Чужая — я (СИ) - Гейл Александра - Страница 70

До каршеринга мы добираемся в молчании. За стойкой сидит парень, которого я несколько раз видела в колледже. Кажется, он снимает для газеты, но я не уверена, ведь он не из тех, с кем я могла бы пересечься. Он что-то мне говорит, но я не в том состоянии, чтобы вести себя адекватно. У меня ужасно болит половина лица, но еще больнее от того, что я собственными руками рушу отношения с парнем, который стал для меня центром вселенной. Я совершенно не ожидала, что будет так тяжело. Дело не только в нервах.

Кажется, парня из каршеринга задевают мои односложные ответы, и в итоге его отношение меняется на менее дружелюбное. Несколько раз он подозрительно смотрит на Стефана, затем снова на меня. Будто прикидывает, по какой причине мы здесь вместе, и я не выдерживаю:

— Какие-то проблемы?

Он вздрагивает и хмурится.

Через десять минут он сфотографирует нас со Стефом у выхода и пошлет фотографию Мэри Кравиц. Еще через полчаса она приедет к Норту в квартиру, а еще через час я оставлю ему голосовое сообщение с мольбой о помощи. Мольбой, которую должна держать в себе, особенно после того, как решила с ним порвать. Слабачка.

— Итак, что происходит? — спрашивает Стефан, усаживаясь за руль взятого напрокат авто. Там неожиданно хорошая звукоизоляция, и тишина давит на мои барабанные перепонки.

Я мотаю головой.

— Тогда начну я: ты хочешь порвать с моим братом, потому что…

— Он узнает о том, что мы сделали, и со мной расстанется.

— Хрена себе ты придумала, — фыркает Стефан и стучит пальцами по рулю. — Типа нашла себе оправдание. Девочка, так не делается. Если что-то не клеится, то взрослые люди об этом говорят, а не манипулируют партнером в своих интересах.

— Как видишь, Стеф, не так уж я и изменилась, — огрызаюсь я.

— Я вижу, что наш план разваливается уже в самом начале.

— Я отыграю свою роль — об этом не беспокойся. Я всегда отыгрываю…

Когда речь не идет о Норте. С ним притворяться не получается, и эта открытость наносит мне раны. Он сорвал все брони с моего сердца уже после того, как я решила, что у меня такового вообще нет. И не открылся сам.

— Что-то не так. Я беспокоюсь о тебе, — неожиданное мягкое признание Стефана заставляет меня напрячься.

— Это не то, в чем ты можешь помочь.

— Брат обидел тебя? Он тот еще говнюк.

— Он был со мной ровно настолько мил, насколько это вообще для него возможно. В том и дело. Он все время начеку. Мне через это не пробиться.

— Делаааа…

Стефан сгребает меня в медвежьи объятия. Я в очередной раз отмечаю, что он пахнет совсем не похоже на Норта. Минут пять мы так сидим. Он напрягается первым:

— Нам лучше ехать по отдельности.

Выходит и пересаживается на мотоцикл, а я трогаю зажигание.

Через полтора часа я упаду с библиотечной крыши и чудом останусь жива.

Чем ближе день X, тем больше курит Стефан. Стоя у подъезда Норта, он приканчивает уже третью сигарету.

— Разберись с этим дерьмом до того, как у Норта снова сорвет от тебя крышу, — внезапно неодобрительно заключает Стеф. — Передай ребятам, что я уехал. 

Едва его мотоцикл скрывается за повтором, оглашая улицу характерным ревом, как в дверях появляется Норт.

— Что это было? — спрашивает он, хмуря брови.

Мы встречаемся глазами, и, с трудом проглотив ком, я проскакиваю обратно в подъезд, ничего не объясняя.

Нет ничего хуже следующей ночи. Последней перед рождественским спектаклем. До двух часов я борюсь со своими мыслями за сон. Увы, они мечутся, отгоняя спасительное забытье, между тревогой за Хилари, страхом перед Басом и Нортом. Нортом, которого я, оказывается, собиралась оставить. Как получилось, что, узнав о нашей со Стефаном афере, я ни разу не задалась вопросом, что собиралась сказать по этому поводу Норту? Не мог же он не узнать об этом так или иначе. Выходит, я продумала и это тоже. Увы, мои чувства в данный момент слишком далеки от того слепого обожания, коим сквозит воспоминание о вечере перед падением, и я себя не понимаю.

