Я. Хочу. Тебя. (СИ) - Шарм Кира - Страница 12

   Я же по запаху свою самку учую. Найду. И тогда…

   Тогда ты пожалеешь, что сама захотела сыграть в эту игру. Стать добычей. Охота – это ярость, детка.

   И я найду.

   Я же переверну на хрен все в округе.

   И тогда…

   Тогда ты пожалеешь.

   Но уже не сможешь вырваться.

   Под моим надзором нужды свои будешь справлять.

   Голой ходить. Одежды не предоставлю. Слишком большая роскошь.

   Да и вообще.

   На хрена в постели одежда, м?

   А оттуда я тебя выпускать не собираюсь!

   Глупая.

   От меня не сбегают.

   – Арман!

   Уже почти делаю шаг из окна.

   Вперед.

   Следом за своей добычей.

   Скалюсь, поднеся руку к раздувающимся ноздрям.

   По запаху, что в башку лупит круче Ромкиных ударов. По вкусу. Найду. И разорву. Членом. На ошметки. Не то что имя свое забудешь. Как сдвинуть ноги представлять не будешь. Да!

   – Уйди!

   Рычу, отцепляя  руку, что хватает за плечо.

   Кто тут бессмертный? Меня остановить пытается? Встать между мной и моим трофеем?

      – Ты слишком рано решил, что бой закончен, – оборачиваюсь, вижу хмурую рожу брата.

   Как в кривое зеркало, блядь, смотрю.

   Хотя нет. Какое, на хрен, зеркало? Я совсем на него не похож. Еще на ринге приметил. Ноздри у меня точно не раздуваются так, чтобы пар из ушей шел.

   – Бой закончен, – ­ пожимаю плечами, сдергивая его руку с плеча.

   – Ни хрена, Арман! Я просто свалился. Один раз. Время не вышло. Можно упасть, но подняться. Это не поражение. Просто ты слишком быстро соскочил с ринга. Испугался продолжения?

   ­ – Роман…

   Тяжело вздыхаю, еле сдерживая жгучее желание врезать по его хмурой роже. И бой, и попытка помериться силой ни хрена здесь ни при чем.

   ­ – Иди ты на хрен…

   В последний момент опускаю кулак.

   Отпихиваю брата в сторону.

   Блядь. Уже не успел. Совсем темно и ни хрена не видно.

   Но далеко же она не могла уйти, да? Пусть я и потратил пару лишних драгоценных минут.

   ­– Эй! Ты просто сбегаешь от настоящего боя!

   Летит мне в спину, когда я таки шагаю через окно.

   Ну… Как шагаю…

   Скорее вываливаюсь, пытаясь стряхнуть с плеча на землю прицепившуюся к нему оконную раму.

     – Так поступают только трусы! Арман! Вернись! Ты же сам хотел настоящий бой! Ну? Что теперь? Позорно сбегаешь?

   ­ – Я голову тебе откручу, ­ – бормочу, в несколько шагов обходя все крошечное пространство заднего двора клуба.

   Хреново.

   Девчонки нигде нет.

   Калитка крошечная, правда, приоткрыта. А за ней заросли. Блядский искусственный то ли парк, то ли лесок. Мне теперь что? Под каждый куст заглядывать?

  –– Лучше вернись сама!

   Вроде и спокойно бросаю в темноту. Даже ласково.

   Пугать малышку еще не время.

   Пусть понимает. Я не отступлю. Найду. Если уж решил, что моя, никуда ей не деться.

   Но сейчас, если сама выйдет ко мне, буду спокоен. Спокоен, мать вашу!

   ­– Арман Каримович, вы что?

   Директор клуба, на которого наталкиваюсь, слегка попримяв крохотную калитку, почему-то шарахается.

   Дрожит.

   Чего?

   Я ведь ласково. Нежно почти. Я же еще не разъярен!

   Хотя…

  – Демид!

   Хватаю его за воротник обеими руками.

   Слишком сильно трясется. Как бы не свалился мне под ноги. От земли его потом еще отряхивать.

     –  У тебя камеры где? Быстро. Покажи мне записи. Входящих, до начала боя. И потом. Особенно с этой стороны. С заднего двора.

   Пока метаться буду, времени еще больше потеряю.

   Лесок прочесывать с полчаса придется, никак не меньше.

