Олег Верстовский — охотник за призраками (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard" - Страница 44

— И долго учился?

— Четыре года в музыкальной школе по классу фортепиано. Мама считала, что интеллигентный человек обязан уметь играть на рояле, — ответил я с притворной гордостью.

— Спой что-нибудь, — вдруг сказала она.

Я бросил взгляд на её лукавую улыбку, виски ударили в голову. Пробежался по клавишам и начал петь блатняк из репертуара Аркадия Северного:

Мама, я лётчика люблю.

Мама, я за лётчика пойду!

Он летает выше крыши,

Получает больше тыщи.

Мама, я лётчика люблю!

Мама я жулика люблю

Мама, я за жулика пойду

Жулик будет воровать

А я буду продавать

Мама я жулика люблю.

Милана звонко рассмеялась, показав во всей красе очаровательные ямочки и белые, идеальной формы зубки.

— Потрясающе! — отсмеявшись, сказал она. — Надо вставить в наш фильм. Как ты считаешь? Ну а серьёзное что-нибудь.

— Пожалуйста, — сказал я. — Не стреляйте в пианиста. Он играет, как может, — предупредил я.

Я хотел бы пройти сто дорог,

Но прошёл пятьдесят.

Я хотел переплыть пять морей —

Переплыл лишь одно,

Я хотел отыскать берег тот,

Где задумчивый сад,

А вода не пускала

И только тянула на дно.

Милана нахмурилась, и через паузу спросила:

— А вот это знаешь? «Не плачь, мой друг, не плачь. Никто не умирает».

— Да. Я почти весь репертуар Макара знаю. Но может не стоит? — засомневался я. — Давай я что-нибудь весёленькое сбацаю?

— Спой! — приказным тоном сказала она.

Я встряхнул головой и начал:

Пусть горе и печаль, церковной свечкой тают.

Последнее прости, последнее прощай…

Не плачь, мой друг, не плачь, никто не умирает…

И не они, а мы, от них уходим вдаль.

Пусть Бог нам положил до времени разлуку,

Но, если ты упал и враг нанёс клинок,

Они помогут встать и остановят руку

Разящего врага и взгляд их будет строг.

Совершенно предсказуемо Милана захлюпала носом, вытащила маленький платочек, уткнулась. Я мгновенно оказался рядом. Пытаясь успокоить, прижал к себе, но она вырвалась и убежала со сцены. Я ощутил себя полным идиотом. Зачем я её послушал? Обернувшись, я заметил Верхоланцева мрачнее тучи. Видимо, он давно наблюдал за нашими играми.

Я подошёл к краю сцены, спрыгнул вниз.

— Ну и что же ты ей такое сказал, козел?! — буркнул он.

— На рояле сыграл.

— А на балалайке сможешь?

— Нет.

— А на барабане?

— На гитаре ещё могу. На шестиструнке. Больше ни на чем, — сообщил я твердо, чтобы прекратить идиотские расспросы.

— Молодец, — протянул он насмешливо. — А рожу-то где расцарапал?

— Бандиты напали.

— Бандиты? Ух, ты, — ехидно прокомментировал он. — Ладно, сейчас ты чуть больше на мужика похож, а не на пидора.

В душу, будто вода из прорвавшейся плотины, хлынула ярость, я готов был развернуться и со всей силы врезать ему по морде. Но меня осенило. Он говорил то, что хотел бы сказать Мельгунову, но не осмеливался. На мне, беззащитном, бесправном человечке, можно сорвать зло, а сказать правду в лицо мегазвезде главреж не решался. И бесился из-за этого. Сволочь. Я разозлился и с моих губ чуть не сорвался жестокий вопрос, за каким хреном он убил Северцева, которого так любила Милана.

— Иди переодевайся и гримируйся, — хмуро добавил Верхоланцев, будто прочитав мои мысли.

Я вышел в коридор и направился к гардеробной, как вдруг меня схватил кто-то за рукав.

— Олег, мне нужно с вами поговорить, — услышал я хрипловатый голос.

Я обернулся и увидел Семена Непогоду, сценариста.

— Это не займёт много времени, — добавил он, и на его унылом лице появилось заискивающее выражение.

Он отвёл меня в комнатушку. Сигаретный дым висел столбом, хоть топор вешай, в куче исписанных бумаг, пепельницы с Монбланом окурков возвышалась пишущая машинка. Неужели сценарист до сих пор пишет свои опусы на древнем аппарате?

— Олег, садитесь, — быстро проговорил он. — Курите?

Я подумал, что табачного дыма и так слишком много и помотал отрицательно головой.

— Дмитрий Сергеевич предложил увеличить вашу роль. Я решил посоветоваться с вами. Ваше видение, что бы вы хотели добавить.

Я опешил. После такого мерзкого отношения ко мне главрежа, тот решил увеличить мою роль? Видимо, Мельгунов его довёл до ручки.

— Я бы хотел, чтобы мой персонаж выглядел благородней что ли. Не просто разбойник с большой дороги, а человек, способный на что-то хорошее, великодушный поступок.

— Так-так. Это интересно. И что именно вы хотели бы?

— Ну, скажем, этот пианист, к которому ушла Белла, убил кого-нибудь. Случайно. Белла обратилась бы за помощью к своему другу. Франко пытается замаскировать следы убийства, но все равно полиция выходит на след пианиста, и Франко берет все на себя. И его казнят потом, на электрическом стуле. Можно сделать под конец, что Белла флэш-бэком видит разные эпизоды из прошлой жизни, вспоминает о прошлой любви. Потом надпись: «Франко Лампанелли был казнён такого-то числа». Не слишком мелодраматично?

Сценарист выслушал мой параноидальный бред о розовых соплях, уставился на меня, и проговорил, как мне показалось, с восхищением:

— Олег, вы не пишите книги?

Я ощутил неловкость от того, что сценарист воспринял мою чушь всерьёз. И лишь пожал плечами.

— Нет, не пишу. Может быть, ещё постельную сцену вставить стоит. Все-таки показать, что Франко и любовник был неплохой.

Непогода взглянул задумчиво на меня.

— Вы знаете, Дмитрий Сергеевич отрицательно относится к подобным вещам. Но я постараюсь. Спасибо, Олег за ценные советы.

Я вернулся на площадку, и мы сняли, наконец, злополучную сцену, на которой прервались, когда приехал Мельгунов. Верхоланцев почти не вмешивался. Мы сделали пару дублей Миланы, потом меня и главреж устало бросил:

— Ладно, перерыв. Потом другую сцену будем репетировать.

К нему подскочила Лиля и стала шептать ему что-то с таким выражением лица, будто через пять секунд наступит Апокалипсис. Верхоланцев матерно выругался, потом взглянул на меня и буркнул:

— Ты, пианист хренов, сядь за рояль и сбацай что-нибудь.

Я разозлился, издевательские слова оказались последней каплей. Ни слова не говоря, я снял пиджак, зацепив за петельку, забросил за спину и демонстративно направился к выходу из кафе.

— Ты что оглох? — поинтересовался Верхоланцев с долей удивления. — Куда пошёл?

— Я вам не быдло, чтобы меня мордой по столу возить, — огрызнулся я.

Я ждал, что он разразится потоком матерных ругательств, заорёт, чтобы я выметался со студии. Выгонит навсегда. Но вместо этого Верхоланцев произнёс с иронией:

— Звёздная болезнь началась? Ладно, Олег, не обижайся, — добавил он дружелюбно. — У нас пианист заболел, надо снять пару кадров. А ты я вижу, хорошо умеешь на рояле играть. Ну чего уставился. Что мне перед тобой на колени встать?