Култи (ЛП) - Запата Мариана - Страница 18

Она пожала плечами.

— Как скажешь.

— Где же он? — услышала я, как спросила одна из новых девушек, когда они проходили мимо.

Он.

Я не собиралась оглядываться, когда чертовски хорошо знала, кто этот единственный отсутствующий «он». Я точно поставила его будильник на семь утра и оставила его на тумбочке рядом с кроватью… Этого времени было более чем достаточно, чтобы добраться сюда.

Я снова посмотрела на свой телефон и проверила, нет ли пропущенного звонка. По-прежнему ничего.

Ну что ж.

Наша тренировка началась через несколько минут, и мне пришлось отодвинуть мысли о Култи и его отсутствии на задний план. Затем Гарднер помахал мне рукой сразу после того, как мы пробежали спринт.

— Все в порядке? — спросил он, когда мы стояли в стороне от поля, пока передвигали оборудование. — Я спал, когда ты позвонила.

Вот черт.

— О, да. Извини за это. Я позвонила случайно. — Расплывчато, верно? Этого должно быть достаточно?

Гарднер, не раздумывая, просто пожал плечами.

— Я так и подумал.

Прежде чем успела спросить его, что он имеет в виду, я заметила, что кто-то неуклюже идет через поле.

Култи.

Я сглотнула, почесала бровь и указала за спину.

— Мне пора возвращаться.

Мой давний тренер согласно кивнул.

Я решила быстрее свалить оттуда.

По крайней мере, я попыталась, но, подойдя к группе девушек, стоявших рядом, совершила ошибку, оглянувшись через плечо.

Эти глаза цвета зеленого янтаря, которые я видела со стен моей спальни в течение тысяч дней моего детства, смотрели на меня. На. Меня. Не глядя сквозь меня, не глядя поверх меня. А прямо на меня.

Хотя на его лице отсутствовало какое-либо выражение, нельзя было не заметить напряженность в его взгляде. Я и раньше видела это намерение. Много, много раз раньше, когда он играл. Когда он играл и был примерно в трех секундах от того, чтобы потерять самообладание в гневе.

И... какашки.

Расправив плечи и сделав глубокий вдох, я посмотрела прямо на него с нейтральным выражением лица.

Разве я сделала что-то не так? Нет.

Я подобрала почти совершенно незнакомого человека, который был пьян, заплатила за номер в гостинице, отвезла его туда, оставила деньги на такси и записку. Чего еще он хотел? Я никому не рассказывала о том, что случилось, и не скажу, даже Дженни.

Ладно, думаю, он не знал, что я никому не скажу.

Скользнув взглядом вперед, я напомнила себе, что не сделала ничего плохого. Я сделала все, что могла. И не моя вина, что он не проснулся вовремя. В любом случае, я все равно не смогу вернуться в прошлое. Возможно, мне следовало позвонить утром, чтобы проверить его, но, без сомнений, он был в порядке, когда я оставляла его.

Сосредоточься на игре, Сал. Просто сосредоточься на игре. Беспокойся о проблемах, когда они происходят, вместо того, чтобы тратить свое время на ожидание неприятностей.

Правильно.

Я сосредоточилась.

Тренировка прошла отлично, пока два часа спустя это не произошло. Я задыхалась и ухмылялась как идиотка, когда дала пять двум девочкам, с которыми только что закончила играть. Это была мини-игра три на три, которая длилась пять минут. Мы победили, и после того как остыли, наша тренировка закончилась.

Я очень быстро схватила свои вещи, вернулась к машине, спрятала сумку в багажник и подняла руки над головой, чтобы расправить плечи, когда чья-то рука из ниоткуда схватила меня за локоть.

Меньше всего я ожидала, что оглянусь через плечо и увижу высокую фигуру с каштановыми волосами и слегка загорелой кожей. Култи. Снова очень много Култи вблизи. Вчерашняя ночь была такой размытой, что единственное, на чем я сосредоточилась, это размер его тела и вес, больше ничего. В отличие от сегодняшнего дня. В небесно-голубой форме, которая, как я слышала, официально называлась «снежная мята» — на самом деле это была всего лишь мягкая, тренировочная джерси. Знаменитый какающий Немец сжимал пальцами левой руки мой локоть и смотрел на меня сверху вниз.

Я судорожно сглотнула.

