Любовь стоит того, чтобы ждать (СИ) - Вознесенская Дарья - Страница 29

Не из самообороны, не в пылу битвы, не потому, что я спасала мир.

А потому что мне понадобилось… унять собственную боль и избавиться от существа, само присутствие которого на одной со мной планете выворачивало наизнанку. От того, кто в те дни олицетворял все худшее, что произошло со мной в жизни.

Я убила ради собственного морального освобождения…

И чем была лучше тех, кого презирала и ненавидела?

Гард же… Да, он был стражем, и у меня не возникало иллюзий по поводу морально-этических норм этой расы. Но они были не худшими во Вселенной. А он… далеко не худшим стражем… и человеком. А может, и лучшим. Почему-то именно ему, тому, кто стал мне удивительно дорог (опаснейший путь, на который я ступила добровольно, просто не понимая, на что соглашаюсь), мне было страшно признать правду.

Из-за того что он мог поступить с этой правдой и со мной, как поступают с разорванным отсеком звездолета, даже если там есть живые существа. Блокируют и отделяют, выбрасывают в космос… Чтобы выжили остальные.

Я набрала воздуха и максимально ровно сказала:

— За Грумером.

Непроизвольное сокращение мышц плеч и груди показали, насколько его напрягли эти слова. Неужели… Но я тут же почувствовала, что он расслабляется и снова обтекает меня всем телом, прижимая еще ближе.

— Хорошо, — выдохнул мне на ухо. — Значит, мне не придется самому туда идти…

Меня затрясло от понимания, что именно он хотел сказать. Что-то потекло по щекам, и я дотронулась до лица, а потом с удивлением перевела взгляд на мокрые конники пальцев.

Плачу?

Разве я не разучилась это делать?

Но я и правда плакала. Тихо, тоскливо, капля за каплей выдавливая обиду на судьбу — даже не предполагала, что её скопилось так много. Капля за каплей возвращая доверие к жизни. Чувствуя, как освобождаюсь так же, как в танце…

Но в танце я была свободна ото всех.

А в этих слезах — от себя и неласковой части своего прошлого.

Гард ничего не говорил. Только покачивал в своих объятиях… А когда я затихла, осторожно поднял мое лицо за подбородок и поцелуями высушил кожу…

Нежно поцеловал меня в губы… А я ответила на поцелуй.

Мы занимались любовью тягуче, глядя друг другу глаза в глаза, не разлепляясь ни единым сантиметром наших тел. Его руки обхватывали мою голову, торс и ноги надежно фиксировали на кровати, а взгляд держал крепче, чем все остальное… Но ему не было в этом необходимости. Потому что я обвила его руками и ногами и сжимала внутренние мышцы так, будто хотела, чтобы он навечно остался во мне.

Мы вернулись в тот же день, заказав флиппер до Академии, но перед выходом разделившись.

Это был обычный учебный день, и неизвестно, что ждало нас за самоуправство: ни он, ни я не включали коммуникационные браслеты с момента, как покинули прием. И не явились ночью.

Отсюда отчисляли и за меньшее… Но почему-то мы понимали, что Глава посмотрит на это сквозь волны. Так и случилось.

Инструктора даже не сделали замечание, рейтинг не снизился, а одногруппники, похоже, и не заметили моего отсутствия. Только по отдельным репликам парней из линии Гарда, обращенным к нему, я поняла, что кто-то знал о нашем выступлении.

Даже в капсуле у меня все было как прежде, разве что мигало специальное устройство, на котором я нашла непройденные темы и поспешила в библиотеку.

Все осталось неизменным…

Но я чувствовала себя другой.

Как-будто тот день и та ночь изменили гораздо больше, чем можно было предположить. И невозможность сформулировать, что же именно произошло и как с этим жить, сделала меня еще более замкнутой и даже напряженной. Для всех…

Кроме Гарда.

Потому что я с удивлением осознала, что когда мы наедине — пусть это случалось и нечасто, — я могу быть самой собой.

