Венок из роз (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 20

Роуз судорожно пыталась придумать, что ей делать. Как могла сопротивляться она, хрупкая девушка хорошо обученному воину? Вооружённому, к тому же?

Медленно, со свойственной ему аристократичностью, сквозившей в каждом жесте, принц Айдаган опустил руки на горло Роуз и пока ещё легонько сжал его.

На губах его играла жестокая улыбка:

– Возможно, наступит час, когда я отпущу тебя, красавица. Но сначала возьму выкуп красотой и любовью.

Роуз прекрасно осознавала, что умолять мучителя о милосердии бессмысленно. Красиво самоубиться во имя чести тоже получится вряд ли – тут просто нечем это сделать: четыре стены, дверь, кровать, кувшин с водой, которым, конечно, можно попробовать раскроить белобрысую черепушку, но шансов, учитывая неравную расстановку сил, мало.

Мысли её метались в голове, как стая перепуганных птиц, бестолково – впрочем, иными, кроме как бестолковыми, метания и не бывают.

– Мне нечем платить – у меня нет к вам любви, – с презрением выговорила девушка. – Я ненавижу вас всем сердцем!

– Как печально, – наигранно вздохнул принц, а потом на его холёное лицо вновь вернулась маниакальная ухмылка. – Но малозначительно. Проблема для тебя заключена в том, что меня не интересует, что у женщин в голове – меня интересует только то, что у них ниже пояса. Слушай, девушка с цветочным именем, до сих пор я с тобой обходился мягко, даже сам не знаю, почему? Я добыл тебя копьём и мечом и по закону оружия ты моя добыча.

– Обходился мягко? Сомневаюсь, что вы понимаете значение сказанных вами слов!

Неторопливо принц Айдаган стал расстёгивать пуговицы из драгоценных камней на своём дуплете, не сводя с Роуз жёсткого плотоядного взгляда. Избавившись от дуплета и рубашки, оставшись лишь в брюках, плотно сидящих на узких, крепких бёдрах, он шагнул к ней.

Отступать было особенно некуда. Комната была мала, несколько шагов от стены до стены.

– Не подходите ко мне, – сказала Роуз с твердостью и решимостью, – не приближайтесь. Не берите на свою душу лишнего греха.

– Ты забавна со своими миленькими душеспасительными речами, но давай вернёмся к ним после? «До» – это слишком утомительно. К тому же на моей душе грехов и без того не счесть, одним больше, одним, как говорится, меньше?..

– Конечно, вы сможете меня одолеть, ведь женщина слабее мужчины, но, клянусь, если вы осмелитесь обесчестить меня, вы разделите со мной моё бесчестие. Пусть вы принц, но даже принцы подвластны законам, как людским, так и божьим! Я не успокоюсь, пока не сделаю вашу подлость и низость всеобщим достоянием. Клянусь, что не стану ни спать, ни есть, пока не превращу вашу жизнь в такой же кошмар, в какой вы обратили мою…

Наглец рассмеялся ей в лицо:

– Превратил твою жизнь в кошмар? Что ты знаешь о кошмарах, маленькая девочка с цветочным именем? Но скоро узнаешь.

Резким движением он толкнул девушку к стене.

– Нет! Никогда! – в отчаянии вскрикнула Роуз, но вскриков, слёз и мольбы никогда не бывает достаточно.

Она принялась брыкаться, пытаясь вырваться из его рук, но, подняв кулак, принц Лейнор Айдаган коротко и сильно ударил её в лицо. Роуз пошатнулась, но удержалась на ногах. Страх и ярость придавали ей силы и решимости, она дралась отчаянно, стараясь ударить ногой в пах, пальцами в глаза, но перед ней был не изнеженный придворный, проживший большую часть своей жизни с лютней в руках – принц Айдаган был воином. А что такое перед настоящим воякой маленькая, пусть и непокорная девчонка? Только в сказках твёрдость характера, чистота души или непокорность являются бронёй. Если в жизни не повезло встретить негодяя, какой бы не была сила воли женщины, она окажется слабее физической мужской силы.

Сопротивление лишь больше распаляло жестокость и похоть принца, пробуждая в нём охотничий инстинкт и желание одержать верх любой ценой. Когда Роуз по собачий вцепилась зубами в его руку, ощутив на своих губах горячий привкус его мерзкой крови, он, зарычав от дикой злости, грубо схватил её за шею и изо всех сил ударил головой о корабельную перегородку. Девушка обмякла, наполовину потеряв сознание.

В любой балладе должен был бы прийти храбрый и прекрасный рыцарь, чтобы спасти прекрасную деву, но… рыцарь не пришёл. А рядом с ней был зверь, дикий и жестокий, развратный, ненавидящий и презирающий всё живое. Он получал дьявольскую радость, терзая её. Похоже, это была единственная форма любви, способная удовлетворить Их Высочество: добыча, поверженная в агонию; плачущая жертва.

Но Роуз решила, что лучше сдохнет, чем позволит этому изуверу видеть свои слёзы. Ей нечего терять. Она готова умереть!

Но её жизнь была ему без надобности.

Изувер навалился на Роуз всем телом, вопреки всем её попыткам к сопротивлению. Он грубо разорвал на ней остатки платья и, вцепившись ей в волосы так, что каждой движение головой причиняло девушке мучительную боль, грубо овладел ей.

Роуз лежала перед ним окровавленная, растерзанная, чувствуя себя не больше, чем куском мяса.

Она запретила себе плакать. И запретила себе кричать. Её тело превратилось в один сплошной комок боли и страданий, но, упрямо сжимая зубы, она запрещала себя стонать или плакать. Не дождётся.

К тому же, мертвецы не плачут. А она чувствовала себя так, словно уже умерла. О, если бы она могла выбирать! Если бы у неё только был выбор!

Из уст белобрысой твари вырвалось гнустное рычание и, дёрнувшись на ней в последний раз, он, обмякнув, сделался словно тяжелее.

Роуз открыла глаза. Руки её были в крови. И лицо. И бёдра. Вся она была грязной. Мир стал мраком. Он убил в ней свет, уничтожил её чистоту, взял то, на что право не имел.

Даже если Вольф ещё жив, как она вернётся к нему – такая?.. Униженная, растоптанная, уничтоженная? Всё, всё должно было быть по-другому. Сокровенное воспоминание о поцелуях с любимым, его слова о любви, мечты о счастливой совместной жизни – всё втоптано в грязь. Свет погас. Мир во мраке. У неё не осталось даже маленького кусочка грёз.

Роуз слышала, как он одевался, натыкаясь на мебель, потому что корабль кренился даже сильнее, чем прежде. А потом, не проронив ни слова, удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Обнажённая, она даже не пыталась прикрыться. Истерзанная, избитая, изнасилованная – какой позор! Она должна была что-то сделать, чтобы не позволить ему над собой надругаться. Как она могла допустить такое?..

Но что?! Что можно было сделать? Как помешать?

Роуз хотела умереть, здесь и сейчас. Смерть её не страшила. Жизнь казалось страшней. Но как умереть? Зубами вены не перегрызёшь. А осколком глиняного горшка вряд ли сделаешь это успешней?

Голова Роуз была как в огне. Боль в разбитом теле, в истерзанном лоне была так сильна, что не было сил двигаться. Да и зачем двигаться?

Никто не пришёл к ней на помощь. И никто не придёт. Если ты не спасёшь себя сам, то и спасённым не будешь.

За бортом продолжала плескаться вода, нашёптывая о том, что нужно уснуть, сбежать в мир сновидений из этого жестокого мира, отдохнуть, набраться сил.

– Мне не нужны силы, – тихо прошептала Роуз, словно споря с невидимым собеседником.

– Рано сдаваться. Слишком просто. Ты умрёшь, а он будет продолжать жить? Наслаждаться тем, что снова станет мучить кого-то другого? Ты должна отомстить.

Это было глупо. Чем она могла ему отомстить? Кто она такая? Никто. Пленница. Бесправная и бессильная.

«Ты должна отдохнуть, – продолжали нашёптывать волны, – должна отдохнуть».

Пребывая в полузабытьи, Роуз не могла с точностью сказать, сколько прошло времени до того, как дверь вновь открылась и появились слуги. Первый с вёдрами с горячей водой, второй – с подносом еды. Естественная скромность взяла вверх, и девушка натянула на обнажённое тело одеяло до самого подбородка.

– Каспаша, Тильдо приносить воду, как велел господин, – с поклоном проговорил невысокий человек с тёмным, как лакрица, лицо.