Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 9

Да и пока меры властей, по мнению большинства, походили на действия Петра I по отношению к стрелецким полкам, что ещё не стёрлись в памяти. Так что до сих пор обществом всё воспринималось вполне с пониманием. Все ждали продолжения.

И оно последовало. В общем, структура заговора и виновники были ясны, оставалось разобраться с прочими участниками. Тянуть же с наказанием для виновных в убийствах и грабежах смысла не было. Так что в марте 1773 г. приговор им был вынесен.

Бывший подпоручик Афанасьев, не отрываясь, смотрел в узенькое, под самым потолком окошко в своей камере. Через него был виден краешек серого Санкт-Петербургского неба. Афанасьев очень хотел увидеть в окно пролетающую птицу, почему-то ему казалось, что если он её увидит, то в его жизни ещё может случиться что-нибудь хорошее.

За своей спиной он чувствовал присутствие священника, который уже исповедовал его и причастил перед предстоящей казнью. Что тот ждал ещё от него, Афанасьев не понимал и, не обращая на попика внимания, пристально смотрел в небо. В голове стучало, только мысли о смерти роились как рой злобных пчёл. Хотелось выть, но воздуха в груди на это уже не хватало.

Как же так произошло? Как же его блестящая карьера гвардейского офицера может так окончиться? Его рвение к службе, его молодечество и желание выбиться в вельможи не могло быть так отмечено! Почему казнь? Понять он не мог. Как же так, он всё поставил на карту Паниных, убивал ради них, много и бездумно? Как же он ошибся? Он же раньше никогда не ошибался!

Сын мелкопоместного дворянина из-под Волоколамска, он лестью, хитростью и точным расчётом добился места в гвардии — только чтобы родителей мочь содержать! Доходов от двух занюханных деревенек едва хватало, чтобы сводить концы с концами, а они-то уже старенькие! Ухватил же удачу за хвост — замечен был самим Петром Паниным за свой волчий азарт в деле мятежном! Ну, не мог их замысел закончиться неудачей! Не мог!

Весь этот кошмар мнится ему только — вот птица пролетит в окне и проснётся он! Может, в отчем доме он глаза откроет, горничная Глаша позовёт его к столу, а там соберутся все и дядя Илларион приедет с тётушкой Агафьей и кузиной Еленой…

— Сын мой, есть ли тебе, что ещё сказать мне? — вырвал его скрипучий голос священника из мира фантазий. Больно так вырвал, словно уже петля захлестнулась вокруг шеи и дёрнула.

— Что? Нет, идите! — и снова уставился в окно, надеясь вернуть эту сладостно-убаюкивающую мысль, узник. Священник горестно покачал головой, посмотрел с сожалением на приговорённого к смерти и вышел. «Как же такой молодой и красивый офицер столько людей умучил? Господь милостив, может, простит он ему, глупому?» — думал подпоручик, но сам уже в это не верил.

А Афанасьев прилёг и попытался заснуть, но сон не шёл. Стояли перед глазами мертвецы — люди, которых он убил. Много их так… Сам не знал уж сколько — убивал, не думая, всё во имя славы и победы, знакомые и незнакомые. А впереди всех Борис Евстафьев — дружок же, пили вместе, мечтали. А он его, походя, в спину заколол, как негодяй какой. А кто же он ещё после этого? Убийца, тать — всё правильно… Примет ли его Бог такого?

Он так и не заснул… Совсем не получилось — всё думал. Он думал до тех пор, пока под барабанный бой не затянулась петля. Возможно, ему показалось в последний миг — по низкому серому небу промелькнула шальная птица.

Стылым пасмурным мартовским утром на Царицын луг потянулись колонны бывших гвардейцев, под охраной солдат. Природа, как будто также стремилась наказать людей, что столь глупо и безрассудно повели себя. Заключённых вели из всех мест, где они содержались. Они шли, мрачно меся ногами холодную грязь на невымощенных улицах или скользя по покрытым мокрым ледком мостовым. С неба сыпался ледяной дождь с твёрдыми снежинками. Били барабаны, иногда ржали лошади, но люди шли молча и, казалось, слышно, как капли бились о мокрую одежду конвоированных или железные стволы ружей конвойных.

Людей выстраивали на площади разомкнутым квадратом так, чтобы всем было видно место будущей казни. В центре поля были выстроены виселицы в количестве пятнадцати штук. Никто не мог оторвать глаз от чернеющих помостов — с них вскоре предстоит отправиться в мир иной приговорённым, имена коих ещё не были известны. Любой из пригнанных на казнь мог оказаться там — на чёрной плахе.

За рядами гвардейцев и охраны, на расстоянии нескольких десятков шагов собирались горожане — в первых рядах мрачные дворяне, а дальше разношёрстная публика, жаждавшая зрелища. Все ждали, стояла жутковатая тишина.

— Паниных казнить будут! — пьяный визгливый голос из гущи зевак щёлкнул как выстрел. Поднялся гомон, выкрикивались имена возможных казнимых, обсуждались подробности казни. Высшее сословие испуганно жалось друг к другу, и только некоторые брезгливо морщились. Наконец дружно забили барабаны, шум затих, с открытой стороны строя подъехал кортеж Императрицы и Наследника. Царствующие Особы поднялись на специальное возвышение, где уже установили лёгкие кресла.

Барабаны забили часто-часто и замолкли. Вывели пятнадцать человек, обряженных в серую одежду — осуждённые. По длинным рядам бывших мятежников прокатился вздох облегчения — не их казнить будут. Опять ударили барабаны и замолкли. На постамент поднялся бывший генерал-прокурор Сената Вяземский, который не участвовал в заговоре и получил пост секретаря Имперского кабинета. Он зачитал приговор — слова его доходили до приговорённых и первых рядов зрителей. К повешенью были приговорены четыре офицера и девять солдат, которые лично убивали своих товарищей, а также двое горожан, что с особенным азартом разбойничали в охваченном мятежом городе.

Барабаны снова забили. Приговорённых споро повесили, никаких помилований не было. А также не было сделано различий в казни дворян и простолюдинов. Это был ещё один чёткий сигнал о немилости престола к дворянам, и явного уравнивания их в статусе с прочими. Однако большинство увидело в этой казни и другой сигнал — казней больше не будет. Не станут Императрица и Наследник рубить головы без счёта и вести себя подобно предку их Петру Великому — будет что-то иное. Хотя тут же пошёл другой слух — это были только казни за убийства, за мятеж наказание будет позже.

Дальнейших указаний и даже намерений власти относительно судьбы бунтовщиков как и офицеров, так и солдат, да и просто примкнувших к заговору дворян не появлялось, шло следствие. Оно шло тяжело — не хватало людей, умений — слишком много участников было в заговоре. В круг внимания следователей попало в общей сложности более восьмидесяти тысяч человек. Реально разобраться в участии каждого было невозможно. Поэтому решено было выделить непосредственных участников и руководителей и разрабатывать их, а также самых богатых и влиятельных персонажей и покопать под них. Остальных — уж как получится.

В середине апреля я и мама получили итоговое заключение проведённого следствия и приступили к его изучению. Занимательное чтиво, которое позволяло понять роли участников и степень их вины. Дочитав, я приехал в Петропавловскую крепость — к Паниным, точнее, к Никите Ивановичу. Его брат Пётр имел для меня меньшее значение — он был ведо́мым, хоть и крупной фигурой, но в глобальных вопросах двигавшейся исключительно следом за братом. Разговор состоялся в кабинете коменданта крепости, куда привели моего бывшего учителя.

Он был подавлен, сильно похудел и осунулся, но при этом условия его содержания были весьма щадящими. Никита Иванович, конечно, томился неопределённостью и смертельной опасностью, но его достаточно авантюрный характер давал ему надежду на положительный исход, которой было достаточно для поддержания моего бывшего учителя в форме. К тому же он знал, что никто из членов его семьи не был казнён, а женщины, которые активно участвовали в неудачном заговоре, не были заточены в крепость. Увидев меня в кабинете, Панин воспрянул, но я сразу же осадил его: