Ловушка для княгини (СИ) - Луковская Татьяна - Страница 36

Отчего-то от этих слов Настасье стало не радостно, а печально, выходит у Всеволода нет ни одного верного человека, на кого можно было бы опереться. Домогост «за правду», Кряж за дочь покойной хозяйки, а кто же за самого Всеволода, за детей его? У отца есть Первак, Пахомий, старик Вышата. А князь Дмитровский один, и давно уж один, с малолетства сирота, может поэтому он так болезненно воспринял смерть первой жены, единственно искренне преданного и любящего его существа? И опять Настасья ощутила тоску по мужу. Свидимся ли?

— Куда мы уйдем? — устало спросила она.

— В Бежск, у князя Ростислава отсидимся. За Толокшей с малой дружиной ждет тебя.

А ведь и вправду, к своему стыду, Настасья ни разу не вспомнила про старшего брата, даже не подумала попросить у него помощи или искать пристанище.

— Так может он поможет град отбить? — оживилась она.

— Не станет он в дела Всеволода лезть, то князю Дмитровскому самому надобно решить.

— Самому, — эхом повторила Настасья, — да где он?

— Это мы у Борятки и выспросим, — подмигнул ей Кряж. — Ты прости, светлейшая, что я с тобой так, запросто, завтра буду со всем почтением.

— Ничего, — мягко проговорила Настасья. — Коли не ты, чтоб со мной было бы. Скажи… — она замялась, стоит ли такое спрашивать, но раз уж выдался вечер по лезвию, выдохнула, — скажи, Всеволод мой — никчемный князь, раз такое завертелось?

Спросила и сама обругала себя, усомнилась в любимом, разве можно так, хорошая жена такого бы и не подумала, а она у постороннего человека спрашивает.

— Град из пепла поднял, не всякий смог бы, — сама себе кинулась отвечать, — и дружину сильную в короткий срок собрал, не так-то это сейчас просто. А то, что в верных слугах врагов не разглядел, так он сам — душа на распашку, и в других то видит, а тут еще горе свалилось… так они ж его еще дурманом подпаивали, да, Микула в том сам признался…

— Хороший у нас князь, хозяйка, — улыбнулся Кряж. — Нарожай ему детишек побольше, чтоб думал, как семью прокормить, а не мысли дурные в голове перебирал, все и наладится.

Настасья, обняв Прасковью и Ивана, забылась тревожным сном. Снился Всеволод, бредущий по колено в снегу, в распахнутом кожухе и без шапки, и Настасья мысленно просила у него прощение и молила вернуться.

В черноте хмурого утра Горчиха провела гостей вдоль крепостной городни к северным воротам. Там воротники, не задавая вопросов, с поклоном отворили пред княгиней двери и вывели ей двух лошадок, впряженных в сани. Кряж уселся возницей, дети и княгиня завернулись в огромную шубу на дне возка, а Боряте достался оседланный конь. Беглецы выехали в сумрак, оставляя широкий след от полозьев. Воротники тут же кинулись его заметать. Хорошо, что в граде остались верные люди.

Огонь выбрасывал искры в вечернее небо, старательно вылизывал дрова, приятно постреливал, раздаривая путникам тепло. Затерянные в снежной степи люди жадно протягивали к нему закостеневшие пальцы. Лошади мерно помахивали хвостами, отдыхая от долгого пути. Ах, как жаль, что животные не могут двигаться без остановки! Это уже третий отдых за день, а так бы хотелось мчаться не останавливаясь, быстрее добраться к заветной Толокше. Может Ростислав догадается и выедет навстречу.

Настасья баюкала Ивана. Как бы не застудить ребенка? Может стоило тайком оставить детей в теплой избе у Горчихи, дожидаться возвращения отца? Правильно ли она поступает, увозя с собой в неизвестность княжича и княжну? Постоянные сомнения усиливали тревогу. Если бы знать, как правильно. Но Настасья этого не знала, оставалось только молиться и надеяться.

— Здесь чуть подремлем и дальше поскачем, — сообщил Кряж, подбрасывая в костер свежие ветки.

Где-то в значительном отдалении прозвучал одинокий протяжный вой. Прасковья вздрогнула и прижалась к мачехе:

— А волки нас не с-съедят? — чуть заикаясь, спросила она у большого дяденьки.

— Куда им! — уверенно произнес Кряж, показывая длинный кнут. — Волк тут у нас один, — он резко развернулся к притихшему Боряте, — может поведаешь, как тебя на пакость подбили?

Борята вскинулся как вынырнувший из лужи воробей, нахохлился:

— Я сказал же, что помочь княгине хотел, не знал я, что в церкви засада будет.

— Да я не про то, — сузил глаза великан, — кто тя за княгиней волочиться надоумил?

— Никто, — с вызовом бросил кметь, — просто баба понравилась, князь ее не всхотел, ну я и подумал…

— Врешь! — возмутилась Настасья. — Ты Микуле крикнул: «Вы бабу мне обещали!» Кто тебе обещал?

Борята с сожалением прикусил нижнюю губу. Кряж угрожающе поднялся:

— Или сказываешь или нам с тобой не по пути. Волки там добычу заждались, — великан загородил кметю дорогу к расседланному коню.

— Ермила мне сказал, мол, чего теряешься, у нее такая мать была, что и дочь не далеко ушла, сама к тебе прибежит.

— Да как он смел, слизняк мерзкий?! — громким шепотом возмутилась Настасья, стыдясь, что это слышит Прасковья.

— Лжет, — холодно произнес Кряж, — княгиня Улита во вдовстве себя блюла.

Борята скривился в недоверчивой усмешке, но вслух противоречить не посмел.

— Серебра мне шапку обещали отвесить и княгиню отдать, как Всеволода изведут. Мы бы с тобой в Смоленск или в Полоцк подались бы, — с горящим взором обратился он к Настасье, — зажили бы ладно, кто ж знал, что они обманут? Я это понимать начал, как Всеволод меня прочь погнал, а Микула мне не помог.

— Когда тебя Всеволод прочь прогнал, вы же вместе из Дмитрова выехали? — Настасья напряженно вглядывалась в по-детски округлое лицо юнца.

— Выехали, на первый привал стали, он меня к себе вызвал и говорит, мол, откуда у тебя на лбу синяк. Я и говорю — об дверь ночью стукнулся. А он велел прочь ступать на все четыре стороны и в град не возвращаться.

«Синяк-то я ему набила», — вспомнила свой отчаянный удар княгиня.

— И куда ты пошел?

— Обратно, куда ж я зимой в степь пойду? Думал отсидеться, пришел к Микуле, а он на меня собак спустил, еле от них сбежал. У тетки в подполе отсиделся, а как узнал, что на княжьи хоромы полезли, так тебя, княгиня, через ход и пошел спасать.

— Опять врешь, — прохрипел Кряж, — про ход откуда ведаешь?

— Да многие то ведают, тоже мне тайна, — пожал плечами Борята.

— Микула тебе ход показал, велел княгиню с княжичем вывести, сказывал — тебе баба, а дите мне. Так?

— Нет, не так, — огрызнулся кметь.

— Так, по очам твоим грешным то вижу, — усмехнулся Кряж, встряхивая овчину для ночлега. — Чего-нибудь выкинешь, убью.

— Ничего я не выкину, — буркнул Борята, — к Ростиславу если пристроите в дружину, вечно Бога об вас молить стану, больше мне ничего и не надобно.

— Эк ты наметил, а возьмет ли тебя Ростислав? — Кряж поклонился княгине, прося разрешение на отдых.

Настасья махнула согласие и полезла с детьми почивать в сани. Сумерки превратились в плотную пелену ночи, расцвеченную яркими жемчужинами звезд. Мороз крепчал, заставляя сильнее кутаться в теплые шкуры. Скорее бы в дорогу — зевнула Настасья, прикрывая глаза. Ее накрыл тяжелый сон без сновидений, какой случается только после тяжких потрясений и переживаний, когда не только телу, но и душе невмоготу отражать тревоги дня.

Волчий вой, уже не такой далекий, заставил вздрогнуть, встряхивая остатки дремы. Настасья встрепенулась, проверяя лоб Ивана, нет ли жара. Успокоилась, огляделась. Кряж и Борята спали. Настасья прислушалась, вой не повторился. Облегченно выдохнув, княгиня, опершись о край повозки, снова прикрыла глаза.

И тут послышался легкий шорох, почти неуловимый, немного качнулся недвижный морозный воздух, или Настасье это почудилось. Она лениво приоткрыла правый глаз. Борята, с занесенным мечом, склонился над Кряжем, готовясь нанести удар в грудь. Расширив очи от ужаса, Настасья собралась громко крикнуть, понимая уже, что не успеет. Было ощущение, что время остановилось, замерло так же от вероломства, как и она. Ну же, крикнуть!