Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса - Страница 18

– Летова – свободна. Громов, сделай одолжение, принеси мне кофе и тоже свободен, – в руки слегка ошалевшего Тимура перекочевывает ярко-бирюзовая купюра, и его ветром сдувает с места, пока стащившая с носа очки профессор задумчиво массирует виски. – А с тобой, Аверина, мы обсудим острые углы твоей дипломной работы.

И спустя десять-пятнадцать минут я начинаю завидовать мертвым и мечтаю, чтобы меня похоронили за плинтусом и прах развеяли по ветру. Потому что спорных моментов в моем пока еще сыром труде много, а вот достойных развернутых аргументов определенно недостаточно.

– Спасибо, Ольга Аркадьевна!

Я не замечаю, как пролетает пара вместе с перерывом, и украдкой стираю испарину со лба, попутно восхищаясь ехидно косящейся в мою сторону преподавательницей. Что ж, за такое индивидуальное занятие не грех сказать спасибо одногруппникам.

– Векторы движения мы с тобой наметили. Удачи, Станислава.

Краешком тонких губ улыбается Игнатьева, и я невольно заряжаюсь от нее энергией. Чувствую легкую эйфорию и на подъеме выскакиваю из кабинета, намереваясь найти Лиду с Тимуром. И никак не хочу обращать внимания на полную девчонку с ярко-рыжей шевелюрой, поймавшей меня за рукав.

– Аверина? Станислава? Тебя в деканат вызывают.

Чуть было приподнявшееся выше отметки ноль настроение падает обратно, и я нехотя плетусь за студенткой, на полном серьезе рассматривая возможность затеряться в толпе и свалить. Но чувство долга перевешивает все мои скромные желания, и вскоре я мнусь на пороге у нашего декана – видного еще мужчины примерно сорока пяти лет, которого не портит небольшой живот и легкая седина в светло-русых волосах.

– Добрый день, Ивар Сергеевич.

Не в пример обычному нашему общению, никто не предлагает мне ни присесть, ни чашечку чая, ни яблочную пастилу. И я продолжаю подпирать плечом косяк и отстукивать носком ботинка я агрессивную мелодию по полу. Мне нервно. Мне неуютно. И хреново отчитываться за прогулы, к коим я не причастна.

– Станислава, я все понимаю, дело молодое. Влюбилась и все такое. Но впредь сделай так, чтобы информация к ребятам поступала своевременно.

– Я. Все. Им. Сообщила.

Как дура, оправдываюсь в который раз за день и давлюсь едкой желчью, подступающей к горлу. Становится настолько обидно, что в вальяжно расположившегося передо мной мужчину хочется бросить что-нибудь очень тяжелое, вроде графина с водой, стоящего у него на столе.

– Посмотрите! – дрожащими пальцами я нащупываю в сумке айфон и, открыв нужную вкладку, протягиваю гаджет декану. Только он недовольно морщится, как будто надкусил ядреный лимон, и машет на меня руками.

– Ничего не хочу знать! Обеспечь стопроцентную явку завтра!

На этом наш разговор заканчивается, и я выбегаю в коридор, смахивая с ресниц слезы. Бью ладонью по ни в чем не повинной стене и, немного успокоившись, прочитываю пришедшее сразу после визита к Ивару Сергеевичу сообщение.

«Ну, что, понравилось?».

Тимур

Вручив Ольге Аркадьевне ее пол-литровый стаканчик со второсортным капучино из нашей столовки, я тихо притворяю дверь, оставляя преподавателя наедине со Станиславой. И долго перевожу дыхание, пока меня ведет от злости. Перед глазами плывет багровая пелена, губы сжимаются в тонкую линию, а желание пусть не убивать, но калечить стремится к плюс бесконечности.

Проскочив мимо гардеробной, я вылетаю из здания универа без куртки и жадно глотаю ледяной воздух, обжигающий легкие. Мне нужно остыть и взять под контроль бушующие эмоции, чтобы никому ничего не сломать и не очутиться в ближайшем отделении полиции.

Едко хмыкнув, я представляю, как от короткого резкого удара хрустят чьи-то кости, и становится самую малость легче. Я перебегаю через дорогу на красный свет, не слыша, как матерится водитель, резко вдавивший педаль тормоза. Быстро пересекаю двор в форме буквы «П», не замечая детей, лепящих странного вида снежную бабу. И миную несколько кварталов, чтобы спуститься в полуподвальное помещение, в котором расположена небольшая бильярдная, весьма популярная у студентов.