Истерический порыв девочки, которая поняла, что не может контролировать свои чувства? Или я увидела в Норте что-то такое, что натолкнуло меня на мысли о его нарастающей холодности? Увы, из подсказок у меня только свершившиеся факты.

Не в силах больше лежать без сна и терзаться загадками своего прошлого, я откидываю одеяло и бесстыдно направляюсь в спальню Норта. Дверь немного скрипит, и со стороны кровати тут же слышится шорох одеяла.

— Я тебя разбудила? — спрашиваю я шепотом.

— Проходи.

Он не отвечает на вопрос, но, судя по голосу, Норт тоже так и не сумел заснуть.

На этот раз я оставляю за дверью все кокетство и упрямство и, преодолев разделяющее нас расстояние, без приглашения присаживаюсь на кровать.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов о той страшной ночи, Норт, — признаюсь я.

Тонко почувствовав мое состояние, он приподнимает одеяло, приглашая юркнуть внутрь теплого кокона в его объятия. Если честно, я не в том состоянии, чтобы сопротивляться или заниматься самообманом: сейчас мне это нужно. Я прижимаюсь спиной к его груди и напряженно гляжу в темноту, собираясь с мыслями.

— Ты можешь их задать. Но не удивляйся, если я не захочу на них отвечать, — прямо у меня над ухом хрипловато говорит Норт.

По одной этой интонации я понимаю, что несмотря на выбранную тему, он возбужден, и старательно это игнорирую. Как и отклик собственного тела. 

— Ты видел мои звонки или просто забросил телефон так далеко, что не услышал?

Не знаю, удивляет ли его такое начало разговора, но по долгому молчанию понимаю, каким будет ответ и зажмуриваюсь.

— Видел, — подписывает Норт себе приговор.

И это мой ответ. Потому что я бы на его месте не поставила свои сиюминутные эмоции выше его благополучия. Если бы ему потребовалась помощь среди ночи, я бы сорвалась с места и побежала. Дьявол, я в тот же день сделала это для Стефана — всего лишь брата Норта. При том, что знала, как отреагирует моя мать. Что мне после этого думать, делать? Надо встать и уйти. Сейчас я это и сделаю, не дав ему ни шанса.

И я малодушно не нахожу в себе сил на то, чтобы окончательно убедить себя в необходимости разрыва. Лежу с ним в постели и теряю драгоценные секунды, продолжая себя обманывать.

— Но даже сними я трубку, я бы не приехал. Я был чертовски зол и пьян в стельку. Почти не соображал, — отвечает Норт, и я напрягаюсь.

— Ты был пьян? — напрягаюсь я всем телом. Я никогда не видела Норта пьяным. Он не напивался ни разу, ни на одной вечеринке. Для него потеря контроля равносильна самоубийству.

Норт молчит достаточно долго, чтобы я повернула голову, силясь разглядеть в темноте его лицо. Он старательно держит маску непроницаемости, но ее недостаточно, чтобы полностью скрыть раздражение. Не знаю человека, который так же сильно не любит признаваться в собственных слабостях.

— По-моему, у меня был весомый повод, — говорит он холодно. —  Девушка, в которую я был влюблен, якобы уехала к родителям, но вдруг оказалась ночью на фото с моим братом, да еще в другой одежде.

Если бы я искала Норту оправдания, то я бы определенно записала алкоголь в смягчающие обстоятельства.

Словно в расплату за откровенность он кладет ладонь мне на живот, сминая тонкую ткань пижамной майки. Пальцем нагло скользит вдоль резинки шорт по обнажившейся коже. И вдруг ныряет ниже.

— Норт!

Силясь вывернуться, я перекатываюсь на живот, но добиваюсь прямо противоположного эффекта: его рука оказывается прямо подо мной, и Норт прижимает меня сверху. Я окружена им, как коконом. Его горячего тела и запаха сразу становится слишком много: пожар внутри меня разгорается даже раньше, чем пальцы Норта находят особую точку. От остроты ощущений я инстинктивно подаюсь бедрами назад и чувствую твердость, отделенную от моего тела всего парой слоев тонкой ткани.