Култи (ЛП) - Запата Мариана - Страница 10

Все хотели знать, какой он — Рейнер Култи, а мне нечего было им рассказать. Он появлялся, чем бы мы ни занимались на тренировке, застывал в любом свободном углу и смотрел. Он вообще ни с кем не разговаривал и не общался. Он ни делал ничего.

Так что... это было своего рода разочарованием для всех, кто о нем спрашивал.

Какая-то часть меня была удивлена, что птицы еще не нагадили на него, потому что он просто неподвижно стоял. Если бы ему когда-нибудь понадобились деньги, он мог бы работать в качестве одной из живых статуй. Тех самых, что раскрашивают свои тела в металлические цвета и замирают посреди Таймс-сквер, а люди бросают монетки, чтобы те пошевелились или за возможность с ними сфотографироваться. Настолько ужасно он выглядел, находясь в состоянии полной апатии.

Зато никто ничего не говорил о чудовищной пресс-конференции, не упоминал об Эрике и Култи, и больше не было никаких вопросов о моем возвращении в национальную сборную. В общем, мне действительно не на что было жаловаться. Я могла вести себя как нормальный человек, обладающий некоторым достоинством, а не как заикающаяся идиотка, которая десять лет назад была влюблена в мужчину, о котором все говорили.

И действительно, на что тут жаловаться?

Утром, в день нашей фотосессии, я должна была сразу понять, как пройдет это интервью. Первое, что сделал журналист, это неправильно произнес: «Саломея!». Су-Ломе. Но даже после того, как я поправила его, он все равно называл меня неправильно. В этом не было ничего особенного, я привыкла, что люди коверкают мое имя. Это происходило постоянно.

Су-лом. Саах-Ломе. СА-ломиии. Салями. Саламандра. Солома. Сэл-мен. Сауломе. Салли. Саманта.

Или, если это был мой брат — Бестолочь.

А если моя младшая сестра — Ведьма.

Как бы то ни было, если кто-то не в состоянии произносить ваше имя правильно, даже после того, как вы исправляете его... это знак. В данном случае это точно был знак, и я должна была догадаться, что этот парень настоящий говнюк.

Я пыталась сбежать от него. Обычно я старалась улизнуть от журналистов, но в последнее время их стало так много, что это было невозможно. В ту минуту, когда я заметила группу телевизионщиков и журналистов у поля, где должны были быть сделаны фотографии, у меня внутри все перевернулось. Меня не смущало ходить в спортивном лифчике перед всеми. Я могла прекрасно играть на поле перед тысячами зрителей, но если камера появлялась, когда я не была занята игрой…

Нет. Нет, нет, нет.

Поэтому, как только замечала их, я старалась обойти по кругу как можно дальше. Пусть сначала поговорят с другими девочками. Самая дальняя группа от входа остановила Грейс — капитана и ветерана команды. Спасибо Тебе, Господи. Потом я увидела, как другая группа набросилась на Харлоу, и почувствовала огромное облегчение.

Осталось пройти еще пять метров. Еще пять, и я буду свободна. Мое сердце забилось намного быстрее, и я постаралась смотреть вперед. Никакого зрительного контакта.

Три метра. Господи, пожалуйста.

— Саломея!

Твою ж мать.

Я оглянулась и вздохнула с облегчением, когда кричащий репортер оказался без камеры и оператора.

Он был блогером. Я могла бы расцеловать его.

Первые несколько вопросов были нормальными. Чем я занималась в межсезонье. Как продвигались тренировки. Кого я считаю нашими самыми сильными соперниками в этом сезоне.

Как раз в тот момент, когда заканчивала отвечать на последний вопрос, намереваясь сказать ему, что мне нужно идти, я услышала? как репортеры вокруг нас начали громко галдеть. Опять же, в этом не было ничего особенного. Пока я говорила, журналист смотрел в сторону, наблюдая и ожидая следующую жертву. Обычно перед началом тренировок не было ни репортеров, ни журналистов, если только не наступало время плей-оффа. По крайней мере, так было до появления бывшей немецкой суперзвезды.

