Пока светит Пламя (СИ) - Медянская Наталия - Страница 23

Кормилица положила пищащий сверток на одеяло, неторопливо поправила сбившийся платок и тяжело поднялась, зашнуровывая рубаху на груди. Мужчина крепко ухватил Кати за руки:

− Фил…

− Неужели вы всё еще не понимаете, что война проиграна? Глупая родовая гордость застилает вам зрение и разум!

− Гленн! — под деревья влетел худенький паренек: − Волки близко! Дозорные заметили отряд − несутся сюда, в бухту!

Беловолосый привлек к себе ставшее вдруг неуклюжим тело Филиппы и коротко приложился к ее виску горячими губами. Потом поспешно подхватил младенца, сунул сверток матери:

− Быстрее! К кораблю! Эва, да шевелись же!

И когда Кати, пробравшись в качающуюся лодку, обернулась, на берегу уже никого не было. Только вдоль кромки прибоя, со стороны света пожарища, бесшумно и страшно неслась в их сторону стая огромных волков.

− Эй!

Ее бесцеремонно потрясли за плечо, и Кати резко села, моргая со сна, пытаясь сообразить, куда же делись и бухта, и зыбкая лодка.

− Прошу прощения, но Жени велела, чтоб я тебя всенепременно разбудила. Потому что завтрак давно готов, и скоро шествие начнется. Вам же до собора еще добираться.

Кати узнала в причесанной и умытой девочке Юльке и облегченно выдохнула. Ну и на кой ляд накануне праздника снятся такие тревожные сны?

− Бенедикт проснулся?

− Уже с четверть часа, как бриться и мыться затребовал. И ты уж вставай, а то Женевьева мне точно голову оторвет. Платье какое готовить?

− Давай, голубое, − Кати посмотрела в спину углубившейся в платяной шкаф служанки и, поднявшись, жадно выпила воды прямо из кувшина. Тряхнув головой, отогнала остатки тревоги. Сегодня непременно будет чудесный день. И даже, возможно, она снова увидит Марка!

Пока Кати приводила себя в порядок, Бенедикт, верно отчаявшись дождаться, приступил к завтраку. Кати обиженно фыркнула, а потом остановилась в дверях столовой, невольно любуясь братом.

Чисто выбритый, с зачесанными назад влажными волосами, Бен сиял, точно начищенный котел, а праздничная белоснежная рубашка с кружевным жабо удачно оттеняла загорелую кожу.

− Все девы кофрадии от пятнадцати лет и старше сегодня, как пить дать, будут в ажитации, − торжественно заключила Кати и, плюхнувшись напротив брата, потянулась за изумительно пахнущими булочками.

− Молока возьми, пока холодное, − Бен кивнул на покрытый салфеткой кувшин. − Как спалось?

− Плохо. Душно слишком.

Брат понимающе покивал и метнул взгляд в раскрытое окно с обвисшим парусом ситцевой занавески. За занавеской виднелся кусочек пронзительно синего неба с белой черточкой парящей в вышине чайки.

− Полный штиль. Только бы грозы не случилось, — задумчиво протянул Бенедикт.

− Вот уж глупости! − в трапезную вошла Женевьева. Торжественно неся миску для мытья рук, одетая в умопомрачительное мареновое платье, экономка напоминала галеон, гордо плывущий среди утлых суденышек.

− Никогда еще на моей памяти в праздник Плодородия не случалось непогоды. Свет Пламени нас бережет, − нравоучительно заявила Жени и поставила миску на край стола.

− Вы простите, господа, но я уж с четверть часа, как должна была быть у сапожной лавки. Там сегодня все подопечные брата Томаса собираются.

Кати нахмурилась, усиленно вспоминая правила ведения хозяйства − допустимо ли слугам проявлять подобную вольность, однако, Жени поняла по-своему и пояснила:

− Брат Томас — мой наставник.

Очевидно решив, что разговор окончен, экономка кивнула и торжественно удалилась. Кати озадаченно посмотрела вслед, а потом не на шутку взволновалась. В Хоррхоле, что, принято, бывать на праздниках рядом со своим магом? А что ж тогда тетушка смолчала? Обиделась, что племянники так поспешно съехали? Или, может, брат Марк не столь близок со своими подопечными, как этот Томас? В любом случае, шествие скоро начнется, а они с Бенедиктом тут расселись!

Кати в панике покосилась на мирно жующего братца. Тот выразительно поднял брови и довольно ухмыльнулся:

− Не суетись, сестренка, я еще с вечера о двуколке договорился, с минуты на минуту должна подъехать.

