Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 11

Помимо кинжалов госпожа Ярвидела владела копьём, превосходно стреляла из лука и могла даже голыми руками спустить вниз по склону, а там уж горы переломают кости обидчику. Оборотни-охранники неприкрыто восхищались ею, но лезть к женщине-хаги не рисковали. И не потому, что боялись мужчин-родственников. Отец госпожи Ярвиделы умер за сто лет до рождения Майяри. Они опасались саму женщину, воспитанную словно бы вопреки всем традициям.

Прекрасная, влекущая, полная достоинства и обладающая непревзойдённой выдержкой… Благословлённая на Одиночество будто бы была создана, чтобы мучить мужчин своей недосягаемостью. В ранней юности, до Благословения, на госпожу Ярвиделу засматривался даже отец Майяри. Но дед не одобрил: род слабоват. Зато глава жреческого клана такую невесту приветить был бы рад, да вот отец госпожи Ярвиделы посчитал его племянника недостойным своей дочери. За что, как язвительно посмеивались, и поплатился. Оскорблённый жрец объявил его дочь Благословлённой на Одиночество.

Кто такая на самом деле Благословлённая на Одиночество, Майяри поняла только в двадцать лет, когда в общине появилась ещё одна девушка, получившая божественное благословение. У той умер отец, и она осталась совсем одна – страшнейшая участь для женщины. После благословения её переселили в отдельный дом на окраине общины, и прежние подруги перестали с ней общаться. Зато мужчины зачастили в гости ходить.

Мерзость.

Стало понятно, отчего так не любили госпожу Ярвиделу. Уязвлённый отец не позволил унизить дочь и заботился о ней до самой своей смерти. А уже после того, как он ушёл, стало ясно, что Ярвидела не нуждается ни в чьей заботе. Она сама ходила по горам на охоту, сама чинила свой дом и никогда не принимала чужую помощь. Как же, вероятно, мужчины злились, когда поняли, что эта женщина действительно обречена на одиночество. Гордая, сильная, смелая… Почему она не покинула общину?

Майяри тряхнула головой и опять обвела взглядом парней, сгрудившихся у подвешенного над огнём котлом. Чуть в стороне на мешках и постилках сидели их родственники, чаще отцы, братья или дяди, реже матери. Глядя на них и их отпрысков, можно было заметить много любопытного. Да вот хотя бы если посмотреть на того бравого оборотня, с гордостью рассказывающего собравшимся вокруг него новым товарищам, как он с дедом ходил на самого страшного зверя – медведя. А потом перевести взгляд на лица его отца и матери: грустные и полные тревоги.

А если посмотреть вон на того мрачного мальчика, наверное, едва дотягивающего до требуемых двадцати лет. Сидит в каком-то рванье, ни тёплой одежды, ни сапог. Да и провожающих поблизости не видно. Какой-нибудь бродяжка, решивший, что на воинской службе всяко сытнее будет. В первые годы после побега Майяри повидала множество таких парнишек. Большая часть из них вливалась в бандитские шайки – туда попасть особого труда не составляло, – кто-то умудрялся пробиться в ученики к ремесленникам, но тут уж дюжее старание требовалось, другие продолжали жизнь побирушек, и лишь единицам из них везло попасть куда-нибудь на воспитание.

Мысленно пожелав мальчишке удачи, Майяри продолжила осматриваться.

На заставу она проникла вместе с дозорным отрядом, возвращавшимся с задания. Управились быстро и вернуться решили через лес, чтобы поохотиться и привезти свежего мяса. Майяри потребовалось лишь скрыть запах – благо в этот раз у неё просто прорва амулетов – и в виде сугроба подобраться ближе к волокушам с добычей. Там она легла на ещё тёплую оленью тушу и сменила окрас цветного щита: олень враз слегка потолстел.

Оказавшись в крепости, Майяри подождала, пока охотники нахвалятся добычей, и, улучив момент, переместилась с волокуш к бочке, где и притаилась в ожидании ночи. Бродяжничая, она довольно часто проникала на заставы, чтобы разжиться едой, послушать, что творится в новом для неё мире, и посмотреть, как живут обычные оборотни. В этот раз на заставу её заманили голод и недомогание. Прошагав более суток на юго-запад, Майяри ощутила жар, а потом уже и сильную головную боль. Лекарства в мешке с артефактами не было, а камни, если это не специальные лечебные амулеты, от болезни помогали мало.

