Его добыча – 2 - Медведева Алёна - Страница 1

Троя

Плохо… Как же мне плохо…

Несвязная мысль и ощущения бессилия: тело словно налитое свинцом, даже век не поднять, стук сердца где-то в висках, и дышать… невозможно!

Дышать!

Глаза всё же распахнулись, и яркий всполох ворвался в сознание, ослепляя разноцветьем спектра. Рот раскрылся в беззвучном крике, в попытке втянуть хоть каплю живительного воздуха.

И я его получила. С судорожным всхлипом вдохнула… Ещё и ещё… Глаза снова закрыла – смежила веки, спасаясь во тьме, не в силах выносить терзающее давление, сменившееся обрушившимся на меня тонким свистом. Мучительным, сметающим всё на своём пути, кроме желания сжаться в комок, исчезнуть, раствориться в небытии – всё что угодно, лишь бы его не слышать. Застонала в отчаянной попытке избавиться от сводящего с ума звука, и…

И он исчез. Заглох. Захлебнулся на последней визгливой ноте, освободив меня от гнёта нестерпимой звуковой атаки.

Покой…

Безликий, оглушающе тихий, вязкий… Но такой желанный! Вот так, уверена, и становятся душами, которым нет дела до мирских ощущений. Так же, как амиотам… Им ведь именно материальность безразлична, они абсолютно отличаются от нас…

Почему? – оглушило нежданно. – Почему я думаю об амиотах?

Мысль сработала словно спусковой механизм. Перед глазами в одно мгновение промелькнуло всё то, что мой разум, сосредоточенный на сиюминутном разрушающем воздействии, предпочёл задвинуть за ширму пустоты.

То, как я чудом выжила на станции, с которой бежали существа, прихватившие меня с собой. Вернее, один из них. Выжила, когда мир многих и многих недавних коллег исчез в круговерти жадного голода этих существ – амиотов.

То, как на моих глазах гибли недавние соратники, теряя жизнь, которую в буквальном смысле выпивали из них монстры… Те самые, которых создали в лабораториях этой станции, самоуверенно рассчитывая использовать в собственных интересах. Но сложилось иначе: творение превзошло создателя, а все мы – простые обитатели космической станции— стали лишь разменной монетой, подвернувшейся под руку сильнейшим. Нет, скорее уж питательным ресурсом, в свою очередь послужив интересам чудовищ.

То, что я, вопреки всякой логике, осталась в живых, когда угнанный чужаками транспортник настигли преследователи. Они должны были стереть его с лица Вселенной. И я была готова к этому крушению, понимая его неизбежность. Но… снова всё случилось не так.

И вновь в ушах прозвучал мой внутренний крик ужаса, мольба-прощание, бесчисленные укоры самой себе. Горечь сожаления о том, что не ценила и не проживала каждый свой день как единственный и неповторимый, переполняла душу. Снова и снова смиряясь с неизбежностью собственной гибели, оставаясь пленницей амиота, я переживала запредельный ужас и отчаянно желала повернуть время вспять, при этом отчётливо понимая – невозможно. Та скучная, надоевшая, порой раздражавшая, но такая привычная жизнь безвозвратно утрачена.

Жизнь – понятие относительное. Мы не замечаем её незначительных моментов, не способны прочувствовать всю прелесть постоянства в полной мере, когда в монотонном спокойствии и рутине день сменяется днём, а год – годом. Но стоит внезапно исчезнуть привычному и прежде казавшемуся скучным миру, как к каждому из нас неизменно приходит способность ценить то, что прежде не казалось значимым, способность ощущать жизнь во всей её красоте и многообразии.

Что имеем – не храним, потерявши – плачем! Как же это страшно – ждать неизбежной гибели. Обидно – вдруг осознать, что твоя жизнь была бесценна и отчаянно желанна. Никто не жаждет смерти, все мы желаем лишь жить. Всегда. Вопреки всему. Такова наша природа. Я опоздала с этим пониманием ровно на тот роковой миг, когда мой мир рухнул.

И, чудом избежав гибели несколько раз, в тот момент, когда неуправляемый транспортник, разгоняемый силой притяжения планеты, с запредельной скоростью мчался к единственному финалу, я знала – мы разобьёмся, иначе никак.

