М 3 (СИ) - Таругин Олег Витальевич - Страница 37

— Необходимо соглашаться с предложенным капитаном Шохиным вариантом и немедленно готовить встречу. Если это позволит расширить плацдарм — замечательно. Если нет — тоже не катастрофа, справимся своими силами. Главное, не допустить попадания «морпеха» и его сопровождающего к противнику. Любой ценой.

С сожалением взглянув на остывающую трубку, Сталин пододвинул к себе коробку с папиросами:

— Тоже согласен, ты все правильно сказал. Подготовь ответную радиограмму, а я пока немного подумаю. Нужно с Тюленевым все обсудить, там его вотчина. Ну, чего расселся? Поспать не дал, так хоть не мешай! Иди, Лаврентий, работай. Времени совсем мало.

— Так точно, товарищ Сталин. Виноват.

— Будешь уходить, скажи Александру Николаевичу, чтобы чая принес, покрепче, он знает, какой нужно…

ПРОРЫВ. НАЧАЛО

40 км до Новороссийска, 15 февраля 1943 года, утро

Когда совсем рассвело, колонна сделала короткую остановку. И дальше тащить с собой «Опель» было опасно — фашисты, буде они окажутся излишне глазастыми, могут углядеть что-нибудь подозрительное в кабине идущего следом грузовика. Да и от других накладок никто не застрахован: прихватит внезапно у шоферюги живот, потребует остановиться — и что делать? Или мотор, допустим, заглохнет. Хорошо, если подобный форс-мажор случится на безлюдном участке дороги, а если нет?

Ни водитель, ни сопровождавший герра майора унтер до последнего момента ничего не заподозрили, даже наоборот — обрадовались возможности размять ноги и оросить придорожные кустики порцией утренней арийской мочи. В этих самых кустиках оба и остались. Автомашину решили не бросать: и прятать негде, и пригодиться еще может. Посадили за руль одного из знакомых с автоделом партизан (до войны возил в качестве личного шофера начальника станции), еще двое бойцов забрались в салон, один на переднее сиденье, другой на заднее, да и двинулись дальше, наверстывая потерянное время.

Перед отправлением Шохин переговорил с морпехом, вкратце рассказав про захваченные документы и принятую радиограмму, заодно предположив, что в составе встречающей разведгруппы наверняка окажутся их старые знакомые. На вопрос, отчего он так считает, контрразведчик лишь плечами пожал — мол, сам бы он именно так и поступил, а командование не глупее его. Так что смело можно ожидать встречи с его бывшими бойцами, с которыми Степан ходил во вражеский тыл.

Поглядев на расплывшееся в улыбке лицо старлея, особист поморщился, ткнув пальцем в раскрытый планшет с картой:

— Только я бы пока шибко не радовался, до города отсюда больше сорока верст, и чем ближе, тем больше фрицев на дорогах. Так что до места встречи еще добраться нужно — насколько понимаю, ожидать нас они станут приблизительно вот в этом квадрате, точнее обещали сообщить при следующем сеансе связи. Если немцы готовят наступление, мы имеем все шансы наткнуться на перебрасываемые к передовой силы. Вон, даже наши трофеи взять: зачем им танки, если местность, сам знаешь, для этого особо не подходит? Бронетехнику в этих краях можно или вдоль дорог применять, или в населенных пунктах. Значит, и на самом деле собираются по нашей обороне у Станички и цементного завода ударить.

— Ну, этими уже не ударят, поскольку опоздали, — хмыкнул морпех. — Поскольку мы их броню немножечко того, во временное пользование взяли, и отдавать не собираемся.

— Эту взяли, — без особого оптимизма согласился контрразведчик, — зато другая осталась. А против обученного экипажа наши эрзац-танкисты — однозначно смертники. И минуты не продержатся.

— Поглядим, — угрюмо буркнул Алексеев. — Мы тоже не пальцем деланные. У вас все, тарщ капитан?

— Почти. Про мою планшетку помнишь?

Степан тяжело вздохнул:

— Товарищ капитан, а давайте мы эти блокноты вот прямо сейчас спалим? Вон, у вас на броне запасная канистра присобачена, плеснем бензинчику — и все.

