Чужая — я (СИ) - Гейл Александра - Страница 62

— Если это вообще в моих силах, — тем временем отвечает Надин.

— Ради Тифф или потому, что политический скандал — билет в светлое будущее для любого журналиста? — ехидно интересуется Стеф. — Хотя нет, не отвечай. Мне плевать на причины, пока цель одна.

Он откидывается в кресле и водружает ногу на журнальный столик опасно близко к чашке брата. Норт стоически не реагирует на провокацию. Впрочем, что-то я не заметила, чтобы он сделал хоть глоток отравы (давайте честно: отравы). Переводя взгляд на Стефа снова, я замечаю в его глазах вызывающий блеск. Режим «я самый плохой парень колледжа» включен на полную катушку. Чувствую, после этого разговора Надин станет ненавидеть его на двести процентов сильнее.

А если взглянуть ретроспективно, по факту могу сказать, что мы все после этого разговора возненавидим Стефана на двести процентов сильнее.

— Я продаю наркотики, но не стоя на улице с заначкой в кармане, подставляясь под любой полицейский рейд. За крайне редким исключением, когда конченому высокопоставленному торчку требуется позарез вот прям сейчас, я доставляю дурь в номера-люкс пятизвездочных отелей. Как правило, на вечеринки политиков и их отпрысков, где те развлекаются с эскорт-девицами. Я знаю их имена, их передозы и имена врачей, которые откачали их, и за сколько тысяч долларов. Меня следовало бы убить за эти знания, и, уверен, однажды это случится.

— Тогда зачем ты это делаешь? — зрит в корень Надин.

Я вижу на ее лице необычайную серьезность, ни тени насмешки. Она тоже вошла в роль: в роль безупречно профессионального редактора университетской газеты. Полудохлая надежда на благополучный исход мероприятия робко поднимает голову.

— Видишь ли, какое дело, — заявляет Стеф. — Это бизнес отца, а я так, посредник. — Он закидывает руки за голову и смотрит в потолок. — Аррр, как бы это объяснить? Отец занимается такого рода делами, при которых во избежание разоблачения необходимо иметь средство давления (шантажа) даже на собственных детей. Не знаю, что у него есть на брата, и знать не хочу, но на меня пришлось… сделать. Вот он и сделал. А я, как водится, в семье не умный, а красивый — и не понял, что пахнет паленым. Два щелчка фотоаппарата, и я отцовская марионетка.

Сидя здесь, я не знаю, то ли смеяться, то ли плакать, то ли благодарить Стефана за подобную откровенность. С чего вдруг он вываливает такие подробности на человека, у которого наверняка диктофон за пазухой?

— А у тебя на него что?

Стеф сверкает белозубой улыбкой дурачка, от которой девчонки, как ни странно, толпами ему в ноги валятся. Надин, к ее чести, только морщится.

А мне вдруг приходит на ум, что может быть у Стефана на отца. Например, такая же папка с побоями, как у Норта на ноутбуке. Или медицинские свидетельства. В одном Весельчак прав: Надин это не касается.

— И ты, значит, решил завязать.

— Точно.

— И при чем тут Тиффани?

— Все просто: мне нужен был шантажный перевес. Я пару раз привозил ее с собой на мероприятия толстосумов. Это как красная тряпка для быка. Я связан с отцом, она — нет, с чего бы ей молчать? Я хотел, чтобы эти ублюдки пожаловались отцу. Он бы попытался ее прижать или даже организовать покушение. Но быстро передумал. Решил, что за стервозность плата высоковата.

Он подчеркнуто невозмутимо достает сигарету, которая уже секунду спустя окажется смятой в кулаке Норта. Надин тем временем хмурится, явно пытаясь сложить все воедино.

— Но как же тогда получилось, что Тиффани, пусть и вышла из игры, оказалась на крыше?

Стефан усмехается, крутит в руках новую сигарету, чтобы позлить брата… и заталкивает ее обратно в пачку, вдоволь насладившись эффектом.

— Мы сейчас говорим о восемнадцатилетней авантюристке.

— Девятнадцатилетней, — поправляю я на автомате.

