Паутина - Свечин Николай - Страница 10

Борениус помчался в полицейский морг и опознал тестя. Стало ясно, что пропавшие верхнеудинцы найдены. Оставалось теперь поймать их убийц.

Номера «Витим» находились вблизи железнодорожного вокзала, вокруг которого все принадлежало людям Ононашвили. А трупы отыскали на другом конце города, недалеко от Иерусалимского кладбища. Как они там оказались? Сыскное отделение взялось за работу. Уже к утру стало известно, что покупатели лошадей пили чай у Ивана Артюнова. Тот принадлежал все к той же организации сибирских кавказцев, отбыл ссылку, приписался к иркутскому мещанству и держал на Хлебном базаре чаевую с дурной репутацией. Купцов видели в подходящее время, накануне их пропажи. Осведомитель сообщил, что вокруг них увивались кавказские ребята. В одном он узнал Георгия Тетрадзе, очень опасного человека.

Так люди Андреева взяли след. Дальше было уже проще. К обеду Тетрадзе обнаружили в притоне на Вокзальной и арестовали. С ним взяли и русского, Афанасия Грозднова, беглого арестанта. Он сидел под следствием по обвинению в убийстве, но еще весной сбежал из тюремного замка. Оказалось, что негодяй все это время жил в городе и спокойно ходил по кабакам, не особенно прячась…

Полиция неистовствовала: глупое кровавое преступление портило отчетность. Потому сыщики действовали жестко и быстро. При обыске в квартире Грозднова нашли вещи Красовского: белье с метками, паспорт, часы с монограммой. Поняв, что отпираться бессмысленно, бандит дал признательные показания. Да, они с Жоркой облебастрили это дело. Наводчик познакомил их с приезжими на конном базаре. Ребята выдали себя за тертых барышников, привели покупателей в заведение Артюнова и начали переговоры. Верхнеудинцы купились. Место тихое, в центре города, опасаться вроде бы нечего… Им в чай подмешали «травки», опоили и увели в подвал. Там Грозднов с напарником зарезали уснувших, а потом Тетрадзе разрубил трупы топором. Части тел сложили в два мешка и ночью отвезли на Иерусалимскую гору, с тем чтобы под утро кинуть их в Ангару возле Знаменского предместья. Но у Афанасия поблизости жили приятели. Оставив мешки под навесом, убийцы решили сперва выпить по лампадке. И загуляли, позабыв про кровавые улики! Русский ушел в запой и к моменту ареста еще до конца из него не вышел. А грузин, видать, невеликого ума человек, просто не сообразил. Утром он вернулся к своим делам, решив, что о трупах позаботится его сообщник. В результате раскромсанные останки двух человек несколько дней лежали на виду у всей улицы, пока полиция их не обнаружила.

Подробности преступления были столь ужасны, что Андреев вернул Алексею Николаевичу полученные от него пятьдесят рублей, сказав при этом: «Наш грех, долго раскачивались…» Казалось бы, история с пропажей торговых людей на этом завершилась. Борениус повез останки тестя в Верхнеудинск. Лыков дооформлял бумаги. И вдруг под вечер его вызвали в сыскную.

В кабинете титулярный советник смазывал наган и рассовывал по карманам патроны. Алексей Николаевич нахмурился:

– Готовится арест? Кого ловите на этот раз, Михаил Павлович?

– Да попался тут один на глаза… Мы же оставили на квартире Грозднова засаду.

– Хм. А мне ничего не сказали.

– Ну, не сказали. По большей части такие засады ничего не дают, сами знаете. А в этот раз повезло.

– Ну-ка, ну-ка!

Андреев ссыпал патроны в боковой карман и пояснил:

– Есть такой Василий Тимофеев, он же Сизов. По нашим меркам, «иван», авторитетный в преступных кругах человек…

– Это он в тысяча девятьсот шестом году покушался на жизнь начальника Читинской тюрьмы? – сразу вспомнил статский советник.

– Тот самый, – подтвердил главный сыщик. – И в Петербурге о нем знают?

– За подобное покушение полагается виселица, а Тимофееву дали двадцать лет. Почему такое послабление?

– Черт его поймет. Прокурор оплошал, не все сумел доказать. И Василий Гаврилыч – тут его все называют по имени-отчеству – соскочил с висельной приступки. А три недели назад сбежал из Александровской каторжной тюрьмы. Мы думали, он утек к соседям, или в Красноярск, или в Благовещенск. Уж и искать перестали. А вчера он подошел к дверям квартиры Грозднова и долго стоял, высматривал в окна. Что-то «ивану» не понравилось, и он удалился, так и не постучал в дверь.

