Подвалы твоего сердца (СИ) - "hazy forest" - Страница 40

Малфой поднял руку и посмотрел на метку. Она была все такой же мерзкой, но сейчас не казалась такой чужой, как раньше. Клеймо подходило ему. Оно означало то, что он потерян для нормальности окончательно и бесповоротно.

«Пигментная магия» валялась недалеко. Драко нашел кое-какие заклинания, но еще не испробовал их — боялся, что не поможет. Пока оставалась надежда, было легче, однако теперь надеяться было не на что. Мир хотел сделать из Малфоя новое чудовище — он им станет. Никаких сопливых попыток исправления, смешных оправданий и нелепых обвинений. Он больше не свой на празднике жизни. Так пусть начнется праздник смерти, и он станет его хозяином и повелителем!

Выхватив палочку, Драко еще раз припал к горлышку бутылки и сдавленно рассмеялся: алкоголь расплескался и стек по подбородку на рубашку. Найдя в книге выделенные заклинания, Малфой сосредоточился и вознес палочку.

— Ваде промни!

Контуры татуировки покорежились, но остались на месте. Змея, словно извиваясь, через пару минут успокоилась и снова застыла в той же позиции. Драко выругался и перевернул страницу.

— Релингуро!

Показалось, будто черные линии стали тоньше, но дальнейшего эффекта не последовало.

— Нулла вестигниум… — уже без особой надежды произнес Драко и без удивления заметил, что клеймо осталось на месте, в то время как кожа покраснела и воспалилась. — Гребаная метка!

В душе слизеринца что-то отчаянно взорвалось. Он вскинул палочку, и, набрав в грудь побольше воздуха, закричал:

— Ваде промни! Нулла вестигниум! Релингуро! Релингуро! Релингуро!

Вспышки света ослепили глаза, а потом сознание поразила острая, почти нестерпимая боль. Еще страшнее стало от созерцания нынешнего состояния руки: по контурам клейма кожа была словно разрезана умелым мастером; из ран сочилась насыщенная темно-бордовая кровь. Малфой закричал. Не потому, что хотел — это скорее было реакцией организма на страшные увечья. Все тело буквально горело, призывая разум остановить пытку. Кожа горела и наливалась краснотой, воспаляя все больший радиус. Драко уже не мог поднять палочку, чтобы произнести хоть какое-то заклинание. Он, скорчившись на полу, хватал воздух ртом и сжимал пальцами запястье руки с меткой.

Дверь в хижину распахнулась, громко ударяясь о стену снаружи. Порывы ветра хлынули через проем, хлестнув холодным воздухом кожу Драко и огонь в камине. Языки его пошатнулись, но не погасли.

Зеленоватый луч метнулся к изувеченной руке юноши, и он дернулся, испуганно распахнув глаза. Он поймал себя на мысли о том, что, вероятно, совсем сошел с ума.

Гермиона сначала растерялась, увидев скрюченную на полу фигуру, а потом кровь с новой силой прилила к мозгу, заставляя каждую извилину напряженно работать. Пожалуй, своим самым лучшим качеством Гермиона считала сохранение спокойствия в экстренных ситуациях. Захлопнув дверь, гриффиндорка спешно направилась к Драко и упала перед ним на колени. Резкий запах алкоголя ударил по обонянию, и девушка недовольно поморщилась.

Малфой больше не кричал, а только сжимал кулаки и стискивал зубы, терпя уже не такую сильную, как прежде, боль. Кровь залила все предплечье и пол вокруг, не переставая динамично сочиться из глубоких бордовых ран.

— Что ты сделал? — твердо спросила Гермиона. Для устранения последствий ей было необходимо знать причины.

Драко приоткрыл глаза, не доверяя собственному слуху. Что здесь делала Грейнджер? Или это было очередное бредовое видение? Или, может, он умирает? Малфой расслабленно выдохнул. Мысль о смерти оказалась предательски привлекательной. Он знал, что опустил руки и сдался, и от этого стало стыдно и легко. Драко понимал, что мать умрет в любом случае, а на остальных ему было наплевать. Впрочем, эти чувства обладали взаимностью.

— Малфой! — прорычала Гермиона, с усилием встряхнув его за плечи. — Что. Ты. Сделал?

— Иди к черту, — выплюнул Драко и усмехнулся. Вот ещё. Он же не совсем сумасшедший — беседовать с видением. Это абсолютно точно была не Грейнджер. Просто больное воображение снова подсунуло образ гриффиндорской всезнайки. Еще сегодня днем она дала ему глубокую почву для размышлений своим «Я хочу верить в тебя». Фраза была до тошноты заезженной и какой-то банальной, но у Драко из-за неё стонало сердце.

