Академия безмолвия (СИ) - Летова Ефимия - Страница 24

«Не отвлекай меня»

Мужчины уже собирались соскочить, но тут Ларс выступил и, виновато качая головой и размахивая руками, стал делать руками какие-то колдунские пассы. Земля под колесами заходила ходуном, а мужчины нахмурились, но особого раздражения не проявляли, дезориентированные ярким раскаянием молодого адепта, что-то напортачившего с магией земли.

Мы с Габом рванули вперед. Колыхания экипажа были в мою пользу, но действовать необходимо было совершенно бесшумно, что-что, а создать шум Ларс никак не мог. Габ, как более высокий, распахнул крышку, а я, с удовольствием ощущая, насколько более сильным и подтянутым стало тело, подтянулась, влезла на небольшую ступень и забралась в короб. Там было почти просторно - еще одна я поместилась бы без особых проблем, пахло сыростью, но запах был не противный, просто непривычный. На дне обнаружились какие-то мелкие крошки и кусочки... старательно придерживая тяжелую крышку, я стала аккуратно опускать ее, одной рукой доставая из кармана заранее приготовленную толстую ветку - крышка не должна была закрыться плотно. В этот момент я вдруг увидела лицо Габриэля. Вместо того, чтобы тихо отбежать от экипажа, мой сумасшедший приятель залез на ступеньку, открыл крышку и тоже полез в короб.

«Идиот!»

«Не могу не согласиться»

Единственной доступной мне формой протеста было как следует пнуть разноглазого идиота, из-за которого вероятность нашего обнаружения возрастала в разы. Впрочем, вдвоем с Г абом, худощавым и тонким, но высоким, в укрытии стало тесно. Я ощущала прикосновение его рук и ног, но переполнявшее меня возмущение требовало выхода и я не нашла ничего лучше, чем со всей силы ущипнуть парня за открытую шею. Еще и еще. На четвертый раз Габ ухитрился перехватить мою руку. Я совершенно забыла о вылазке, о кучере и его помощнике, о безопасности, и ладонь Габа неожиданно легла на мои губы -бессмысленным, но понятным жестом, и я замерла. Короб потрясывало, «спальник», очевидно, ехал. Габ вытащил зажатую в моей другой руке ветку, подложил ее между крышкой и стенкой короба, и лишь тогда убрал ладонь с моего рта.

Было душно. Нет, не так. Было жарко. Совершенно неуместные ощущения, но близость Габриэля в тесном, темном коробе внезапно затопила сознание, так же, как до этого затопила злость. Сквозь узкую щель просачивалась мерцающая полоска света, позволявшая мне урывками видеть лицо Габриэля.

«Никто не узнает, - подумалось мне. - Что бы я сейчас не сделала, ему никуда от меня не деться. Никто не узнает»

Практически не контролируя собственное тело, я протянула руку и коснулась его щеки -почти такой же гладкой, как у меня. Габ вздрогнул под моими пальцами, но не отодвинулся, не сморщился, не оттолкнул. Просто сидел, пока я проводила рукой по его лицу, по волосам - не вожделенно, а почти благоговейно, как слепая - по лицу ребенка, которого никогда не сможет увидеть. Его скулы, лоб, нос, брови - такие аккуратные для парня, даже тонкая оправа очков - всё вызывало во мне восхищение, трепещущую, почти болезненную жаркую нежность. И только когда моя рука спустилась к вороту его рубашки, Габ перехватил ее своей рукой, сжимая пальцы - не грубо, но сильно. Мы посмотрели друг другу в глаза, уже привыкая к темноте, как привыкли к тишине и отсутствию слов.

«Никто не узнает, - мне так хотелось ему это сказать, что затряслись пальцы, и эта бредовая мысль никак не желала покидать голову. - Можно всё, никто не узнает».

И Габриэль вдруг, то ли услышав меня, то ли просто сдаваясь общему на двоих безумию, притянул мою ладонь к губам и поцеловал. Целовал ладонь и пальцы, запястье, и я перестала дышать, ощущая на коже его влажное, теплое дыхание, прикосновение мягких губ.

Прекратившаяся тряска свидетельствовала о том, что «спальник» добрался до первого остановочного пункта. В принципе, мы давно уже были к этому готовы - в какой-то момент неровная проселочная дорога сменилась мощеной городской, копыта лошадей зацокали бодрее и громче. Наваждение, притянувшее нас с Габом друг к другу, схлынуло после особо резкого толчка экипажа. Отодвинуться мы не могли и потому просто одновременно прикрыли глаза. Вероятно, Габ-таки вспомнил, что рядом с ним сидит не какая-нибудь яркая разбитная красотка, а, по меткому выражению Ларса, бледная моль Джеймс, мелкий неуклюжий парень. Очень странный парень, надо сказать. И я, кстати, тоже об этом вспомнила.

Внутренний голос, надо отдать ему должное, обошелся без комментариев, и я могла собраться с мыслями перед вылазкой. От сопровождения Габриэля надо избавиться, не заблудиться и не потеряться. Молочник! Лекарская! В Тороне, ближайшем к Академии по моим прикидкам городе, я не была ни разу - все мои выезды ограничивались Ринутой, тем самым городком, по чьему кладбищу мы с Габом имели счастье пробежаться.

Итак, в Тороне мне нужно было быстро отыскать лекарскую лавку, и объяснить, что понадобилось немой коротко стриженной девице в мужском наряде. При этом не попасть в приют смятенных духом. Честно говоря, была определенная надежда на то, что за пределами Академии немота рассеется, но - увы. Дело было не в территории, а в нас самих.

Дождавшись окончательной остановки, мы какое-то время посидели неподвижно, прислушиваясь. Снаружи уже не было привычной нам тишины - где-то ржали лошади, переговаривались - ну надо же! - люди, кто-то даже, какая неоправданная роскошь, кричал. Мне вдруг стало страшно покидать свое убежище, страшно, что экипаж уедет и мы никогда его не найдем.

«Ну ты и дура. Маршрут всегда один и тот же - злаки, их положат внутрь, овощи и фрукты - тут уже прицепят прицеп, потом мясо и молоко. Валите быстро. Долго стоять спальник не будет»

«Где я потом найду молочника? А если мы опоздаем?»

«Валите, кому говорю»

Я пихнула Габа локтем, приподняла крышку и выскользнула из короба, как змея, стараясь не обращать внимания на онемевшие в дороге ступни. Не оборачиваясь и не оглядываясь, шмыгнула вперед и завернула за первое попавшееся на глаза препятствие - им оказалось совершенно поразительное сооружение: каменная статуя девушки, в высоко поднятых руках которой было застывшее каменное пламя. Из искусно вырезанного ручного костра во все стороны разлетались струи воды, падая в основательную каменную чашу, из центра которой и возвышалась женская фигурка.

«Фонтан»

«Чего?»

«Это называется фонтан, как таких неучей только в академии берут»

Через мгновение рядом оказался Габриэль, его светлые волосы сияли в лучах полуденного солнца. Мы осторожно выглянули - кучер с помощником, нагруженные тюками, подходили к стоящему экипажу. Я выдохнула и огляделась. Брызги воды освежали лицо, многочисленные ряды торговых лавок пестрели вокруг небольшой круглой площади, проходившие люди, деловые и удивительным образом беззаботные одновременно, казались какими-то фантасмагорическими существами... Меня охватила эйфория свободы, и я позволила ей побушевать пару мгновений внутри, прикрыв глаза и совершенно нелепо улыбаясь. А когда я открыла глаза, Габриэль стоял передо мной, протягивая огромного красного леденцового петушка на деревянной палочке.

***

Мы побродили, не особо удаляясь от площади, пока я сосала леденец, словно маленькая. Мне так хотелось взять Габриэля за руку, но это желание я переборола - всему есть пределы, и с небес на землю придется опускаться очень скоро. Изображение зеленой черепахи - всеобщего символа лекарей над входом в небольшую лавку - я заприметила довольно быстро и уже сделала шаг в нужном направлении, но.

«Не сюда»

Габриэль покосился на меня, застывшую на пороге. Что ж, дорогой друг, если тебе кажется, что Джеймс ненормальный, то тебе не кажется. Иначе как ты можешь объяснить то, что на входе в самую обычную лавку он вдруг застыл соляным столбом, при этом лицо его приобрело самое что ни на есть мученическое выражение, а потом этот странный Джеймс Ласки попятился назад и, сделав неопределенный жест рукой, свернул в темный неприглядный и узкий переулок - не сразу и заметишь. По этому переулку, где практически не было ни людей, ни лавок, Джеймс сосредоточенно прошагал добрых две сотни метров, что-то беззвучно шевеля губами, а потом остановился перед двумя неприметными плотно сомкнутыми деревянными створками, безо всяких символов и постучал каким-то странными ритмом - два раза коротко и быстро, пауза, три раза коротко и быстро.