Лыков сел на край стола и непроизвольно сжал кулаки:

– Ну? Вы его упустили?

– Никак нет. Франчук опытный, он взял неизвестного в проследку и довел до склада торгового дома «Рубанович и Мордухович». Это в Знаменском предместье, на берегу речки Пшеничной. Сторож впустил бандита внутрь, как своего человека. И в тот момент Федор Степанович опознал в нем Тимофеева-Сизова.

– Так-так… Где сейчас Франчук?

– Дежурит на углу Гундеринской и Соловьевской. Наблюдает за воротами. Мы вот собираемся…

– Я еду с вами.

– Алексей Николаевич, я обязан вас предупредить: Василий очень опасен! И возможно, он на складе не один, а там целый притон.

– Тем лучше, сцапаем всех оптом. Браунинг у меня с собой. Я, знаете ли, Михаил Павлович, еще с того приезда зарекся по вашему городу без оружия ходить…

– И правильно делаете, – назидательно ответил начальник сыскной. – В меня за последний год уже четыре раза стреляли. Однако есть вопрос… Франчук рассказывал, что вы будто бы пятаки ломаете. Правда это или нет?

– И пятаки, и гривенники, – ответил удивленный Лыков. – А вам зачем?

– А вот зачем. В Александровском централе отбывает срок самый сильный во всей Нерчинской каторге уголовный, «иван» по фамилии Неизвестный. Так в его бумагах написано, а подлинного имени бандита никто не знает…

– И что? – продолжал недоумевать Лыков.

– Этот Неизвестный командует тюрьмой, он ее некоронованный правитель. Все его боятся, и арестанты, и стражники. Неимоверно силен! И очень жесток. Так вот, Тимофеев-Сизов, которого мы собираемся захватить, однажды на спор схватился с тем богатырем. И вышла у них ничья. Так что… как бы он нам на том складе самим бока не намял. Вот я и думаю…

Алексей Николаевич хмыкнул:

– Я пойду в первых рядах. Посмотрим, насколько ваш геркулес силен. Оставьте его мне, хорошо?

– Охотно оставлю, ваше высокородие! – шутовски вытянулся титулярный советник, а сам прятал глаза…

Сыскные прибыли на Пшеничную уже ночью. Фонарей вокруг не наблюдалось, однако луна и так хорошо подсвечивала. За квартал от склада их поджидал Франчук. Он сказал:

– Там они. Человека три, а то и четыре.

– А сторож где? – спросил начальник отделения.

– Пьяный спит. Ворота он запер, придется кому-то лезть через забор.

– У нас на это есть Журомский, – хихикнул надзиратель Огий-Тышкевич, корпусный мужчина с пивным животом.

Журомский, маленький и юркий, как подросток, послушно кивнул.

– Где полиция? – влез Алексей Николаевич.

– Наряд из Второй части в пути, будет тут с минуты на минуту.

Действительно, подойдя к воротам, сыщики увидели шедших от угла городовых под командой околоточного.

– Ну, ребята, с богом, – сказал Андреев, перекрестился и вынул револьвер. Все дружно последовали его примеру.

Журомский ловко перескочил через забор и отодвинул изнутри засов. Полицейские тихо вошли во двор и рассыпались вокруг склада. Они действовали слаженно, без слов понимая друг друга.

Михаил Павлович ткнул пальцем в Лыкова и Франчука и показал себе за спину: идите за мной! Они выстроились цугом и проникли в сени. Там на ящике храпел сторож, от него разило водкой. Ступая бесшумно, арестная команда медленно продвигалась по темному коридору. Наконец они остановились перед дверью, из-за которой слышались голоса. Кто-то громко и внушительно говорил:

– …а нас девятнадцать душ, мы кого хочешь переголосуем!

– Да ладно тебе, Василий Гаврилович, – возразил ему хриплый тенор. – Мы в Сибири, вона как от Питера далеко. И все наши «иваны» по тюрьмам сидят. Когда еще выйдут… А те, кто возле столиц греются, завсегда по-своему решат, как им выгодно, так и будет.

Интересный разговор, подумал Лыков. Только непонятно, о чем… Но слушать долго ему не дали. Андреев пнул дверь, ворвался в комнату и заорал диким голосом: