых нервах и предчувствия новых неприятностей. Но я мужественно стискиваю зубы и стучусь в аудиторию под номером триста шесть. Где, стоя на пороге, трачу целых пять минут собственной жизни на лекцию о своём невысоком интеллекте и (в который уже раз?) понимаю одну непреложную истину.

Сергей Прокопьевич Ефтеньев, может, и подаёт надежды и вообще будущий кандидат наук, но ещё он мужлан и закоренелый женоненавистник. И как бы я ни старалась, я не могу найти другой причины для необоснованных издёвок в собственный адрес. Поэтому молча слушаю проникновенные наставления о том, что место женщины на кухне и украдкой демонстрирую оттопыренный средний палец ржущим однокурсникам.

И скромно проговариваю на одном дыхании, заправляя влажную прядь волос за ухо:

– Я полностью с вами согласна, Сергей Прокопьевич. Можно я уже займу своё место в пищевой цепочке нашей группы и не буду мешать вам вести пару?

Мужчина давится на полуслове, но всё-таки кивает головой, отпуская жертву своего острого языка на волю. И я поспешно ретируюсь, не собираясь проверять на прочность его терпение дважды. Занимаю место на галёрке, вытаскиваю наушник и листаю плей-лист, в надежде подобрать хоть что-то, что поможет заглушить щемящее чувство тоски и безысходности, разъедающее изнутри.

Я рассеянно веду пальцем по именам исполнителей и останавливаю свой выбор на Дане Соколовой, нажимая на случайный трек и отрешаясь от всего. Её приятный, мягкий голос предлагает забыть обо всём и начать всё с белого листа, и я как никогда хочу последовать совету, сжимая пальцы в кулаки. А память-предательница, как назло, тут же подкидывает парочку воспоминаний. И я невольно морщусь, недовольно качая головой.

Ведь точно знаю, какими неприятностями мне это грозит.

«– Стрельцов, как ты… Как ты умудрился?!

– Эй, я не виноват, что у тебя тут негде развернуться и я… О, да ладно, Белка! Это всего лишь конспекты!

– Это всего лишь моя зачётка, Стрельцов, угу. Куда уж, такому как ты, понять, чем это грозит!

– Это какому - такому?»

Невольно улыбаюсь. Подпираю щёку кулаком и бездумно смотрю в окно, не замечая, как выпадаю из реальности под бодрое предложение остаться из песни «Я остаюсь». И пусть этот выдуманный мир существует лишь здесь и сейчас, но там не надо объяснять методисту, почему мне нужен другой студенческий и новая зачётка. Там староста, худой ботаник в смешных очках, забудет об одолжении в виде конспектов, а дяденька-математик милостиво закроет глаза и обязательно поставит зачёт моим вялым попыткам постичь великую науку математику.

И там точно не будет Стрельцова, чья бедовая персона теперь уделяет мне слишком много внимания. Разбивая с треском весь мой хрупкий отлаженный до последнего винтика мир.

Трек меняется вновь, и я вздрагиваю и чуть не роняю карандаш от сильного чистого вокала. Который выбивает дух и закладывает уши. И я с трудом перевожу дыхание и до боли прикусываю щёку, чтобы сдержаться от неуместного смешка и не дать Ефтеньеву повод вкатить мне дополнительное задание на следующий семинар. Может быть я и мазохист, где-то глубоко в душе, но не настолько, чтобы подписаться на это добровольно и осознанно.