Шутить, если хочется. Злиться, когда он меня бесит. Ругаться, потому что при всей сдержанности во мне кипели нешуточные эмоции, которые я привыкла подавлять.

Быть милой, пусть это и редко ему перепадало.

Расспрашивать о вкусах и интересах… и через силу, но рассказывать о своих.

Хотеть его, хотеть страстно и не скрывать этого.

И танцевать.

Это было… невероятно. Знать, что есть тот, кто принимает тебя.

Несовершенной.

Это открыло для меня совершенно новые возможности… приятия себя.

Наши танцы изменились. Мы перестали контролировать себя, доверяя партнеру, останавливаться и проверять каждый взмах, настороженно следить друг за другом…

И стали, наконец, полноценной парой.

В танце, конечно.

И пусть нам приходилось еще больше контролировать себя на людях, четко отслеживая каждый жест и взгляд в сторону друг друга, стараясь не сбиваться с изначально выбранной линии поведения: он — сын председателя, я — девочка с окраины, и мы вынуждены терпеть друг друга из-за какой-то непонятной идеи главы Академии, — это было несложно.

Уж слишком хорошо мы понимали, насколько неугоден может оказаться окружающим даже временный наш союз.

И, как ни странно, меня это не слишком волновало. Как и то, что ждет нас в недалеком будущем, когда Гард отправится на околопланетную станцию.

Потому что, пожалуй, впервые я чувствовала, что счастлива.

Предмет «История Содружества» не мог мне не нравиться. Даже не потому, что само становление такого большого конгломерата систем, рас, существ, и основные события, что их объединяли или заставляли воевать, были безумно интересны. И преподавали его под усиленными мемонами, а значит, все, что мы слышали, видели, трогали и нюхали в процессе виртуального рассказа, запоминалось на всю жизнь. А потому, что мне все было в новинку. И порой мне стоило приложить большие усилия и потратить часы на самостоятельные занятия, чтобы не выдать этого однокурсникам.

Там, где они скучали, я с трудом удерживала челюсть на месте.

Там, где они вяло проговаривали давно известные им истины и описывали события, я с восторгом вслушивалась и всматривалась в новые понятия.

Потому что они это изучали с детства, впитывали в родительских домах и на визорах, проигрывали в детских играх, рекомендованных пси-консультантами… Мне же пришлось начинать с нуля.

Нет, я, конечно, могла кое-что рассказать об отсталых планетах… Или о том, как нелегально с них выбраться. О том, что космос бороздят не только сверкающие лайнеры, благородные стражи или же богатые звездолеты торговых межгалактических корпораций.

Но кому это было нужно? Они жили в совсем другом мире…

Как и приютские.

В приюте на моей планете учителя, если они вообще появлялись на занятиях (профессия эта была одной из самых низкооплачиваемых, и многие предпочитали взять дополнительную смену в карьере, нежели учить сирот и малолетних преступников), были заинтересованы в ином образовании.

В развитии физической выносливости, знании арифметики и способности подчиняться приказам и не задирать при этом голову, чтобы посмотреть на звезды.

Содружеству был посвящен день или два… И уж точно речи не шло о том, что все расы и планеты равны, что есть общие законы, которые защищают живых существ от насилия… Лишь бы никто из нас не подумал, что это действительно возможно.

Зато мы годами разбирали, насколько «важную роль» играет наша планета и добываемый в отвратительных условиях летучий уриан, зубрили технику безопасности при его добыче и химический, и пси-состав всех соединений, сплавов и изделий, в которых можно было этот минерал использовать.

Так что нас не обучали истории создания Содружества. Или тому, что на подавляющем большинстве планет, вошедших во внешний круг Содружества, это были самые неразвитые по различным показателям планеты, на опасных для жизни работах давно используются роботы. А во внутренних и первых кругах таких работ вообще не существует.

Не учили, что можно жить сыто и добиваться большего. Что дети — это не бесплатный труд или средство для удовлетворения низменных желаний… Или что шанс пробиться наверх примерно одинаков в уриановом карьере и на любой зажиточной планете.