Но ночи ждать не пришлось. После полудня ворота распахнулись и внутрь повалил народ. Даже досадно стало. Вот знала бы, тогда бы не пришлось на туше убитого оленя кататься и слушать восхищения, какой зверь жирный! Хорониться у бочки смысла больше не было. Выискав в памяти образ безобидного старика, с которым Майяри как-то беседовала, будучи бродяжкой, девушка присоединилась к толпе. Внимания на неё никто и не обратил. Посчитали, наверное, одним из провожающих. А после чашки горячей каши, которую ей из уважения к почтенному возрасту поднёс один из оборотней, вроде как и жар отступил и стало значительно легче.

– Чего разнюнился, как девка?! – взбешённо прошипел кто-то рядом, и Майяри заинтересованно обернулась.

В сажени от неё стоял невысокий кряжистый оборотень с лысой головой и густой, завивающейся в кольца чёрной бородой. Сложив руки на груди, он с отвращением смотрел на понурившегося парнишку в коротком светлом овчинном тулупчике. Паренёк был довольно высок, но всё ещё по-подростковому нескладен и угловат. Веснушчатый, с растрёпанными пшеничными волосами и голубыми глазами.

– Да о такой жизни все мальчишки мечтают! – продолжал шипеть бородач. – Я тебя еле пропихнул сюда, спасибо старому другу, а то такого рохлю и брать-то не хотели.

– Дядя… – начал было парнишка, но его резко осадили.

– Смотришь, как бычок на заклание, у-у-у! – дядя замахнулся, чтобы отвесить оплеуху, но сплюнул и всё же опустил руку. – Через год сам меня благодарить будешь.

Мальчишка шмыгнул носом.

Майяри отвернулась, чувствуя, как внутри узлом завязывается злость. Это не её дело. Сами разберутся.

Заставив себя сосредоточиться на предстоящем дне, Майяри подумала, что ей всё же повезло. Завтра мальчишек-новобранцев должны были отправить на Ыйскую заставу для обучения. Кое-кто из родичей – те, кому домой ехать в ту же сторону, – отправится в путь вместе с ними. Почему бы и такому почтенному оборотню, как она сама, не проводить ещё немного внучка? Тем более что Ыйская застава стоит в каких-то двадцати верстах от Гава-Ыйских болот.

Благодушное настроение опять вернулось к ней – внутренний харен укоризненно посмотрел, немного подпортив прелесть момента, – и девушка опять огляделась. Пристальный взгляд одного из служивых заставил её напрячься, но она не отвернулась и, кивнув оборотню, одарила его отеческой улыбкой. Тот отчего-то смертельно побледнел и растерянно заморгал.

Обоз с новобранцами тянулся по всё сильнее расползающейся дороге вторые сутки. Родственники-провожатые один за другим отсеивались, и Майяри тоже подумывала покинуть обоз: больно приметной становилась. Пока-то служивые к деду особо не цеплялись, с уважением к возрасту относились. Да и поди пойми, что он тут лишний: все мальчишки почтительно величали его дедушкой, глядишь, где-то среди них и настоящий внук есть. И боязно как-то подходить.

Майяри чувствовала лёгкий страх, витающий вокруг неё, но понять, с чем он связан, так и не смогла. Особенно шарахался тот служивый, что так усердно пялился на неё ещё на заставе. Может, добрый дед, личиной которого она воспользовалась, и не добрый вовсе?

К вечеру обоз покинули ещё трое сопровождающих, и Майяри решила, что и ей нужно утром уходить. С обозом ехать, конечно, удобнее. Ей, как оборотню пожилому, и место в телеге уступили. Три раза в день можно поесть горячей каши, да и кому придёт в голову искать её среди новобранцев-вояк? Внутренний харен недовольно заворочался.

Юные оборотни уже успели перезнакомиться между собой и разбиться на группки. Даже у мальчишки-бродяги, разжившегося казёнными тулупом и сапогами, появился товарищ – серьёзный молчаливый паренёк в добротной одежде. Оба оборотня молча сидели у костра и изредка перебрасывались между собой словами. Заставники одобрительно посматривали на них, и Майяри даже слышала, как кто-то из них сказал, что из парней могут выйти соглядатаи.