Защищая ее (ЛП) - Эверхарт Элли - Страница 27

— Дада. — Гаррет указывает на маленькую тыкву. Рэйчел и я стоим позади него, а вокруг нас огромное поле, усеянное оранжевыми плодами.

Рэйчел приседает рядом с ним.

— Ты хочешь эту?

Он пытается поднять ее, но тыква слишком тяжелая. В итоге, Гаррет падает, царапая ладошки о колючие лозы и начинает плакать.

— Гаррет! — Рэйчел тут же прижимает его к себе, и он плачет еще сильнее. — Нам лучше пойти домой, — в ее голосе слышны панические нотки.

— Рэйчел, он в порядке. — Я поднимаю руку сына и внимательно на нее смотрю. — Крови нет, просто царапина.

— Да, но он может получить заражение. Нужно отвезти его домой. — На мой взгляд, она слишком остро реагирует. Гаррет в порядке, но ее реакция пугает его и совсем не помогает успокоиться.

— Позволь мне, — прошу я.

Она неохотно передает мне Гаррета.

Я держу его одной рукой и указываю в сторону тыквенного поля.

— Посмотри на все эти тыквы, Гаррет. — Он перестает плакать и следит за моей рукой. — Хочешь пойти посмотреть на действительно огромные? — Он переводит взгляд на меня и улыбается. Я вытираю слезы с его лица. — Пойдем посмотрим на них.

Я слышу, как Рэйчел позади меня тихо говорит:

— Пирс, нам нужно отвезти его домой.

— Он в порядке, — так же тихо отвечаю я. Мы достигли края поля, и я сажаю Гаррета рядом с одной из тыкв. — Она такая же большая, как и ты, малыш.

Он смеется и бьет тыкву ладошками.

— Давай ее возьмем, да? — поднимаю в одной руке Гаррета, а дугой беру тыкву.

Рэйчел смотрит то на меня, то на Гаррета, с беспокойством и заботой. Я так часто пропадал на работе, что не видел их вместе, кроме нескольких минут в день. Я не понимал, насколько Рэйчел его оберегает.

— Почему бы нам не взять несколько маленьких тыкв, которые бы были чуть больше, чем Гаррет? — предлагаю я Рэйчел, когда мы уходим с поля.

— Хм, хорошо. — Она наклоняется и указывает на одну и них. — Ты эту хочешь, Гаррет?

Он довольно хлопает в ладоши.

Я смеюсь.

— Думаю, она ему нравится. Берем эту и еще несколько таких же.

Когда мы идем к входу, чтобы расплатиться за тыквы, Гаррет цепляется в воротник моей рубашки и кладет голову мне на плечо. У меня теплеет в груди, и я не могу сдержать гордую улыбку. Я так сильно его люблю. Невозможно поверить, что я пропустил так много за первый год его жизни. Столько моментов, как этот, я упустил, потому что все время проводил на работе.

Мой сын нуждается во мне, а я был где угодно, только не рядом с ним. С тех пор, как я вернулся домой прошлой ночью, он следовал за мной повсюду, а когда я обнимаю его, он цепляется за меня, будто думает, что я уйду и никогда не вернусь. Мне больно видеть, что он боится, и знать, что я причина этого страха.

Мы возвращаемся домой, обедаем, а потом я укладываю Гаррета на послеобеденный сон. Возвращаюсь на кухню, Рэйчел убирает со стола.

— Привет. — Я подхожу к ней, забираю у нее полотенце и откладываю его в сторону. — Что сегодня произошло?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему ты так расстроилась, когда Гаррет упал?

— Ему было больно, я просто о нем беспокоилась.

— Ты всегда так реагируешь, когда он падает?

— Если ему больно, да. — Ее голос звучит сердито, защищаясь.

— Рэйчел, он только учится ходить, и будет не раз еще падать. Ты не можешь реагировать таким образом каждый раз, когда он это делает. Это пугает его.

Она отступает от меня.

— Не говори, как мне реагировать. Ты провел с ним один день. Один день! А я забочусь о постоянно, каждый день. И думаю, что знаю, как это правильно делается.

— Я никогда в этом не сомневался, просто говорю, что не стоит реагировать таким образом каждый раз, когда он падает.

Рэйчел с вызовом складывает руки на груди.

— Значит, я просто должна позволить ему упасть и ничего не делать?

— Если он не пострадал, тогда да. Он сам поднимется. Так учатся дети. Они падают и поднимаются.

