Паутина - Свечин Николай - Страница 7

– Забайкальские особенности, – подхватил Лыков. – Все коренные удинцы – потомки либо казаков-первопроходцев, либо ссыльно-каторжных. Вы это хотели сказать?

– Именно так, Алексей Николаевич. Вижу, вы человек осведомленный?

– Бывал в ваших краях прежде, имею некоторые понятия. Тут еще «сахала»[15] заявилась…

Начальник уезда кивнул:

– Все так. Народ буйный, законы соблюдать непривычен. Туземцы – буряты и тунгусы – скрывают от властей свои обычаи и о преступлениях тоже молчат. Работы и средств для пропитания мало, потому воровство и разбой процветают. И что тут сделают сорок городовых? То-то… А в Троицкосавске тишь да благодать – и целый штат бездельников. Отдайте его мне!

– Коковцов – не государственного ума человек, – сердито заявил питерец. – Он объявил себя часовым у денежного ящика и видит свое предназначение в том, чтобы пореже этот ящик открывать. А страна топчется на месте. Скоро война с германцами, у нас не хватает оружия и боезапасов. Полиция получает нищенское жалованье, даже в столицах много незанятых вакансий городовых. Флот едва живой, никак не оправится от Цусимы. Поэтому задача ваша трудная.

– Так ведь без увеличения штатов! – вскричал надворный советник. – Из одного кармана в другой переложить!

– А генерал-губернатор хочет одновременно добавить вам оклады. Тут и есть камень преткновения.

– Как же его перешагнуть? Алексей Николаевич, научите.

– Давайте кумекать…

Лыков вздохнул. Ему не нравилась роль обманщика. Сказать коллеге прямо, что его желание невыполнимо, а командированный приехал за шесть тысяч верст из-за глупого каприза министра? Тоже не годится.

– Надо аргументированно доказать, что криминальная обстановка в уезде и в области в целом требует усиления полиции. Сколько у вас убийств выходит в среднем за год?

– Сейчас их количество несколько уменьшилось, – зашелестел бумагами Кармазин. – В девятьсот пятом начался всплеск, сами помните. Сорок шесть мертвяков в уезде и шестнадцать в самом Верхнеудинске. На следующий год еще хлеще: пятьдесят одно убийство в уезде! Плюс двадцать три в городе, итого семьдесят четыре.

– Ого! У вас почти как в Иркутске. Там даже днем грабят и режут.

– У нас тоже случается, – не без гордости заявил начальник уезда. – Ту волну мы сбили, о прошлом годе тридцать восемь смертельных случаев всего. Но, согласитесь, тоже многовато. А в Троицкосавске семь. Ихний полицмейстер в носу ковыряет, а мы здесь с ног сбиваемся. Отдайте его штат мне!

Лыков несколько ободрился:

– Приложите мне эти цифры в сравнении за последние пять лет. Что у них и что у вас по тяжким преступлениям. Я вставлю их в отчет министру.

– К вечеру будут, – даже привстал надворный советник. – А пока позвольте угостить вас ухой из байкальского осетра.

– Охотно, – тоже поднялся статский.

Они вышли в приемную, где уже толпилось человек двадцать. Начальник уезда зычно объявил:

– Сегодня приема не будет, у меня ревизор из самого Петербурга! Или к помощнику, или завтра.

Просители быстро разошлись, только два купца бесцеремонно увели Кармазина обратно в кабинет и минут пять с ним толковали. Но тот вышел довольный и что-то запихивал в карман.

– Ну, к осетрам!

Надворный советник приказал столоначальнику управления подготовить нужную питерцу справку. А потом отправился с гостем в малоприметный дом на Мокрослободской улице. Оказалось, что там находится лучший в городе бордель Малки Молдовар, в котором для услуг имелись даже японки. Алексей Николаевич, когда понял, куда его заманили, обратился в бегство. Он попросил уездного начальника просто накормить его, а потом дать провожатого, чтобы показал ему Верхнеудинск. Когда еще сюда попадешь… Кармазина отказ не смутил. В результате два полицейских чина вкусно отобедали, несмотря на ранний час. Трактир Голышева на Приютской блеснул хорошей ухой. До Байкала всего сто верст, осетры свежие, водка холодная…

Выйдя после чревоугодия на крыльцо, Лыков увидел высокого мужчину в партикулярном. Он молча вытянулся перед Кармазиным. Тот гостеприимно заявил питерцу:

– Отдаю вам лучшего надзирателя верхнеудинской полиции Борениуса. До вечера он ваш чичерон. К семи часам жду в управлении, бумаги уже будут готовы, ну и отужинаем заодно. Какую кухню больше любите, бурятскую или китайскую?