Здесь любят зависать пацаны из сборной по баскетболу, здесь прогуливают пары троечники с третьего курса, а еще здесь сейчас ошивается половина нашей образцовой группы. Прекрасно.

– Тебя сюда не звали, Гром, – обернувшись, сплевывает сквозь зубы Кирилл и смазывает кий мелом, намереваясь вернуться к прерванной моим появлением игре.

– Как будто меня это парит, – равнодушно хмыкаю и, сдвинув застывшего Слонского с моего пути, прокладываю дорогу к столу с зеленым сукном. – Партийку?

– Да пошел ты!

Проигнорировав заданное направление и хлещущую наотмашь злость в голосе, я хладнокровно наблюдаю за тем, как Шилов целится и мажет. Потом снова целится, и снова мажет. И так еще пару раз, пока неуверенные негромкие смешки не начинают раздаваться с диванчика за его спиной.

– Кирюх, вот чего ты добиваешься, а? – я вальяжно прислоняюсь к стене, маскируя кипящий внутри гнев безразличной маской, и складываю руки на груди. Отмечая, как пульсирует синяя вена у друга на лбу.

– Иди. На. Хрен. Гром!

Продолжает беситься Кир, я же неторопливо отталкиваюсь от опоры и так же медленно занимаю место у стола. Оценивающим взглядом окидываю россыпь шаров и, точно рассчитав траекторию движения, забиваю свояка.

– Уже успел Сергеичу нажаловаться? – хлестким отточенным движением я отправляю еще один шар в лузу и по хмурому выражению Кирюхиного лица понимаю, что со своим предположением попал в точку. – Тот факт, что твой батя по пятницам пьет Хеннесси с деканом не дает тебе права вести себя, как последний мудак. 

– А ты весь такой белый и пушистый, да?!

– Нет, – пожав плечами, я передаю кий отмершему Слонскому, и делаю шаг вперед – к Киру, с трудом подавив желание схватить приятеля за грудки. – Я циничный расчетливый урод, который тебя закопает, если ты продолжишь портить Стасе нервы. Усек?

Я говорю негромко, но мой вкрадчивый монолог имеет куда больше эффекта, чем если бы я кричал в рупор. Шилов неуютно ежится и отступает, опуская глаза в пол. И я искренне надеюсь, что ему сейчас очень и очень стыдно.

Закончив с Кириллом, я решаю осчастливить своей компанией Абашина с Паниной, расположившихся за круглым столиком в дальнем углу. Я с размаху опускаюсь на скрипнувший подо мной стул и цепляю у Ефима стакан, предварительно понюхав его содержимое. Грейпфрутовый сок. Идеально.

– А вы сколько стоите?

И если «золотой мальчик» дергается от двусмысленной фразы, то Полина продолжает невозмутимо цедить розоватый коктейль, кокетливо хлопая длинными пушистыми ресницами.

– Ну, сколько вам Шилов заплатил за сегодняшний бойкот?

– Ты готов дать больше? – не смущаясь, облизывает полные губы сидящая передо мной девушка и скользит длинными идеальной формы ногтями по стеклу.

Только вот заигрывать с ней я не намерен.

Выдерживая небольшую паузу, я нахально допиваю чужой напиток и явно действую на нервы избалованным мажорам. Уподобляться Киру и повышать заявленные им ставки я не собираюсь, а вот заставить чужие шестеренки работать в правильном русле… почему бы и нет.

– Вы думаете, дело в Славе и нашем конфликте? – качнув головой, я закидываю ногу на ногу и доверительно сообщаю. – Как бы не так. Шилов просто убирает конкурентов. Место по обмену в лучшем английском университете в следующем году одно, а при условии его связей и ваших прогулов…

В общем-то, вся моя речь – один сплошной наглый блеф, выстроенный из крох информации, неподтвержденных слухов и разговоров в раздевалке. Но он определенно работает, раз уж Полина стерла с физиономии игривое выражение, а Абашин копошится в барсетке и что-то агрессивно печатает в телефоне.

– Счастливо оставаться.

Я бросаю на стол тысячную купюру в качестве компенсации за испорченное настроение и употребленный напиток и поднимаюсь, похлопывая Ефима по плечу. Пожалуй, я отдал бы пару сотню баксов за то, чтобы посмотреть на то, как он будет объяснять отцу, почему на туманный Альбион едет кто-то более умный, удачливый, изворотливый и дальше по списку.