Контракт на гордость (СИ) - Гранд Алекса - Страница 17

Первым делом, я достаю штопор и откупориваю бутылку красного испанского вина. Разливаю рубиновый напиток в фужеры, которые пылились на самом верху с прошлого визита матери, и передаю Лизе бокал. Намеренно задевая ее пальцы своими, потому что вот так мне сегодня хочется.

Я еще сам не знаю, как далеко я готов зайти в наших отношениях теперь, когда от болезненной любви к Лебедевой не осталось и следа и когда не нужно больше гадать, на какие шиши сводить спутницу в ресторан. Но присутствие Истоминой в моей квартире воспринимается, на удивление, естественно. Не успела она снять верхнюю одежду в коридоре, а я уже думал, что надо купить тапочки нужного размера и повесить второй халат в ванную. Совсем не типичные для меня мысли.

Я делаю щедрый глоток вина и бросаю отбивные на гриль. Расправляю плечи и потягиваюсь до хруста в суставах – достала сидячая работа, устроить себе марафон у Григорича, что ли. Надрать Филатову зад для разнообразия и в качестве предупреждения, чтобы на Лизу даже смотреть не смел.

– Волков, а ты подкачался, да? – моему эго льстит, что Истомина замечает изменения в моей внешности, и я поворачиваюсь к ней с довольной улыбкой.

– Не все ж штаны в офисе протирать.

Спустя полчаса мясо готово, а мы с Лизаветой успели немного набраться. Шутки становятся более смелыми, а я уже подошел к той кондиции, когда готов задавать напрягающие меня вопросы.

– Лиз, а что у тебя с Меньшовым, если честно? – я подливаю нам обоим еще вина не для того, чтобы споить собеседницу. А чтобы поговорить начистоту, следуя известной поговорке «что у трезвого на уме…».

 – Мы познакомились на какой-то выставке. Он прятался в подсобке от одной одичавшей фанатки, а я искала тихое место, чтобы позвонить отцу, – Лиза тепло смеется, а я почему-то начинаю ревновать к воспоминаниям, связывающим ее с другим мужчиной. Ошалело трясу головой и отчаянно не хочу принимать тот факт, что попал в зависимость от подруги детства, пока она продолжает рассказ. – Алик любезно поделился своим убежищем, и я даже оставила ему личную визитку, хотя обычно так не поступаю. С тех пор начались наши свидания, вообще чудо, что я со своим графиком выкраивала на них время. Правда, Меньшов приезжал не часто и был не слишком назойлив, иначе я бы сбежала.

Истомина переводит дух, а я безуспешно душу внутреннего монстра, желающего видеть Меньшова в крови со свернутой шеей. Слишком сильно надавливаю на нож, и он, разрезав отбивную, как масло, с противным лязгом царапает по тарелке. Лиза вздрагивает, недоуменно изучая мои стиснутые в кулаки руки, а я выпускаю воздух из легких и спрашиваю.

– Ты его любишь?

Истомина подозрительно долго молчит, не говоря ни «да», ни «нет», я же дурею от затянувшейся паузы, ощущая себя эдакой марионеткой, подвешенной за нитки и управляемой чужой рукой. Наконец, Лизавета отрывает взгляд от тарелки и все-таки озвучивает свое негромкое «нет».

– Тогда почему? – выпаливаю я слишком поспешно и с облегчением выдыхаю: с таким диагнозом однозначно можно бороться.

– Почему с ним и даже согласилась выйти замуж? – Истомина-то и в свои двадцать была далеко не глупой девчонкой, а сейчас и вовсе понимает меня с полуслова. Она отрезает тонкий ломтик от отбивной, обмакивает его в гранатовый соус и отправляет в красивый рот, округлившийся в букву «о», чем на несколько мгновений дезориентирует меня. Усмехнувшись каким-то своим догадкам, она лишь качает головой и не дрогнувшим голосом объясняет: – потому что с ним спокойно, Саш. И надежно. Я знаю, что через год у нас будет свадьба и путешествие на Мальдивы, через пару лет – дом в Подмосковье и ребенок.

– А у нас? – Лизины фразы хлестким джебом (удар в боксе, который наносится из выпрямленной стойки разгибанием локтя вытянутой вперед левой руки – прим. автора) врезаются в челюсть. Отчего-то становится больно, что в ее распланированном будущем может не быть места для меня.

