Чужая — я (СИ) - Гейл Александра - Страница 44

Нет. Больше я в этот капкан не попадусь!

— Это не мог быть мой отец, — начинает Норт, шагая из стороны в сторону, и вся романтика вылетает у меня из головы.

Не сдержавшись, я устало закрываю глаза пальцами. Надавливаю. Мне нужно успокоиться, иначе я буду кричать так, что стараниями мисс Клосс меня засунут в психушку. А Говарду Фейрстаху только и надо, что признать меня невменяемой. И маме тоже нужно именно это. Я не дам им то, чего они хотят.

— То есть это совпадение, что сразу после рукопожатия с твоим отцом меня отстранили от занятий?

Остановившись, Норт указывает на меня пальцем. Сейчас он выглядит юным и потерянным. Обычно всезнающий, неприступный и безгрешный — ну как же точно Стефан подобрал эпитет! — он с выражением растерянности на лице защищает своего отца. Потому что на самом деле в нем сомневается. Есть в чем сомневаться. И только теперь я понимаю, что несмотря на все минусы, опасения и заявления, Норт в некотором смысле любит его. Как Хилари любит нашу маму…

— Вот это на него похоже, да. Говоря о том, что наши отношения могут доставить тебе неприятности, я имел в виду проблемы с администрацией колледжа, слежку, запугивания, может попытку подкупа, но не угрозу жизни. Я же не идиот так рисковать! Не может быть, чтобы отец решился тебя убить. Должно быть другое объяснение.

— Ты просто не все знаешь.

Я скрещиваю руки на груди. Закрываюсь. Норт замечает это и мрачнеет. Сокращает расстояние между нами, нависает, намеренно вторгается в личное пространство, намекая на то, что есть у него такое право.

— Так расскажи мне то, чего я не знаю.

— Нет! — Я все же взрываюсь. — Я не собираюсь убеждать тебя в том, что права. Никакого значения не имеет, веришь ты мне или нет. Я достаточно помню, у меня достаточно фактов, и Стефан мне все рассказал.

— Что он сказал? — Норт на удивление бережно обхватывает мои плечи руками. — Тиффани, расскажи мне все. Я узнаю от тебя или от него.

Когда он так делает, мне хочется ему поверить, хочется дать ему то, что он просит. Но затем я вспоминаю, как всего лишь позавчера он балансировал на грани ярости и нежности. Он сам понятия не имеет, что делать со мной и с его чувствами ко мне. С этой надуманной ревностью. А раз так, мне рядом с ним опасно. Что он решит для себя? Один раз он уже придумал, что я сплю с его братом, и поспешил вычеркнуть меня из своей жизни, заменив на Мэри. И мне этого одного раза хватает за глаза!

Неужели теперь мне каждый раз придется вспоминать о самоуважении через боль?

— Он сказал, что это был ваш отец.

— Дословно, Тиффани, ты же будущий юрист. Стефан сказал, что отец лично скинул тебя с крыши или сказал кому-то скинуть тебя в крыши?

Я не выдерживаю и шиплю на Норта:

— Он сказал, что ваш отец послал за мной человека.

Следом за этими словами на меня накатывает приступ жалости к самой себе. Я закрываю рот, ловя ладонью первый всхлип. Теперь мне Норт ни за что не поверит. Потому что, исходя из показаний Стефана, получается, что за мной просто отправили того ужасного спецназовца с леденящим душу свистом. Норт не поверит, что его отец пытался меня убить. Он будет его защищать. И мне должно быть все равно, что думает Норт. Но мне не все равно.

— Поздравляю, Норт, твой отец не толкал меня с крыши лично. Это сделал исполнитель, — заканчиваю я глухо. — Доволен? Теперь оставишь меня в покое? Или потащишь в участок и будешь свидетельствовать против? Как с Мэри. Может быть, у тебя уже сейчас диктофон включен?

Я хватаю его за лацканы пиджака, пытаюсь залезть в карманы, чтобы найти телефон. Норт выворачивается так, что бесполезный кусок ткани остается у меня в руках, а потом достает из кармана брюк телефон и показывает дисплей. Запись, конечно же, не идет. Не зная, что еще делать, я нервно опускаю пиджак Норта и мну в руках, тайно наслаждаясь сохранившимся запретным теплом чужого тела.