Я испугалась. Сильно испугалась, даже если мне удалось не показать этого.

В нем не было ничего особенного. Ничего. Какашки, какашки, какашки.

— Скажешь хоть слово о вчерашнем дне, и я заставлю тебя пожалеть об этом. — Низкий голос с резким акцентом прошептал угрозу так тихо, что если бы я не смотрела на него, то не подумала бы, что его губы шевелятся. Но так оно и было.

Рейнер Култи стоял возле моей отчаянно нуждающейся в мойке «Хонды» и говорил... Что?

— М-м-м... Простите? — спросила я медленно, осторожно. Обычно я не страдала слуховыми галлюцинациями.

— Если ты, — его тон прозвучал слишком уж похоже на «ты — тупица», — расскажешь кому-нибудь о вчерашнем, я позабочусь о том, чтобы ты смотрела сезон со скамейки запасных.

Я могла пересчитать по пальцам, сколько раз попадала в неприятности из-за того, что на поле играла слишком грубо.

Однажды, когда училась во втором классе, меня поймали за списыванием домашнего задания у моего друга.

Дважды я солгала родителям о том, где была

А потом, когда была в национальной команде, я поступила просто глупо, но не пыталась кого-то обмануть.

Дело в том, что я не люблю делать плохие вещи или разочаровывать кого-либо. Честно говоря, это заставляло меня чувствовать невероятный стыд, а это отвратительное чувство. По крайней мере, для меня. На протяжении всей жизни большинство людей называли меня паинькой, потому что я не любила делать то, что могло бы навлечь на меня неприятности. Во всяком случае, у меня были дела и поважнее. Прессовать некоторых игроков во время игры не считалось, потому что они прессовали соперников не меньше.

Поэтому мне казалось абсурдным, что он мог подумать, будто я сделаю что-то подобное.

Сразу же после того, как я перестала удивляться тому, что он это предположил, я разозлилась. Действительно была чертовски зла. Посадить меня на скамью?

Негодование, взрыв гнева, который соперничал с долбаным вулканом Кракатау и недоверием, заставили мое сердце бешено заколотиться.

Я тяжело задышала. Неужели я задыхаюсь? Мое лицо стало горячим, а в горле образовался комок. На какую-то долю секунды я забыла, кто передо мной.

Это было достаточно долго, чтобы я сжала кулаки, от ярости выпятив подбородок, и сказала:

— Ты... — Не знаю, как я собиралась назвать его, потому что я была так зла — так зла — что не могла думать ясно. Но как только моя рука начала двигаться к лицу Немца, я поймала взглядом Гарднера и нескольких игроков, которые еще не ушли, и направлялись к своим машинам.

И здравый смысл, смешанный с тем тихим голосом в моей голове, который поддерживал меня, когда я чувствовала, что теряю разум, напомнил подумать о том, что я собираюсь сделать.

Воздух вылетел из моих легких, будто меня только что ударили. Вена на моем виске пульсировала от ярости. Не делай этого. Не делай этого. Волосы на моих руках встали дыбом.

Медленно, я опустила руки и заставила себя закрыть рот.

Этот кусок дерьма не станет причиной, по которой мне придется отсиживаться целый сезон.

Только не он.

Желание открыть рот и прокричать ему, чтобы он шел и отсосал долбаный член, изводило меня, но я сдерживала его медленно и неуклонно, оно боролось будто Барракуда, спасающая свою жизнь. Но я это сделала. Я сдержала его глубоко в груди и заперла в сердце.

Он не отнимет у меня этого.

Это стало практически самым трудным, что я когда-либо делала. Удержать свои средние пальцы согнутыми, а колено прямым и подальше от места, где на человеке его роста находится пах. Я села в машину, молча закрыла дверь, убедилась, что никого не перееду, и отъехала.

Я ни разу не посмотрела в зеркало заднего вида. Я была слишком зла.

Я сделала это так быстро, как смогла, прежде чем по щеке скатилась одна слеза. Только одна. Как он мог угрожать мне после того, что я сделала? Я ничего не могла понять. Я сделала глубокий, прерывистый вдох и сказала себе, что не собираюсь тратить на него свои слезы. Было ли это унижением, оскорблением или просто гневом, не имело значения. Его дурацкое мнение не имело для меня никакого значения. Я знала, кто я и что я такое.