Цена его любви (СИ) - Шарм Кира - Страница 52

— Нет, маленькая, — обхватываю ее голову руками.

Ну что же ты со мной делаешь? Что? Сердце наизнанку выворачиваешь! Внутренности скручиваешь! Пулями прошиваешь!

— Я не врал. Я тебе… Я тебе не умею врать! Не умею, понимаешь! Потому что ты — мое сердце! А разве оно способно врать?

— Тогда почему? Почему ты так… С нами?!

— Так было нужно… Даша… Моя девочка…

Как одержимый лихорадочно скольжу по ней руками. Впитываю блеск ее глаз. Как смертник, который вдыхает свои последние глотки воздуха.

— Нужно. Тогда не было другой возможности! Я должен был умереть. Для всех.

— И даже для нас?

Молотит кулаками по груди, а я даже глаза прикрываю от наслаждения.

Каждое твое прикосновение, девочка, как глоток свежего воздуха. Как всплеск самой жизни, от которой я уже навсегда заставил себя отказаться. Бей! Бей сильнее, чтобы еще долго горело! Чтобы как можно дольше снова и снова проживать, ощущать, чувствовать твои прикосновения!

— Ты ведь мне обещал, Влад! Обещал, что мы будем вместе! Ты обещал не предавать!

— Даша….

Не могу сдерживаться. Снова накрываю ее мягкие губы. Медленно. Наслаждаясь каждым мгновением. Каждой новой гранью ее открывающегося под моими губами вкуса. Вдыхаю ее на полную грудь. Ловлю слова, что застревают в горле.

— Таким был план. Да. Все должны были поверить в то, что я мертв. Все до единого, Даша. И даже ты. Мне нужно было, чтобы ты вышла замуж за того единственного, кто мог обеспечить тебе полную безопасность. Чтобы уехала. Подальше отсюда. Пока все не закончится.

— Но…

— Нет, Даша. Нет. Если бы ты знала, что я жив, ты бы с места не сдвинулась. Ты бы осталась здесь. Я ведь слишком хорошо тебя знаю, моя девочка. Слишком хорошо. Да, пришлось сделать тебе больно. Но разве это слишком высокая цена за твою жизнь? Твою и… Нашего сына?

Черт.

Голос сбивается, когда говорю о нем. Руки сжимаю в кулаки.

До их пор помню его запах. Там, в родильном отделении. Когда пробрался тайком и на руках держал. И ее… Какой она тогда была… Самой родной. Самой любимой. Только в тот миг и понял, как люблю ее. На новую грань, на запредельный, сумасшедший виток моя любовь тогда вышла. Хоть раньше казалось, что любить сильнее просто невозможно!

Не знал, когда отпускал ее, когда за Санникова замуж выдавал, что она беременна. Не знал. Не почувствовал, блядь!

А если бы знал? Смог бы отпустить?

Не смог бы. Никакая сила не заставила меня тогда оторвать их от себя. И без того с мясом отдирал, без кожи остался.

Но тогда ни Даши, ни сына уже бы не было. Ни хрена тогда все не закончилось. Только началась настоящая война. Здесь ни за что бы не уберег. Да и в любой точке мира. Только широкая спина Санникова и спасала их обоих все это время. А без него…

Некого было бы мне сейчас к себе прижимать. Да и меня уже, возможно, не было бы.

— Мне не казалось. Ты приходил! Приходил! И тогда, по ночам, после родов! Ты и правда тогда стоял у кроватки Влада! Ты! Ты был на пляже! В саду дома Стаса!

— Да, Даша, — в горле пересыхает окончательно. Из него вырывается один только глухой хрип.

— Я приходил. Я не мог. Не мог отказаться от вас даже на какое-то время! Свихнулся бы, если бы не обнимал тебя, пробираясь как вор, по ночам. Если бы совсем не видел. Если бы к сыну хоть раз не прикоснулся бы! Как только выдавалась возможность, выбирался. Тайком. Под чужими именами, иногда в виде груза частных самолетов друзей… Каждый раз, когда появлялась малейшая возможность, я был рядом.

— Но почему?!!! Почему ты не подошел? Почему ни разу за все те ночи, что прижимал меня, спящую, к себе, не разбудил? Не успокоил? Не сказал о том, что происходит? Я бы ждала, Влад! Я бы, мать твою, вечность тебя бы ждала, пока ваша эта проклятая война не закончится! Но я бы знала, что ты вернешься! Что рано или поздно будешь с нами!

Только усмехаюсь. Нерадостно совсем.

Какие гарантии в нашей жизни, что эта секунда — не последняя? Как я мог вложить в ее сердце призрачную, обманчивую надежду?

Она пережила уже однажды мою смерть.

Тяжело пережила, я ведь все видел. Ее боль отдавалась в моем сердце. Заставляла самого выкручиваться от боли. До хруста сжимал зубы и кулаки, чтобы не броситься, не сказать правды, не успокоить. Долбанным палачом себя чувствовал.