Стало очевидно, у них было профессиональное чутье, будто они знали, когда он появится рядом. И по выражению лица журналиста, когда он увидел свою следующую тему для вопросов, я поняла, кто привлек его внимание.

Журналист смотрел на кого-то позади меня, его взгляд метнулся на мое лицо… и обратно.

Я почти содрогнулась от гнева, переполнившего меня, когда Култи прошел мимо, отмахиваясь от трех журналистов, которые пытались привлечь его внимание, задавая вопросы и толкая свои камеры и записывающие устройства ему в лицо.

Это что же, ему значит можно так по-хамски себя вести, а мне нет?

— А разве ваш брат не профессиональный игрок в футбол? — медленно спросил журналист.

Я сглотнула и понадеялась, что он не клонит к тому, о чем я подумала. И все же я чувствовала, это не так.

— Да. Он центральный защитник. — Или, как я его называла, центральный засранец. — Он обычно играет за «Сакраменто», но сейчас временно в одной из европейских команд. — Я была уверена, что это единственная причина, по которой он еще не позвонил мне, чтобы обругать Култи. Знал ли он об этом? Должен был. Но он прижимистый, и не станет звонить до нашего регулярного телефонного свидания каждое второе воскресенье.

Блогер снова перевел взгляд на меня, низко опустив свои веки, и я поняла, что вляпалась.

— Разве он не сломал ногу много лет назад?

Точнее, это была его левая голень и малоберцовая кость. От одной мысли об этом у меня заболели ноги, и я ограничилась кивком в ответ. Чем меньше я говорила, тем меньше у меня было шансов напортачить, сказав какую-нибудь глупость.

— Десять лет назад.

— Это случилось во время игры? — Он спрашивал, но мы оба прекрасно понимали, что он знает ответ.

Мудак.

Неужели я так глупо выгляжу? Я не собиралась позволять ему выставить меня идиоткой. Когда я училась в колледже, спортсменов любого вида спорта заставляли посещать занятия по ораторскому искусству. Конечно, я едва сдала экзамен, но меня научили одной вещи, которую я не забыла: как важно держать интервью под контролем.

— Да. Десять лет назад, во время игры с «Тайгерс», он преследовал свободный мяч, и игрок соперника ударил его по ноге. — Журналист прищурился. — Он не играл шесть месяцев.

— Игрок получил желтую карточку, не так ли?

И... вот оно. С каких это пор спортивные блогеры, подлые маленькие говнюки, создают драму там, где она не нужна?

Я приклеила улыбку на свое лицо, одарив его взглядом, говорившим «я точно знаю, что ты делаешь, мерзкий ушлепок».

— Да, но сейчас он в полном порядке. В этом не было ничего особенного. — Ну, это была ложь, но все равно. Моя улыбка стала еще шире, и я сделала шаг назад. Быть стервой для меня было неестественно. Мне это не нравилось, но я не собиралась демонстрировать это. Тренер Гарднер до боли ясно дал мне понять, что в интервью я должна делать акцент на команде, а не на Култи, и особенно не на Эрике и Култи. — Мне пора идти. У вас есть еще какое-нибудь вопросы о тренировках?

Взгляд репортера скользнул в ту сторону, куда ушел Култи и его преследователи.

— Мы закончили. Спасибо.

— В любое время. — Ни за что.

Я сделала еще один шаг назад, подхватила сумку с земли и зашагала в сторону поля. Мне все еще нужно было забрать форму, которую они хотели, чтобы мы надели для наших индивидуальных фотографий, и переодеться. Кто-то из членов организации установил две палатки на краю поля, одну с длинными откидными занавесками, чтобы обеспечить некоторую уединенность при переодевании, и другую, более простую, без занавесок, где можно было получить форму.

— Сал! Иди забирай свои вещи! — крикнул кто-то из маленькой палатки.

Я направилась туда, оглядываясь вокруг, чтобы посмотреть, кто выжил в этой схватке с прессой. Помахала игрокам и сотрудникам, которые встречались со мной взглядом. Перед тем как начнется фотоссесия игроков, мне нужно было оказаться в палатке, где выдают форму. Там было всего несколько человек — два менеджера из офиса управления раздавали униформу, два игрока и три тренера.