— Прости, — говорю я запоздало, понимая, что обвинения, которые я только что бросила Норту в лицо, совершенно беспочвенны. Я ни на секунду не подумала, что он хочет меня подставить. Просто мне больно знать, что в этом безумном споре на мою жизнь Норт на стороне убийц. Человек, в которого я до сих пор влюблена. Если в моей ситуации фраза «до сих пор» вообще употребима.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Маловато у тебя причин доверять Фейрстахам, да? — неожиданно примирительно говорит Норт и, будто не удержавшись, проводит по моей щеке большим пальцем. — Тиффани…

Он хочет сказать что-то, но мы оба слишком хорошо знаем, что значит эта интонация. Мое тело, похоже, привыкло реагировать на эти звуки совершенно определенным образом, и взгляд невольно устремляется к губам Норта.

— Дьявол, — выдыхает он и порывисто меня целует.

Запоздало отметив, что наши разговоры опять заглушило электричество, я все равно приоткрываю губы и сдаюсь. Чтобы потом снова себя ненавидеть за эту уступку. Норт подхватывает меня, сажает на парту. Пиджак при этом падает на пол, но я даже рада. Освободившимися руками обхватываю шею Норта и притягиваю его ближе к себе. Поцелуй получается неистовым, но все равно недостаточным, чтобы утолить этот голод друг по другу. И совершенно непонятно, что нам делать со страстью, над которой даже обиды не властны.

— Так больше продолжаться не может, — отворачиваюсь я первой. — Мы обязаны это закончить.

— Да ты что? — со злостью выдыхает Норт, не спеша выпускать меня из объятий, не переставая гладить спину под тканью выпущенной из-под пояса юбки рубашки.

— Я говорю серьезно! — огрызаюсь я. — Меня отстранили от занятий, в ближайшее время мы с тобой не увидимся. Нужно только забрать вещи из твоей квартиры — и нас перестанет что-либо связывать.

— Со Стефаном ты тоже собираешься все «закончить»?

— О, ради бога! — Я со всех сил отталкиваю Норта и начинаю приводить в порядок одежду.

— По-твоему, это ответ?

— Хочешь ответ — получай! Ты никогда не спрашивал о моей семье. Но ты никогда не думал, что дома я — Стефан? Я — тот самый уродливый ребенок, который раз за разом не оправдывает ожиданий и которого необходимо перевоспитывать самыми чудовищными способами. Ты не мог не замечать, сколько раз я возвращалась с горящими от пощечин щеками, синяками на руках от маминой хватки, сбегала тайком через окно по дереву, царапаясь до крови, рано утром или поздней ночью, поскольку меня запирали! Но ты никогда об этом не спрашивал. Сама разбирайся со своими проблемами. Так ты говоришь? Это удобная позиция, но я не могу с ней согласиться! Тебе стоит кое-что знать о таких людях, как я и как твой брат: это не нам должно быть стыдно за то, что с нами делают. И помогать таким людям, Норт, тоже не зазорно. Ничего не будет закончено, пока есть твой отец, его спецназовец, моя мать и другие люди, считающие своим правом применять к другим насилие. Нет, я ничего не закончу со Стефаном, потому что без него мне придется тяжелее, чем с ним. И плевать, что ты там о нас думаешь. Ну как, мы закончили?

В этот момент распахивается дверь и в аудиторию начинают заходить студенты, возглавляемые преподавателем.

— О, глядите, самоубийцу добивают, — шутит кто-то.

И внезапно мне кажется, что не посещать колледж будет огромным облегчением.

«По предварительным оценкам кандидат Республиканской партии Говард Фейрстах лидирует на шесть пунктов…»

Я притворяюсь, что телевизора в помещении нет, концентрируясь на болтовне Александры:

— И она такая говорит: «А нельзя убрать из этого салата картофель? И бекон. И лук». А я: «В смысле оставить корнишоны с горчицей?».

Она заливается хохотом, и мы с Айрис, переглянувшись, тоже начинаем смеяться. В основном потому, что никто не умеет это делать заразительнее Александры. Сдержаться просто невозможно.

— Да сколько можно хихикать? — врывается на кухню Ларри, едва не вырывая на себе волосы от досады. — Идите уже по домам!