Но я знал и другое.

Пока Даша беременна, она не позволит себе отдаться этой боли полностью. Она будет держаться ради нашей новой жизни, что растет в ней.

И она не подвела. Держалась. Сумела. Хотя один Бог знает, что ей пришлось вытерпеть, каких неимоверных, немыслимых сил ей это стоило!

И я не мог.

Не мог появиться и дать ей надежду. Ведь, если меня подстрелят, второй раз Даша этого не переживет!

Один Бог знает, как хотелось ей открыться. Прижать к себе. Не спящую. Говорить. Слушать ее голос. Прикасаться. Войти в нее, упиваясь тем, как мы сливаемся в одно, как в одно превращаются наши бьющиеся сердца!

Но убить ее дважды я не мог. Легче вены себе самому выгрызть, чем заставить ее прожить все это дважды!

Замолкает, прикусывая губы.

Сильная моя, мудрая, все понимающая, все чувствующая девочка. Все ты умеешь прочесть по одной моей улыбке. По горечи, которой она наполняется.

— Не мог, — хриплю, прижимая ее к себе.

Как же хочется разгладить все ее горькие складки на лбу и в уголках губ! Как же хочется сказать, что теперь все будет хорошо! Но я не могу ничего пообещать! Ничего гарантировать! Кроме одного, — что с Санниковым она и наш сын будут, как за каменной стеной!

— Я люблю тебя, Даша. Люблю вас, — зарываюсь в ее волосы, покрывая каждый сантиметр лица поцелуем. — Самого выжигает, как кислотой от того, что не рядом. Но ты должна понять…

— А после? Почему исчез? Почему перестал появляться? Так любишь, что и сам нас решил забыть? Вычеркнуть сначала себя из нашей жизни, а потом — и нас из своей?

— Нет.

Сжимаю челюсти так, что хрустят в тишине подвала. — Нет, Даша. Вычеркнуть вас из себя уже не выйдет. Никогда. Даже когда мне перережут глотку и вырвут сердце. Ты все равно останешься там. Ты и наш сын. Вы будете там биться. Даже когда мое тело сожрут черви.

— Но почему?

Да. Я был счастлив, даже получая эти крохи. Шалел до безумия, просто видя их на расстоянии. Но… Я не мог быть таким эгоистом. Я же видел, Даша замечала меня. Увы, оставаться невидимкой я не мог. Это невозможно! И решил больше не бередить ее сердца…

— Я видел тебя и Стаса тогда… Когда вы въехали в дом. Вместе с нашим малышом. Ты… Ты светилась рядом с ним. Держала за руку. Поцеловала. И я решил. Так вам будет лучше. Память однажды выветриться из твоей души. Вы с ним выглядели, как настоящая пара. Пара, у которой есть будущее. И я решил отойти. Дать тебя шанс на нормальную жизнь. С другим.

Самого корежит. Выворачивает, выламывает с каждым словом. Даже слова об этом даются так тяжело, что я задыхаюсь. Но… Я прав.

Тогда изогнуло всего. Кишки вывернуло, когда их увидел.

А после понял.

Никогда не смогу ей дать простой, безмятежной жизни. Я — не смогу. А Стас — он сможет. Может, это и есть для нее единственный путь к исцелению?

— Никогда! — задыхается, снова начиная лупить по мне кулаками. А глаза так и сверкают. Как у настоящей ведьмы. Испепелила бы, если бы умела. Моя девочка.

— Никогда, слышишь? Никогда не будет тебе замены! Ни в моем сердце, ни в моей жизни! Даже если бы тебя и правда не было! Я скорее умру, чем буду с кем-то другим! Как ты мог вообще допустить такую мысль? Как, Влад? Хочешь, чтобы я тебя не предавала, а сам одними такими мыслями меня предал!

— Даааааша, — ловлю крохотные кулачки. Целую каждый пальчик.

— Я всегда хочу, как лучше для тебя. В первую очередь, всегда, во всем я именно об этом и думаю. Это всегда будет для меня на первом месте. Чтобы тебе было лучше. Всегда.

— Мне будет лучше только там, где ты! Как ты не понимаешь? Пусть в нищете, пусть прячась от всего мира в этом подвале! Пусть ждать тебя каждый день, тревожась и места себе не находя! Но с тобой! Разве ты этого не понимаешь? Не чувствуешь? Боже, Влад! Я готова каждый день умирать, зная, что ты ушел в опасность! И каждый день воскресать, когда ты возвращаешься! Готова ждать! Ждать, сколько угодно! На все готова, лишь бы быть с тобой! Сколько же времени мы потеряли! Времени, которое могли бы быть вместе! Пусть урывками, пусть воруя наше счастье от мира, в котором ты живешь! Но вместе, понимаешь, Влад!