— Может быть, так относились к тебе твои родители, но я воспитываю нашего сына иначе. Если он упадет, я подниму его и обниму.

Я признаю поражение и киваю.

— Хорошо.

Развернувшись, ухожу в гостиную. Я не хочу ссориться с Рэйчел. Мы можем поговорить об этом позже, когда она успокоится, потому что сейчас она очень зла.

— Что ты пытаешься мне сказать, Пирс?

Я оборачиваюсь, Рэйчел стоит позади меня.

— Просто забудь, я не хочу ругаться в такой чудесный день. Почему бы нам не посидеть во внутреннем дворике?

— Ему было больно, — убеждает меня она, держа за руку. — Он почесал ладошку, и царапина могла воспалиться.

Рэйчел не хочет останавливаться. Может, нам действительно лучше поговорить сейчас. Она так же вела с Гарретом, когда он был младенцем, постоянно возила к врачу по поводу каждой мелочи. Я думал, она была так осторожна, потому что впервые стала матерью, но не подозревал, что все настолько глубоко.

— Гаррет не пострадал, с ним все было в порядке. Дети его возраста всегда падают, получают порезы и царапины. И их станет еще больше, когда он вырастет. Я только говорю, что ты не можешь реагировать таким образом каждый раз, когда это происходит.

— Ты имеешь в виду столь БЕЗУМНУЮ РЕАКЦИЮ? — Ее голос дрогнул, и я вдруг понял, почему она так расстроена. Дело не во мне, а в ней.

— Я этого не говорил, Рэйчел. Но ты напугала его. Он плакал еще сильнее, когда увидел, как ты расстроена, а перенаправив его внимание, я помог ему успокоиться. — Кладу руки ей на плечи, вглядываясь в ее глаза. — Я не утверждаю, что я эксперт в воспитании детей, на самом деле, я последний человек на земле, у кого стоило бы спрашивать совета. Я просто описываю то, что сегодня увидел. И говорю все это только потому, что не хочу, чтобы наш сын боялся бегать, прыгать и играть на улице. А так и случится, если он решит, что его мама будет плакать или паниковать, если он вдруг заработает малейшую царапину.

— О боже. — Она пятится к дивану и спустя несколько секунд оседает на него, закрывая лицо руками, ее плечи дрожат.

Я подхожу и сажусь рядом, поглаживая ее по спине.

— Рэйчел, что не так?

— Я веду себя, как моя мать, — говорит она дрожащим голосом. — Она никогда не позволяла мне делать, что захочется, волновалась, что мне будет больно. Если у меня был синяк или небольшой порез, она тут же везла меня к врачу. И я это ненавидела, чувствовала себя виноватой, будто что–то не так сделала. Я боялась травмироваться, потому что знала, это беспокоит мою маму, а я не хотела беспокоить ее или огорчать. А теперь я веду себя так же, как она по отношению к Гаррету.

Я обнимаю ее, притягивая ближе к себе.

— Ты беспокоишься о нем, потому что любишь его.

— Да, но я не хочу перекрывать ему кислород, не хочу мешать ему быть маленьким мальчиком и делать то, что делают все дети в его возрасте, например, бегать, играть в мяч, или лазать по деревьям. — Она откидывается назад и вытирает лицо. — Он наш единственный ребенок, и я ужасно волнуюсь, что с ним что-нибудь случится, потому что, если это произойдет, у нас не будет другого. Когда умерла моя сестра, у родителей остался только один ребенок, я, и поэтому мама меня защищала. И сейчас я делаю то же самое.

Я молчу, давая Рэйчел возможность побыть наедине со своими мыслями. Она озвучила вслух мои подозрения, но я не хотел лишний раз напоминать о том, что я оказался прав. Будет лучше, если она сама это поймет. Как понял я, что мне нужно перестать так много работать. Рэйчел сделала мне замечание прошлой ночью, подтолкнула к осознанию проблемы, и теперь я сделал то же самое для нее. Я это не планировал, но то, что произошло, привело нас к этому разговору.

— Мне нужно, чтобы ты остановил меня, Пирс, как сегодня. — Она поворачивается и смотрит на меня. — Ты был так спокоен с ним, а я нервничала.

Я держу ее за руку.

— Почему бы нам не помочь друг другу? Я не позволю тебе чрезмерно реагировать на ушибы и царапины Гаррета, а ты не позволишь мне слишком много работать.