Нанятый извозчик оказался человеком слова, и не прошло пяти минут, как Харты уже усаживались в коляску. Вышедшая проводить новых хозяев Юльке весело щебетала о том, как трудно в наше время найти по-настоящему надежную горничную. И, принимая во внимание ее, Юльке, опыт и трудолюбие, хозяева могут праздновать себе спокойно чуть не до завтрашнего утра. Бен на это подозрительно прищурился и выразил надежду по возвращении застать дом в целости и сохранности.

Наемная двуколка поначалу катилась резво и весело − Кати даже подвязала на всякий случай завязки кружевного чепца, чтобы с головы не сдуло. Однако по мере приближения к Верхнему городу ручейки нарядно разодетых горожан постепенно сливались в полноводные потоки, в которых то тут, то там, плыли коляски и кареты. И, в конце концов, за квартал до Храма случилось неизбежное − транспорт Хартов застрял, притиснутый к узкому тротуару потерявшей колесо телегой.

− Что там? — Кати попыталась перекричать шум толпы и дернула за рукав приподнявшегося Бена.

− Приехали. − Кучер, блеснув на солнце лысой макушкой, повернул к ним расстроенное лицо: − Надо было в проулок свернуть.

− Что уж теперь, − Бен махнул рукой, спрыгнул на тротуар, а потом подал сестре руку: − Пошли, тут недалеко.

− Благословение Пламени на вас! − радостно проорал им в спины возница, весьма довольный, что заказчики не потребовали назад часть монет.

Харты нырнули в жаркую гомонящую толпу, пахнувшую то цветами, то потом, а то и вовсе уж непонятными ароматами. Кати крепко-накрепко вцепилась в плечо брата и, плывя по течению людской реки, с любопытством смотрела по сторонам. Народ в честь праздника разоделся кто во что горазд — вокруг пестрели богатые камзолы, расшитые платья, яркие чепцы, береты и ленты, вплетенные в сложные прически. Пару раз в толпе мелькнули жутковатые бауты[1] под черными шляпами, и Кати заинтересованно вытянула шею − то ли их обладатели соблюдали инкогнито, то ли такова была традиция празднества. По тротуарам тут и там сновали лоточники, визгливыми голосами расхваливая товар, а от дверей Храма, сквозь дубовую аллею и розовый свет, смутно неслось торжественное пение.

− И где мы найдем тетушку? − прокричала Кати в ухо брату, а тот кивнул в сторону высокого крыльца портняжной лавки. Мадлена Харт, занявшая стратегическую позицию, углядела племянников и, привстав на цыпочки, махала кружевным платочком.

− Вы сегодня красивые, − скорее, прочитала по ее губам Кати, чем услышала, пробившись, наконец, к крыльцу. Бенедикт дурашливо поклонился и припал к теткиной ручке.

Мадлена скривилась, весьма, впрочем, довольная, и с заговорщицким видом открыла дверь. Внутри лавки царили прохлада, запах мыла и свежего хлеба.

− Отправимся другой дорогой, − тетушка заглянула за угол, за которым начиналась жилая половина дома и повысила голос: − Берта, душечка, вас ждать?

− Не утруждайтесь! − донесся приглушенный голос швеи. − Мне еще косу плести, так что отправляйтесь, а я догоню!

По тихо скрипящим половицам Харты гуськом двинулись к заднему входу. Миновали маленькую кухоньку с огромным котлом и развешанной по стенам посудой.

− А что, наставники всегда собирают подопечных на шествие? − с надеждой поинтересовалась Кати, и Мадлена величаво кивнула:

− Всегда. Однако заметь, что не многим выпадает честь встречаться на церковном дворе. В этот праздник — только нашему Марку да еще паре братьев, отличившихся в служении.

Кати тихо вздохнула и, выйдя на ярко освещенную улочку за белокаменной стеной Храма, приложила ладони к лицу. Хорошо, если проницательно зыркнувшая в ее сторону Мадлена спишет на жару заалевшие девичьи щеки.

Первыми, на кого Кати обратила внимание, войдя во двор Храма, были сестры Браун. Сегодня дамы сменили коричневые одеяния на солнечно-желтые платья, сильно утягивающие и без того тощие фигуры, а рыжие волосы забрали высоко на затылок, соорудив из причесок нечто, смахивающее на снопы. Сестры возбужденно переговаривались, яростно обмахивались платочками и то и дело посматривали в сторону ажурной ограды верхнего двора.