Последние часы. Книга II. Железная цепь - Клэр Кассандра - Страница 15

Выйдя замуж за Элиаса, мать Корделии оборвала связи с семьей и не вспоминала о прежней жизни; единственной ниточкой, связывавшей Сону с прошлым, оставалась старая служанка Райза. Изоляция Соны была не единственным, что беспокоило Корделию. Элиас уже много лет назад превратился из отважного героя в обычного больного человека. Что думает об этом Сона? Считает ли она себя воином? Ведь из-за «слабого здоровья» мужа ей пришлось всецело посвятить себя семье и домашним хлопотам, провести полжизни в бесконечных скитаниях, заниматься образованием дочери.

– Сона-ханум! – В дверях стояла Райза. – Он приехал! Только что… и без предупреждения… – Она с озабоченным видом оглянулась.

– Алистер! Корделия! – раздался снизу, из холла, знакомый голос. – Сона, любовь моя!

Сона побелела и оперлась о туалетный столик.

– Элиас?

– Это bâbâ[11]? – Корделия подобрала тяжелые юбки и бросилась в коридор. Райза, мрачная как туча, уже спускалась в холл. Элиас, даже не взглянув на служанку, взбежал по ступеням и остановился на лестничной площадке. Он улыбался.

Корделия застыла на полпути. Когда она услышала голос отца, ее сердце бешено забилось от радости, но сейчас… сейчас, глядя, как мать спешит навстречу Элиасу, чтобы его обнять, она не могла сдвинуться с места. У Корделии почему-то возникло ощущение, будто она здесь чужая. Отец обнял и поцеловал мать, потом отступил и прикоснулся к ее округлившемуся животу.

Сона принялась что-то быстро шептать на ухо Элиасу. Отец по-прежнему улыбался, но Корделия заметила, что у него усталый вид; лицо прорезали глубокие морщины, подбородок плохо выбрит, кое-где осталась седая щетина. Костюм выглядел поношенным, словно Элиас не снимал его несколько месяцев.

Он протянул руки к дочери и позвал ее по имени, и она очнулась от ступора. Мгновение спустя отец сжимал ее в объятиях, поцеловал в лоб, и это знакомое чувство, прикосновение его рук, колючей щетины, тепло его тела, успокоило ее, как всегда, несмотря ни на что.

– Bâbâ, – прошептала она, подняла голову и взглянула ему в лицо. Он так сильно постарел. – Где ты был? Мы очень волновались.

Запах табака, исходивший от его волос и одежды, тоже был хорошо знаком Корделии. Но когда отец поцеловал ее, повеяло еще чем-то сладковатым, неприятным. Что это – вино, перегар? Нет, ей просто показалось.

Элиас сделал шаг назад, сжимая руки дочери в своих.

– Мне очень приятно, что вы с таким нетерпением ждали меня, дорогая. – Он оглядел ее с ног до головы, и глаза его хитро блеснули. – Но тебе не стоило разряжаться в пух и прах ради меня.

Корделия рассмеялась и подумала: «Отец вернулся. Он будет присутствовать на моей свадьбе. Это самое главное».

– Это мое свадебное платье… – заговорила она, но смолкла, увидев улыбку Элиаса.

– Я знаю, дитя мое. Именно поэтому я приехал сегодня. Я бы ни за что не пропустил твою свадьбу.

– Тогда почему же ты не вернулся сразу после того, как тебе разрешили уйти из Басилиаса?

Все трое обернулись и увидели Алистера на пороге его комнаты. Судя по всему, он как раз одевался: пиджака на нем не было, запонки он не успел вдеть в манжеты. Поверх рубашки – черный жилет, на котором золотыми нитями вышиты руны Любви, Радости и Единения, но настроение у Алистера было далеко не праздничное.

– Отец, мы знаем, что ты покинул больницу неделю назад. Матушка все это время места себе не находила. И Лейли тоже.

Элиас пристально смотрел на сына. Он не протянул к нему руки, как к Корделии, и не сразу смог заговорить – у него перехватило дыхание от волнения.

– Подойди и поприветствуй меня, Исфандиар, – произнес он, называя Алистера его вторым именем. Исфандиаром звали великого героя, персонажа поэмы «Шахнаме», персидского эпоса. Этот герой мог связать любого демона заколдованной цепью. Когда Алистер был маленьким, он обожал слушать истории из «Шахнаме»; дети сидели у огня рядом с Элиасом, а он читал им вслух.