– Давайте китайскую.

– Уговорились. Честь имею!

Начальник ушел, а надзиратель остался и глядел на Лыкова выжидательно:

– Жду приказаний вашего высокородия. Что желаете посмотреть в нашем городе?

– Мое высокородие зовут Алексей Николаевич. А вас как величать?

– Георгий Васильевич.

– Давайте прогуляемся по набережной, где я еще не был.

– Да там у нас неприглядно: лесные склады да тюремный замок, – смутился надзиратель.

– На реке всегда красиво. А потом кофею попьем. Есть у вас кофейня?

– Даже две!

– Отлично, ведите. И расскажите заодно про криминальную обстановку в городе и уезде.

Они отправились на неспешную прогулку. Борениус оказался на удивление толковым и быстро преодолел застенчивость перед чином пятого класса. То, что он сообщил гостю, было предсказуемо, но полезно.

Надзиратель напомнил, что Верхнеудинск – «ворота в Даурию». Он стоит в удобном месте, на пересечении судоходной Селенги, Сибирской железной дороги и тракта на Кяхту. То есть там, где сходятся главные торговые пути, связывающие европейскую Россию с Китаем и Дальним Востоком. Хоть обороты здешней ярмарки и падают с каждым годом, но они все еще велики. Административным центром Забайкалья является Чита, а здесь центр коммерческий. Однако это палка о двух концах. То же географическое положение бьет по городу в полицейском отношении. На востоке – Нерчинский каторжный район с тысячами арестантов. На западе, по ту сторону Байкала, – ссыльные места. Из Китая лезут контрабандисты. Беглые терроризируют население. Золотые прииски наполнены темным людом. Инородцы – закрытый мир, никогда не скажут начальству правды. В таких условиях служить трудно.

– Помните главный принцип государственной политики на Востоке?

– Главный? – задумался гость. – Пожалуй, такой: смотря по местным условиям.

– Верно! – обрадовался надзиратель. – Из Петербурга управлять бесполезно. У вас там свой аршин, а у нас иной. И вам виднее, как здесь жить. Так что… штаты из Троицкосавска надо бы перевести…

Лыков рассмеялся, но Борениус оставался серьезным:

– Вот вы знаете, к примеру, сколько сейчас в нашем уезде ссыльных?

– Тысячи три? – предположил наугад статский советник.

– Если бы. Почти восемь тысяч! А сколько из них действительно находятся под надзором? Всего полторы.

Алексей Николаевич даже остановился:

– Полторы? А где же остальные?

– А черт их знает. В безвестной отлучке.

– Шесть тысяч пятьсот уголовных находятся у вас в безвестной отлучке?

– Ну, и уголовных, и политических, – поправил питерца забайкалец.

– Куда же вы смотрите? Восемь ссыльных из десяти – в бегах!

– В бегах не все. Основная часть ушла на заработки и к осени вернется. А справку взять у станового им лень. Но ваша правда, много и настоящих беглых. А нас всего сорок человек.

За такими разговорами они дошли до слияния Уды с Селенгой, полюбовались на живописные виды. Притомившийся Лыков запросился в кофейню. Лучшая находилась возле синагоги, и держал ее, конечно, варшавский еврей. За кофе сыщик спросил, пристально глядя на собеседника:

– Георгий Васильевич, что вы недоговариваете?

– В каком смысле?

– Я же вижу, не слепой: что-то вас гложет. И никак не решитесь. Валяйте, говорите, в чем дело.

– Настолько заметно? – смутился надзиратель. – Да, есть трудная для меня просьба. Не знаю, как начать…

– А прямо с сути и начните, – посоветовал Лыков как можно доброжелательнее.

– Хм. Алексей Николаевич, вы от нас в Читу поедете?

– Да. Нужно согласовать предложения начальника уезда с губернатором.