— Нет, когда ты шалтаилась-болтаилась за мной по всему кампусу, уговаривая не гробить свою жизнь столь чудовищным способом, тебе было восемнадцать. Но да, ты уже успела справить девятнадцатилетие к тому моменту, когда я сдался на милость этой твоей назойливости. — Мне остается лишь напомнить себе, что Стефан весь в образе. Он не имеет в виду то, что говорит. — И я подумал, а чем черт не шутит? Развела же она нас с братом как последних недоумков. Похлопала глазами, скинула блузку, сыграла под дурочку — и вуаля, лежит Норт как миленький у нее в кармане. А где два Фейрстаха, там и все три. Вероятно, у нас бы получилось провернуть это дельце, не будь тех злополучных пары раз, что я возил с собой девчонку по нарковечеринкам. Ее отследили задолго до того, как мы затеяли шпионские игры.

— Окей, — деловито поджимает губы Надин. Мы с Джейденом обмениваемся понимающими улыбками: — То есть вы решили сыграть в аборт. Тиффани считает это глупостью, но я не соглашусь. С твоим образом жизни странно, что у тебя еще нет выводка внебрачных детей. — В этом месте журналист выключается, уступая место обиженной подружке. Не успев отвести взгляда от Джейдена, я замечаю, насколько несчастным он становится после этой фразы.

Бинго. Я так и знала, что он к подруге неровно дышит.

— Спасибо, — искренне умиляется Стефан. — Приятно, что есть люди, которые не сомневаются в моей… силе. Тем не менее отец не поверил, и не будем об этом.

Надин готовится задать следующий вопрос, но неожиданно Норт останавливает ее одним жестом. Еще раз. Норт затыкает Надин одним жестом.

— Брат, у тебя остался чек от кольца, что вы с Тиффани купили?

— Не уверен, ты же меня знаешь, — хмыкает он.

— Прекрасно знаю, что ты любишь прикинуться идиотом в дело и не в дело. Чек сохранился? Давай его сюда.

Стеф чертыхается, но уходит и быстро возвращается: он точно знал, где искать.

— И зачем он тебе? — раздраженно спрашивает Весельчак.

— Затем, что отец пригрозил обвинить Тиффани в краже ювелирного украшения в том случае, если она вернется в колледж. Этот чек — возможно, единственное доказательство, что кольцо не украдено. Повезло, что ей хватило ума не пытаться его продать.

Мы со Стефаном удивительно синхронно бледнеем, потому что он советовал мне продать кольцо. Потому что я чуть было не понесла его в ломбард, чтобы закончить обучение на эти деньги.

— Зачем тебе чек? Я все равно оставила это кольцо у родителей.

— Я его забрал, — спокойно говорит Норт.

Едва представив лицо мамы в тот момент, когда я вылетаю из дома, а Норт спокойненько так сгребает со стола кольцо и машет ручкой, я пытаюсь сдержать смех. И ничего у меня не выходит.

— Это истерическое. Женское, — понятливо поясняет Надин.

— Думаю, ма-мамочка уже успела придумать, куда пристроить вырученные тысячи долларов, а тут… тут такой облом. Извините.

Вытерев рукавом слезы, я обнаруживаю две одинаковые и совсем не веселые физиономии близнецов, которые в той или иной степени понимают, что творится за закрытыми дверями семьи Райт.

— Безопаснее, если оно пока побудет у меня. Вместе с чеком, — объявляет Норт.

— Охренеть, а? Спер ее кольцо и мой чек и делает вид, что так и надо.

С этими словами Стеф плюхается обратно на диван. Я же давлю подозрение, что больше никогда уже кольцо не увижу. Потому что это кольцо от другого парня, а у Норта явный пунктик на этот счет.

— Как ты узнал про кольцо? — подозрительно щурится он.

— Миссис Райт сама призналась.

— А в том, что отец замешан?

Норт морщится, явно не желая отвечать, но четыре пары испытующих глаз делают свое дело.

— Через несколько дней после падения ко мне явилась Сейди, — глянув на наши вопросительные физиономии, он неохотно поясняет: — Мачеха наша. В общем, ко мне явилась Сейди в своей классической тревожной вариации, но с банковской распечаткой на руках. Якобы ее личной кредиткой кто-то расплатился без ее ведома. Сняли много. И как сказать отцу, куда делись деньги, что делать, боже мой? «Норт-Норт, помоги мне разобраться с банком и заблокировать будущие платежи», — удивительно забавно имитирует он женский писк и заламывание рук. — Вот я и разобрался. Думал сначала, что это компенсация за проваленное расследование, чтобы нас не привлекали. Ты же на фото, черт возьми! Но затем декан при нас сказала, что родители не пускали Тиффани в колледж и не оплатили следующий семестр…