Помню, как натягивала скафандр, скорее из упрямого человеческого стремления цепляться за жизнь до последнего, глубоко в душе понимая, насколько это смехотворно. Не поможет он, ничто уже не поможет. И даже чудовищный монстр, притиснувший к себе онемевшее от ужаса в ожидании неминуемого удара тело, – уже не пугал. Смерть была страшнее своих посланников, а желание жить – кричащим, безумным и отчаянным. Как и сожаления о том, что я прежде не ценила.

Сейчас я заново переживала всё. Перевернувшийся мир, в очередной, теперь уже несомненно последний, раз взорвавшийся на осколки. Смерч из обезумевшего воздуха, наших тел и всей обстановки рубки управления, видимый сквозь экран скафандра, прижатого к груди моего пленителя. Словно в недрах центрифуги, нас крутило, болтало и швыряло так, что я отчётливо понимала – от моих костей заживо оторвёт все мышцы. И моё тело тоже разлетится на осколки, что будут, смешавшись с затвердевшей кровью, бесцельно раскручиваться вслед за другими.

Это естественно.

Боль, страх, отчаяние и сожаление о том, что объективно не способна выдержать, – с ними я встретила свою гибель. Не смогла больше, не выдержала боли и ужаса – и провалилась в благодатную тьму.

Да здравствует вечное забвение! Будь проклято оно…

Последняя мысль перед тем, как мой мир навеки исчез в волне бесчисленных обломков, что в бешеном водовороте кружились вокруг. Исчез и…

Вновь возник!

Как?.. Круговерть обезумевшего воздуха улеглась? Мы не разбились?! Да быть не может…

Я снова распахнула глаза, уже совершенно иначе реагируя на свет и лишь теперь осознавая всю палитру накрывших меня ощущений, разом принимая ещё одну данность: тело при мне. И разум? Ведь невозможно спятить посмертно? Нет же… Я жива… Точно жива!

Судорожно дёрнувшись, попыталась осмыслить собственные ощущения. В первую очередь саму себя: тело? Оно же… в порядке? Мне ничего не… оторвало? Сердце замерло на те доли секунды, что понадобились нервным импульсам, рванувшим в голову от самых разных частей моего организма. Но все они категорично заверили моё сознание – точно жива, точно цела и вроде как даже не сильно пострадала. Такое вообще возможно?!

Хотя…

Мышцы дрожали, словно я накануне с сумасбродным упорством отжимала неподъёмную штангу. Кожу на бедре саднило – похоже, я её как-то содрала. А ещё что-то тёплое стекало по верхней губе, но сил, чтобы стереть, мне не хватало. При том что безумно хотелось посмотреть и понять – пот это или что-то другое? Лишь когда жидкость скопилась в уголках губ, чуть смачивая их, и попала в рот, я ощутила солоноватый привкус железа. Всё же кровь…

Повреждение… Это хорошо, да? Значит, я точно выжила. Или нет, плохо? Настолько всё серьёзно, раз я истекаю кровью?

Мысль оформилась запоздало, и думать о чём-то ином, кроме своего состояния, в этот миг я даже не пыталась. Всё было малозначимо. Какая разница, где я и почему очнулась именно сейчас, если тело покидает кровь?! Может ли моя убеждённость в спасении быть следствием парализованного болевым шоком сознания в фактически умирающем, раздробленном на куски теле?

Надо понять: откуда идёт кровь? Если серьёзно пострадала голова, то смысла разбираться в случившемся, в том, что происходит вокруг, уже нет…

Я рефлекторно дёрнулась, однако пришлось приложить основательное усилие для того, чтобы всего-то поднять руку к лицу. И всё же я справилась. Даже взгляд сфокусировать смогла, отчётливо увидев алый мазок на прозрачном лицевом щитке шлема и ощутив его как преграду для моей ладони в эластичной серебристой перчатке. На этом всё: запястье тисками сжали чужие пальцы, делая невозможными дальнейшие движения.

Вскинув голову, я встретилась глазами с пронзительным взглядом, и все мысли тут же исчезли. Кроме одной: худшее из невозможного случилось – Седьмой по-прежнему рядом. Он тоже выжил и меня не отпустил. Сберёг приглянувшуюся игрушку.