   А если слишком хитрая?

   Если не из нужника вылезла через окно? А специально его распахнула, чтобы меня со следа сбить?

   А сама вполне могла уйти по коридору. В зале, где еще полно людей, затеряться. И выскользнуть через главный вход.

 – ­ Да вы что? Арман Каримович! Вы же сами настаивали, чтобы никаких камер! Чтобы ваш бой никто не снимал!

   Твою мать! Закрытый бой. Инкогнито.

   Мы же не драчуны какие-нибудь клубные! Просто с братом силой потягаться решили. Не в зале, вдвоем, а вот так. Старые времена добрые вспомнить.

   Я-то по малолетству дрался в клубах, да. Не думал, конечно, это своей профессией делать. Просто нравилось. Кайфовал. Хоть семья вся и возмущалась. Считала, что принижаю этим занятием род Багировых. А после забросил. Дела поважнее появились.

   Но… В наших делах, кроме мозгов и хорошо заряженого ствола и сила нужна. Всегда. Никуда не денешься. Форс-мажоров, при которых кулаками поработать придется, никто не отменял.

   Или сила, или подыхай. Такой закон.

   Жесткий, но другого нет. Слабаков давят на раз. Как орешки.

   А вот для него бои без правил лет с двенадцати стали хлебом. Кулаками пришлось себе все в жизни выбивать.

   – Арман. Ты не увиливай!

   Этот уже тоже рядом.

   Снова мертвой хваткой в плечо впивается.

      – Роман. Думаешь, в этой жизни только один Михалыч твой чемпионов мира тренировать может? Со мной Верминский сам работал. Пятерых чевпионом мира натаскал, межлу прочим! Еще до тебя. Думаешь, я от тебя реально сбегать стал бы? Я ведь сам этого боя искал?

      – Так чего бежишь?

   Нависает. Мать его. Да что за манера?

   ­   – Не до тебя сейчас. И не до боя. Но мы обязательно еще встретимся на ринге! Если хочешь еще раз понять, что не все лучшие бойцы на него выходят. Многие в зале тренируются. Камеры где?

   Снова поворачиваюсь к Ревинскому, директору.

   Уже трясу. Сам не заметив, как приподнял его над землей.

   – Арман Каримович!

   Покраснел весь. Раздулся. Руками    воздух поймать пытается.

   ­    – Не было камер! Вы же оба! Настоятельно! Приказали! Тем более, у нас закрыьый клуб! Обязательное условие, чтобы не снимать!

      –А то я не знаю. Как эти условия выполняются!

   Блядь. Он что? Совсем на голову отбитый? Не понимает, что меня сейчас лучше не злить?

   А то клуб у него. Хоть элитный, а очень, я посмотрю, хлипкий. 

   Щепок же сейчас от него не оставлю. Или наоборот. Одни щепки и останутся на месте заведения. Даже на шашлык пожарить не наберется!

   Из него. Из директора этого. Ревинского. Шашлык.

   ­   –Арман. Камер точно не было. Мои люди все проверили перед боями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

   Градов пытается развернуть меня вместе с трясущимся Ревинским к себе, но выходит с трудом.

   – Твои люди тоже! Камер нет! Да отпусти ты его уже! Не видишь разве? Он сейчас тебе весь желудок на ноги вывалит!

      – Чем хотите поклянусь!

   Ревинский уже совсем багровый от перепугу. Или от хватки? Да ладно. Я же не сильно-то и встряхнул.

      – Жизнью детей. Жены. Мамой!

      – Баблом своим поклянись лучше!

   Знаю. У этого прохиндея дороже бабла нет ничего.

      – Если узнаю, что соврал, все отберу. И клубы твои закрою. Ясно!

      Отшвыриваю подальше. К забору.

       Вытираю руку о листву у калитки.

      Блядь. Опять время потерял. Прямо порвать кого-нибудь хочется.

      – Можешь объяснить, что стряслось?

   Нет. Я его точно порву! Сколько можно хватать меня за плечи? Как репейник, ей-богу!

   - Тебя не касается, Градов, - цежу сквозь зубы.

   - Это из-за девчонки? Той, из-за которой ты почти весь бой похерил?

   Блядь. Давно не видел такой омерзительной ухмылки. Так и тянет ее стереть с этой рожи. В кровь размазать.

   - Я похерил? