Привет, грабли! Да, снова я (СИ) - Лабрус Елена - Страница 13

— Дорогая, позволь тебе представить, — он подмигнул, очевидно намекая, что это он, тот самый гость, которого он мне обещал. И представил… — Алексей Латышев.

Я едва справилась с лицом, но всё же растянула губы в улыбку, пока отец перечислял его регалии, и в том числе уточнил, что он один из владельцев Императорского Яхтъ-клуба, где мой великолепный папа закатил праздник, и где мы, собственно стояли. Но что бы он ни говорил, представляя члена правления «Капитал-Групп», я знала одно: это Дашкин мужик. Дашкин!

— Прошу меня простить, — откланялся мой папа̀, отставив нас вдвоём.

— Прогуляемся? — не растерялся Дашкин Мужик, пригласив меня на небольшую экскурсию и показав рукой на окрестности.

Взмах, которым он очертил широкий полукруг, захватил гранитную набережную (лечь и не встать), яхтенную марину (пойти и утопиться) и вертолётную площадку (срочно свалить!). Ещё с того места Императорского Яхтъ-клуба, где мы стояли, открывался живописный вид на панораму канала и собственный парк. Но первые три места мне понравились больше остальных.

Етишкин улей! Если бы я опрометчиво не пообещала отцу три свидания, то уже убежала бы пудрить носик, а там огородами через парк, только меня и видели. Если бы отец коварно не заставил меня поддаться на уговоры, даже знакомиться бы не стала, отсиделась бы где-нибудь в бассейне, фитобаре, спелеокамере, да хоть в криосауне. Если бы могла сказать про их отношения с Дарьей Дмитриевной, то отец и сам бы меня с ним знакомить не стал.

Но я была нема как рыба и только натужно улыбалась, слушая как господин Латышев, непринуждённо поигрывая мышцами и жонглируя датами, рассказывал в каком лохматом году по приказу императора был построен этот первый в России яхтъ-клуб по образцу Королевского яхт-клуба в Англии. Про себя я думала только одно:

Что же делать? Что, чёрт побери, делать?

Хрен его знает, что наговорил ему мой прогрессивно мыслящий отец: что я, как шёлкова трава не топтана и меньше чем тремя свиданиями и сексом он не отделается, или что поддержит его кандидатуру на следующих выборах главы правления, если он мне понравится, но Латышев принялся за исполнение поставленной перед ним задачи с похвальным энтузиазмом.

Я, конечно, могу быть сейчас очень сильно предвзята, и, возможно, Алексей Латышев, человек и пароход, так ведёт себя с каждой дамой, будь она хоть пионеркой, хоть пенсионеркой, такой вот он галантный кавалер: то ручку подаст, то складочку платья поправит, то пылинку с плеча смахнёт. Но я разбухала как подкисшее варенье от всех этих его «рукоприкладств», потому что: какого хрена?! А как же Дашка?

И ведь даже не могла сказать, что знаю. Да что там сказать! Даже намекнуть не могла. Хотя и пыталась.

— …каждый член Клуба должен был иметь яхту водоизмещением не менее двадцати тонн. А Клуб возглавлял Командор…

— Вы были женаты, Алексей?

— Первым Командором был назначен… Простите, что? — не сразу сообразил он.

— Я говорю, не может быть, чтобы у такого привлекательного мужчины не было жены. Или хотя бы девушки. Хотя бы для нечастых встреч, — под его удивлённым взглядом постепенно занижала я планку.

— Почему же не может, — пожал он плечами, приняв мой комплимент как нечто само собой разумеющееся.

— Неужели парень? — не сдавалась я.

Он засмеялся.

— Ваш отец предупредил, что с вами будет непросто, Эвита. Но нет, в этих вопросах я консервативен. Даже если хотите, старомоден.

— Тоже носите в бумажнике фотографию любимой девушки?

— Тоже? — улыбнулся он. — Вы носите?

— Будь у меня бумажник, думаю, я бы носила. А так, увы, у меня даже кошелька нет. Но любимая девушка есть, да. Моя подруга.

И тени не пробежало по его лицу. Вот гад!

Нет, я, конечно, понимаю: где правление и где журнал! Они даже сидят на тридцатом этаже, а мы всего лишь на седьмом. Но чёрт побери! Чёгт побеги!

В общем, сколько он там сказал протяжённость этой прогулочной набережной? Шестьсот метров? Значит, мы прошли тысячу двести, потому что сделали круг и вернулись к горшкам с цветущей гортензией у ресторана.

Из него на площадь уже вывезли два больших гриля барбекю, и проворные официанты в чёрных фартуках и стильных полосатых рубашках разжигали угли.

Прямо от них открывался потрясающий вид на холл центрального здания яхт-клуба. Его монументальные двери сейчас были обрамлены колышущимися на ветру нежными белыми шторами и распахнуты, объединяя пространства и создавая видимость, что это вовсе не холл, а закрытый дворик с античными картинами на грубо отёсанных стенах, водопадом, с высоты в несколько метров низвергающим на камни потоки воды. И вазами с цветами.

Большинство гостей уже переместились туда, где, собственно и намечалось поглощение мяса и морепродуктов, поджаренных на тех грилях, и основное действо, по поводу которого мы все здесь и собрались. И где уже стоял мой отец.

Я последовала их примеру, но замерла, едва вошла, прямо у двери.

У потрясающих композиций из цветов.

Цветы фиолетовых орхидей, плавающие в зелёной ряске на плоских чашах под зонтиками фенхеля, сразили меня в самое сердце. Но не своей красотой, хотя они и были, как всегда, божественно прекрасны, а тем, что…

Как ты посмел! — рванулось из моей груди болью. — Как ты! Посмел!

Заказать флориста из замка Шенонсо. Любимых маминых: замка и флориста!

То, что было ей так дорого. То, что должно было остаться только вашим! Заказать для своей, сука, мартышки?!

Я обернулась в поисках этого без пяти минут помолвленного престарелого ловеласа, чтобы сказать ему в лицо, что он не имел права так поступать с мамой. Пусть она первая ему изменила и во всём, что он сейчас творил: эти ручные обезьянки, озабоченность наследником и прочие безобразия, сквозило не столько безумство свободного от любых оков человека, сколько боль разбитого сердца.

Но это было святое — флорист Шенонсо и ряска…

Я практически оттолкнула с дороги Латышева, пробивая себе путь к отцу.

И даже крикнула:

— Александр Юрье… — как я всегда называла его в минуты гнева.

Вот только он стоял не один.

— Детка, — махнул он мне рукой, в шуме голосов и звуках музыки, видимо, не услышав моё обращение. — Хочу тебе представить, — радушно улыбнулся он. — Помнишь я тебе говорил… — с его лица сползла довольная улыбка, когда он внимательнее разглядел моё лицо.

— Что говорил? — выдохнула я, как конь всадника Апокалипсиса, раздувая ноздри. Чумы, Войны, Голода или Смерти — на его усмотрение.

— Что… э-э-э… жду одного… очень перспективного специалиста, — снова натянул он на лицо улыбку, — способного вывести нашу компанию на новый уровень.

И он только «Та-да-а-ам!» не воскликнул, когда показал руками на стоящего рядом…

— Савелий Демидов, — сиял мой папаша, словно мысленно уже был там, на новых уровнях перспектив.

Господин Жираф успел даже хмыкнуть. Уж не знаю за кого он меня принял, когда на лице его появилось эта гадкая ухмылка. Может, за одну из отцовских наложниц, потому что в следующий момент отец сказал:

— Моя дочь Эвита.

И у Савочки не просто вытянулось, потекло лицо как у несчастных сырных часов с картин Сальвадора Дали.

— Дочь? — нервно сглотнул он.

— Ну точно не сын, — пришла моя очередь усмехаться. — Пап, мы знакомы. Это его кабриолет я вчера поцарапала. И вот это, — показала я на одинокий эргономичный костыль, что упирался в подмышку Демидова, — тоже моих рук дело.

Отец замер, хлопая глазами. Мой отец всегда соображал быстрее, чем любой другой известный мне человек, но я первый раз видела, как он растерялся. У него было такое выражение лица, словно открыл крышку унитаза, а там крокодил. И понимаешь, что быть такого не может, но и глазам своим не верить никак.

— Ну что ж, молодой человек, поздравляю! — качнул он головой, приходя в себя. — Если дошло до рукоприкладства, вы определённо ей не безразличны, а за это… — он широко улыбнулся, сочтя свою шутку остроумной, оглянулся и щёлкнул пальцами, подзывая официанта. — За это надо выпить.