Но это было очень давно. А сейчас Алистер, услышав свое персидское имя, даже не пошевелился. Элиас нахмурился.

– Да, меня действительно отпустили несколько дней назад, – ответил он. – Однако прежде, чем вернуться, я отправился в глухой лес, который находится во Франции, к западу от Идриса.

– Чтобы покаяться и искупить свою вину? – насмешливо спросил Алистер.

– Чтобы забрать свадебный подарок Корделии, – сказал Элиас и, перегнувшись через перила, крикнул: – Райза!

– О нет, не надо, я потом посмотрю, – запротестовала Корделия. Она заметила, как мать в тревоге переводит взгляд с сына на мужа, и хотела, чтобы неловкая сцена поскорее закончилась. – Мы потом откроем все подарки, с Джеймсом.

– Райза, – снова крикнул Элиас, – принеси длинный деревянный ящик, который лежит среди моего багажа. Чепуха, – сказал он, обернувшись к Корделии. – Эта вещь не для твоего домашнего хозяйства. Это подарок лично для тебя.

Через несколько минут появилась хмурая Райза с ящиком на плече. Не обращая внимания на сердитое лицо служанки, Элиас взял ящик и протянул Корделии. Она взглянула на Алистера, который стоял, прислонившись к косяку, и слегка подняла брови, словно спрашивая, что ей следует делать. Он лишь пожал плечами. Ей захотелось подойти и тряхнуть его как следует. Неужели так трудно притвориться, что ты рад видеть отца?

Она снова посмотрела на Элиаса, который продолжал держать на весу тяжелый ящик, открыла латунные защелки, подняла крышку.

И ахнула в изумлении.

На ярко-синем бархате покоились ножны – самые прекрасные ножны из всех, что когда-либо приходилось видеть Корделии. Эта вещь была достойна того, чтобы ее выставили в музее. Ножны были выкованы из лучшей стали, сверкающей, как серебро; их украшали золотые инкрустации и выгравированный орнамент в виде листьев, лиан и крошечных птиц. Присмотревшись, Корделия заметила среди листьев миниатюрные руны, похожие на бабочек.

– Единственный дар, достойный моей дочери, – сказал Элиас, – это вещь, достойная меча, который выбрал ее.

– Откуда это у тебя? – прошептала Корделия.

Она была тронута. Когда Алистер рассказал ей о том, как ему чуть ли не с детства приходилось вызволять Элиаса из всяких передряг, искать в кабаках и тащить на себе домой, как он помогал Соне сохранить лицо и оберегал сестру от неприглядной правды, Корделия разгневалась на отца. Как он мог быть таким эгоистом, как мог проявить такое безразличие к семье и ее нуждам?

Но в то же время он был рядом с дочерью, когда это было необходимо, учил ее лазить по деревьям, обращаться с оружием, рассказывал о Кортане и об ответственности, лежащей на ее владельце. И сегодня, в день свадьбы, он пришел и принес такой чудесный подарок. Может быть, не стоит больше сердиться на него, может быть, следует простить за все, ведь он пытается измениться, покончить с прошлым…

– Фэйри северной Франции известны своим мастерством в изготовлении оружия, – ответил Элиас. – Говорят, что эти ножны – творение самой Мелузины. Я сразу понял, что они должны принадлежать тебе. Надеюсь, ты примешь их в знак моей любви к тебе, дитя мое, и… и в качестве обещания стать лучше.

Сона робко улыбнулась. Элиас осторожно поставил ящик с ножнами на столик.

– Благодарю тебя, отец! – воскликнула Корделия и обняла его крепко-крепко. Краем глаза она заметила движение: Алистер молча скрылся в своей комнате и закрыл за собой дверь.

Проклятый браслет, как же избавиться от него, размышлял Джеймс, расхаживая по спальне. Он собирался снять его несколько дней назад… кажется. Или нет? Да-да, он был совершенно уверен, что пытался снять эту штуку, но в какой-то момент замок браслета сломался.

Джеймс направился к столу, чтобы найти перочинный нож или еще что-нибудь острое, чтобы открыть замок, но по пути случайно увидел свое отражение в зеркале и остановился. Ему захотелось убедиться, что одежда в полном порядке. Ради Корделии он сегодня должен был выглядеть безукоризненно.