Анатомия теургии (СИ) - Скумбриев Вадим - Страница 37

Последнее слово утонуло в глубинах котелка, и сияние пошло на убыль. Гита со стоном выпрямилась — песня забрала у неё слишком много сил. Раньше она бы даже не обратила внимание на это, но сейчас была слишком слаба.

— Налить в кружку на палец и дать ему выпить, — с трудом выговорила она, вставая на ноги. — Когда жар спадёт, дать простой воды. Тёплой. Много. Одеялами не укрывать, зелье не давать, если нет жара. Если сделаете всё как я сказала, может, он и выживет.

Хозяева молчали, съежившись, будто стояли перед ворчащим медведем.

— А теперь я буду благодарна, если вы постелите мне где-нибудь… — не выдержала Гита, и это наконец расшевелило их. Хозяйка засуетилась, доставая бельё, хозяин протянул руку к котелку, но тут же отдёрнул её и, рассыпаясь в извинениях, отдал Гите кружку. Норна выругалась.

— Когда я уеду, вам всё равно придётся делать это самим, — проворчала она, набирая нужную дозу и подходя к юноше. Тот уже немного пришёл в себя — видимо, сказались сброшенные одеяла — и без колебаний выпил всё до дна. — Хороший мальчик. А теперь спи.

— Это вылечит его? — осторожно спросил хозяин.

— Это уймёт жар и даст ему сил, чтобы бороться с болезнью. Если вы не будете ей помогать, шансы у него хорошие.

— Мы бы никогда…

— Да, да, я знаю. Всё как обычно. Лучше сделайте выводы из своих ошибок, а не повторяйте их. Теперь, если позволите…

Ей постелили в маленькой уютной комнатке, в которой что-то было не так — и не сразу Гита поняла, что. Слишком пыльно, слишком затхло, будто сюда не входили очень давно. И на кровати очень давно никто не спал. Не сразу норна увидела то, что должно было сразу броситься в глаза: старые, потрескавшиеся от времени детские игрушки на чурбаке у окна. Грубо вырезанные куклы и волчок, полусгнивший за прошедшие годы.

— Пускай так, — прошептала Гита, закрывая дверь. Очень хотелось рухнуть на кровать и тут же уснуть, но она всё же заставила себя подпереть дверь табуретом — никакой задвижки на ней не было — и приклеить к тёмным доскам крохотное заклинание, которое должно взорваться диким визгом, если кто-то попробует войти внутрь. Это несложное колдовство забрало последние силы, и, закончив, Гита без сил опустилась на подушку.

Бок продолжал гореть — жаль, что рядом нет Магнуса. Завтра надо будет посмотреть, что там с раной. Завтра…

Она уснула.

* * *

Рона упорно продолжала тренироваться.

Только сейчас она заметила прогресс — просто вдруг осознав, что в действительности видит гобелен на стене и вышитый на нём герб, а не просто мутное пятно. Это длилось десяток ударов сердца, не больше, но она всё же видела.

Она будто вошла в поток. Связь с обсидианом осталась, но теперь она горела где-то на границе сознания, Рона же могла обратить мысли на что-то другое, что и сделала, увидев гобелен. Но как только она осознала случившееся, связь прервалась, и всё вновь потеряло чёткость.

— Работаешь? — услышала она голос Альмы.

— Да, — тихо ответила девушка.

— У Магнуса есть кое-что для тебя.

Поток силы будто сам собой коснулся жезла, и Рона снова увидела — два пятна, вдруг проявившие черты людей. Магнус и Альма, стоявшие у дверей её комнаты. В руках у некроманта — небольшой мешочек. Наверное, это и есть то самое «кое-что».

— Дождя и теней, наставник, — вырвалось у неё. Джумарское приветствие, как сказала Альма. Поймёт ли некромант её правильно?

— Дождя и теней, ученица, — он улыбнулся. — Как твои успехи?

— Уже лучше, но пока ещё плохо, — честно ответила Рона. — Приходится концентрироваться, чтобы чётко видеть, и я быстро теряюсь.

— Жезл не очень удобен для этого. Ты сжимаешь его в руках, тебе приходится поднимать его, чтобы видеть под нужным углом, и это отвлекает, — сказала Альма. — Магнус считает, что это можно исправить.

— Как?

— Сперва мне нужно тебя осмотреть. Пойдём.