— Я те спалю! — с трудом сдержался, чтоб не рявкнуть в голос, Шохин. — Все, кончен разговор! Дуй к танку — и продолжайте движение. Будем ехать, пока едется, а уж дальше — по-обстоятельствам… не хмурься, помню я, что ты эту формулировку терпеть не можешь, но иначе, сам понимаешь, никак. Да и план этот твой, коль уж на то пошло. Сам придумал, никто не заставлял.

— Я не хмурюсь, я сосредотачиваюсь, — пожал плечами Степан. — Поехали, так поехали…

Об отсутствии нормального шлемофона Степан пожалел после первого же выстрела из башенного орудия. То ли со слухом у немцев обстояло не так, как у нормальных людей, то ли еще что, но оглушило его, несмотря на плотно прилегающие к голове наушники, весьма даже качественно.

Откат швырнул казенник назад, полетела под ноги стреляная гильза, которую заряжающий (не позабыл-таки командирское наставление!) торопливо выбросил наружу через боковой люк, тухло завоняло сгоревшим кордитом. Не меньше старлея ошалевший от грохота Егор торопливо выдернул из укладки новый унитар, неуклюже пихнул в казенник, опасливо отдернув руку — боялся, что закрывающийся затвор отхватит пальцы. Приложившись локтем об предохранительную дугу — как на самом деле называется эта массивная изогнутая железяка, Алексеев понятия не имел, хоть и догадывался, что предназначена она, дабы заряжающего ненароком не пришибло отдачей, — болезненно скривился, беззвучно изобразив губами какое-то замысловатое ругательство.

Все эти детали Алексеев отметил боковым зрением, на несколько коротких секунд оторвавшись от обрезиненного налобника прицела, которым он пользовался второй раз в жизни. Второй, поскольку первым с определенной натяжкой можно было назвать проведенный в станице одним из танкистов десятиминутный ликбез: «на эти циферки сверху и снизу, тарщ старший лейтенант, внимания не обращайте, нет времени объяснять, пользуйтесь только горизонтальной шкалой и центральной маркой, тот треугольник, что посередке. Совмещаете с целью и стреляете, с небольшого расстояния, глядишь, и не промажете».

Ну, попал — не попал, артиллерист доморощенный, ускоренного курса обучения? Ха, а ведь попал: кузов стоящего метрах в ста пятидесяти грузовика вспух взрывом, разлетевшись измочаленными обломками бортов и какими-то вовсе уж неопределяемыми ошметками, мгновение назад бывшими грузом или пассажирами. Кабину смяло и изрешетило осколками. Сорванный ударной волной брезент снесло куда-то вбок, а следом, окончательно довершая разгром, полыхнул и развороченный осколками бензобак. И почти сразу же рванул еще один, подбитый кем-то из товарищей — этот взорвался еще эффектней, поскольку вез боеприпасы к взятой на буксир противотанковой пушке. Долбануло неслабо — какие там обломки-ошметки, одна только рама с движком и остатками ходовой и осталась.

«Ну, попал и попал, чего застыл-то?» — язвительно осведомился на удивление вовремя проснувшийся внутренний голос. — «Башню разворачивай, да новую цель ищи, пока самого не спалили! Помогать некому, вас в этой крутящейся бронекоробке всего двое, остальные внизу сидят».

Признав правоту невербального собеседника, Степан нащупал необходимый штурвал. Взвыл электромотор, и граненая башня PZ-IV плавно стронулась с места, подворачивая левее. В поле прицела вплыла новая цель, на сей раз куда серьезней, нежели взорвавшийся грузовик: стоящий кормой немецкий танк, один из трех имевшихся в наличии у противника. На первый взгляд — такой же, как у старлея, но без гарантии: разбираться в фашистских панцерах Алексеев так и не научился, тем более с задней проекции, когда даже количество опорных катков не пересчитаешь. Да и какая, нафиг, разница, главное попасть…

— Егор, бронебойный!

— Так я уж осколочный зарядил, — опешил заряжающий. — Вы ж сами приказали, до особого приказа только такие пихать? Вытащить обратно?

— Некогда, — отрезал морпех, неумело наводя прицельную марку на четко различимый черно-белый крест на кормовой броне. Поколебавшись, сместил треугольник чуть выше: грузовик-то ближе стоял. Нормально? А хрен его знает… наверное. Жаль, что снаряд не тот, но броня на корме тонкая, глядишь, и будет толк. Огонь!