– А что у нас, Саш? – Истомина вскидывает подбородок и отчеканивает, до побелевших костяшек сжимая вилку: – Я уехала из Краснодара с выжженной пустыней в груди, а ты семь лет не пытался меня вернуть. Что изменилось-то?

Она не обвиняет меня и не кричит, только ее голос все равно срывается на хрип, а я не могу больше спокойно сидеть на стуле и смотреть, как кривятся ее губы. В пару секунд я огибаю стол и нависаю над Истоминой, положив подбородок ей на плечо и намеренно задевая ее щеку своей.

– Чтобы осознать некоторые вещи, иногда нужно преступно много времени.

Лиза сидит недвижимо, только дышит тяжело-тяжело, я же, не отдавая себе отчета, разворачиваю ее к себе вместе со стулом и нетерпеливо впиваюсь в приоткрытые губы. Они хранят вкус гранатового соуса и пьянящего алкоголя, от которого башню все-таки сносит. Тем более, когда желанная девушка подается навстречу и углубляет поцелуй, вцепляясь пальцами в мои волосы. Безумие уносит куда-то за грань нас обоих, моими ладонями сметает с ни в чем не повинного стола посуду и пригвождает Истомину за запястья к прохладной гладкой поверхности.

– Саш, я не готова, – пробивается тихое сквозь туман, и я до скрежета стискиваю зубы: никогда в жизни еще мне не было так сложно остановиться. Я утыкаюсь носом Лизе в ключицу и пытаюсь проморгаться, потому что зрение никак не хочет фокусироваться, пока Лизавета бережно гладит меня по спине. – Мне нужно ехать.

В звенящем молчании Истомина вызывает такси, поспешно собирается, тщетно стараясь привести в подобие порядка растрепавшиеся волосы. Эффекта все равно никакого, потому что ее с головой выдает лихорадочный румянец и искусанные припухшие губы. И даже фирменный бежевый блеск совсем не спасает ситуацию.

– Не торопи меня, Саш, – шепчет она еле слышно и, мазнув носом по моей щеке, скрывается за дверьми лифта. Я же полночи не могу уснуть, перематывая в мозгу обрывки нашего разговора.

И хоть Лиза и просила ее не торопить, я хочу ускорить принятие решения в свою пользу. И видеть улыбку на ее лице утром тоже хочу. Поэтому первым делом заезжаю в «Старбакс» за двойным капучино с карамельным сиропом и только потом поднимаюсь в офис, игнорируя семафорящую Митину. С видом победителя ставлю картонный стаканчик перед Истоминой и коротко целую ее в губы. И плевать я хотел и на охающую секретаршу, и на врезавшуюся в стол практикантку-Калугину, и на далекого Лизкиного жениха.

– Истомина, ты ведь никогда не была трусихой, правда? – я театральным жестом опускаю связку ключей от своей квартиры в ее сумку и подмигиваю, по зажегшемуся в изумрудно-зеленых глазах блеску понимая: вызов принят.

Лиза

– Что вы делаете в 9 часов вечера?

– В 9 часов вечера я... свободен.

– Тогда встретимся в кровати!

(с) к/ф «Импровизация».

Я никак не могу отделаться от ощущения, что с переезда в Краснодар моя жизнь летит, как лавина с горы. Стремительно наращивая скорость, а я ничего не могу ей противопоставить и лишь несусь в потоке таких же лишенных воли снежинок. Я не управляю событиями, иду на поводу у сиюминутных желаний и не думаю о том, что будет завтра. А еще чувствую себя настолько… свободной, что становится страшно.

– Ну ты даешь, Лиз! – у меня на кухне сидит внучка Зинаиды Петровны, болтает ногами и с громким причмокиванием прихлебывает какао. И разница в шесть лет между нами совершенно не останавливает ее от того, чтобы меня поучать: – сбежать от Волкова, чтобы ночевать одной в этой клетушке? Ты точно рехнулась! Ты фотку его последнюю в инсте видела? Он же крышесносный, обалденный и вообще отвал башки, во!

Аленка вскидывает большой палец вверх, а я не удерживаюсь и все-таки закатываю глаза. Потому что у этого разбудившего меня спозаранку стихийного бедствия комплексы и чувство такта отсутствуют как явление, и мне полчаса приходится выслушивать восторги в Сашкин адрес. Не то, чтобы я была сильно против, но признавать, что уехать от Волкова было глупостью, не хочется.