На этот раз она видела, куда они шли — сперва по коридору, потом по лестнице наверх, в круглую комнату в башне. И Рона смогла увидеть полки со старинными рукописными книгами, стол с лабораторной посудой и ещё один в самом центре, пустой, явно принесённый сюда недавно. Слишком он выделялся и слишком странно смотрелся здесь.

А ещё на нём лежала подушка.

— Ложись, — сказал Магнус. — И постарайся расслабиться.

Они по-прежнему ничего не говорили, и в былое время это вызвало бы у Роны бурю эмоций. Но сейчас она послушно легла на стол, сложив руки на животе и, так и не сказав ни слова, глубоко вздохнула.

Магнус снял с неё повязку и осторожно коснулся того, что некогда было веками. На миг Рона ощутила его мягкие пальцы, а потом чувства вдруг исчезли, лицо занемело, как бывает с ногой, если отсидишь её. Сердце тут же отозвалось тёплой волной тревоги, захотелось вскочить на ноги и схватиться за несуществующие глаза, но Рона всё же заставила себя лежать, не шевелясь. Некромант должен знать, что делает, и раз он сказал лежать, значит, нужно лежать. А она может сделать только хуже.

— Что ж, всё лучше, чем я думал, — наконец сказал он. — Будет сложно, но, думаю, у меня всё-таки получится.

— Я могу помочь? — осторожно спросила Альма. Повисла тишина. Жезла у Роны не было, и она не могла видеть лицо сестры, а жаль — по голосу трудно было понять, что та чувствует.

— Можешь, — помедлив, ответил Магнус. — Я буду говорить, что делать. Ты готова, Рона? Сейчас я сделаю так, что ты уснёшь. А когда проснёшься, у тебя будут новые глаза.

— Новые глаза? — выдохнула Рона.

— Да. Не живые, конечно. Такое разве что архонтам под силу. Но я смогу вживить в твои глазницы два отполированных обсидиана, и прямой контакт с нервами, думаю, должен помочь.

Она получит чёрные, каменные глаза. Совсем не те, что были раньше. Какого они были цвета? Почему-то Рона не помнила.

— Делай всё, что нужно, — ровным голосом ответила она. — Я верю тебе.

Когда Йон путешествовал с Севера на Юг и обратно, ему казалось, что лошадь едет невыносимо медленно. День сменялся днём, а тот — следующим днём, точно таким же. Дорога, гостиница, дорога. И всё-таки он делал в день не меньше сорока миль — если, конечно, тому не мешали обстоятельства.

Но он ездил один — даже без спутника-трэлла, как сейчас, да и вряд ли трэлл смог бы заставить лошадь ехать быстрее. Тогда Вампир считал, что его скорость зависит только от транспорта и самую малость — от удачи. Чтобы погода была хорошей и болезни обошли стороной. В те старые добрые времена он и не подозревал, что такое передвижение целой армии. Пусть даже армии небольшой, по сути, всего лишь одного батальона, даже не полка.

Передовой отряд насчитывал около пятисот человек и должен был усилить гарнизон Андреда — небольшого города и форта, который перекрывал дорогу через одноимённый лес. Именно там Красный король намеревался собрать ударный кулак войск и пойти сначала на Дейру, а затем, взяв одну из ключевых крепостей язычников — дальше на север, загнав Чёрного короля в вечные снега. Но, по мнению Йона, если это и случится, то никак не раньше следующей зимы.

Они передвигались не просто медленно — до невозможности медленно. Двенадцать миль — неплохо. Шестнадцать — хорошо. Как рассказал Йону один капитан вечером, когда они разбили лагерь и сели ужинать, Тостиг пытался наладить систему снабжения вроде той, что была когда-то в Прошлой Империи, но пока не особо в этом преуспел. Мешал, разумеется, Гарольд, или, по крайней мере, так считал капитан. Йон полагал, что вряд ли Чёрный король мог что-то с этим сделать, но вояке было виднее.

Он почти воспрял духом, и если бы не Деоринг, всё было бы прекрасно.

На самом деле сын шерифа, в общем-то, не так уж и досаждал Вампиру, тем более что теург попросту не мог вести себя подозрительно — ведь в лагере и без Деоринга всё время все были на виду. Хильда привычно играла серую мышку, Йон — доброго октафидента. Но вечная слежка раздражала, к тому же Йон не знал, что известно врагу, и это злило ещё больше.