Верить? В него?

… да кто она такая!

Правда, размышлять о болтовне Грейнджер особенно не было времени. Сначала тупой Уизли накинулся на него с кулаками, а потом сова принесла выпуск «Пророка». Все, что было дальше, Малфой помнил весьма смутно. Удавалось восстановить только полные боли и бессильной злобы мысли и серый путь до хижины.

Боль вдруг прекратилась, а рука словно окаменела. Драко заставил себя открыть глаза. Неужели все-таки умер? Потолок загораживала чья-то голова, обрамленная темно-золотыми кудрями. Камин бросал на Грейнджер причудливые блики, делая её образ загадочным и весьма мрачным. Малфой, уперевшись взглядом в распахнутые глаза гриффиндорки, почти перестал моргать. Гермиона успела испугаться. Хотя заклинание заморозки подействовало и кровь перестала течь, состояние слизеринца все ещё было нестабильным. То, что Малфой перестал отпускать резкие фразы, действительно настораживало.

— Грейнджер? — позвал он охрипшим голосом, и девушка приблизилась к нему, потому что едва услышала произнесенные слова. — Что ты тут делаешь?

— Спасаю тебя от потери крови, — она попыталась усмехнуться, но желание язвить умерло, едва родившись. Кожа Малфоя побледнела настолько, что даже в красноватом освещении живого огня казалась слегка синей. На висках проступили голубоватые вены, а лоб блестел от влаги. Глаза Драко не выражали абсолютно ничего. Словно дорогой сверкающий хрусталь, забытый в старом шкафу, они замерли в одном положении.

— Зачем? — бесстрастно поинтересовался юноша обескровленными губами и снова закрыл глаза, устав всматриваться в лицо Грейнджер. Все равно ни черта не было видно. Она наверняка радовалась тому, насколько он жалок, и сейчас едва сдерживалась от смеха. Драко поморщился, когда представил, как быстро унизительная новость разлетится по Хогвартсу. Зачем же она пришла? Точно. Снова эта невыносимая гриффиндорская черта: совать нос куда не следует и спасать тех, кто в спасении не нуждается. Что ж, она добилась своего. Увидела его униженным, растоптанным, слабым. Будет смеяться? Язвить? Подковыривать незаживающие раны? Ничего. Настанет день, и Гермиона Джин Грейнджер будет жалеть, что появилась в жизни Драко Люциуса Малфоя. Когда-нибудь он поставит на колени и её. Да, пожалуй, сначала её, а потом уже и весь остальной мир… или что там хотел сделать Волан-де-Морт?

— Грейнджер? — он испуганно вздрогнул, когда на его лоб упала горячая влага. — Ты что, плачешь?

Гермиона отшатнулась, обессиленно оседая на полу. Стараясь не смотреть на раненую руку Драко, девушка закрыла глаза руками и медленно выдохнула, не успев подавить всхлип. На периферии осознавая, что рыдает слишком часто, Гермиона всхлипнула еще громче, потому что ей надоело делать это тихо. В холодном одиночестве. Чтобы никто не узнал и не услышал. И хотя Гермиона еще несколько часов назад была готова поклясться кому угодно, что никогда не проронит и слезинки при Драко Малфое и — в особенности — из-за него, слезы, словно неудержимая магия, против воли скользили по щекам и тонули меж приоткрытых губ.

— Ну и дура, — насмешливо протянул Малфой. — Я же твой враг. Слышишь? Враг.

— Приди же в себя! — воскликнула она, и, схватив слизеринца за ворот рубашки, попыталась приподнять. Голова Драко обессиленно повисла над полом, но губы растянулись в беззлобной усмешке. — Ты ведь не слабак!

— Я не собираюсь с тобой говорить о собственных душевных силах, «мисс милосердие». Мне не нужно фальшивое сожаление и какая-то там вера. Убирайся отсюда. Убегай, а то пропахнешь моей внутренней гнилью.

— Фальшивые здесь только твои напыщенные слова! — прошипела она, снова встряхивая Драко. Он недовольно приоткрыл глаза. — Ты хоть раз можешь не притворяться золотым мальчиком? Ты же не такой, Малфой! Больше не такой. Я видела! Тогда, в библиотеке, когда ты увидел мой сон… — Гермиона судорожно выдохнула, набираясь сил противостоять холодному прозрачному взгляду. — Ты жалел о том, что произошло. И винил себя. А потом Рон… — она, повинуясь порыву, обхватила лицо Малфоя дрожащими ладонями. Он тут же обреченно зажмурился. — Почему ты не хочешь жить по-настоящему, Драко?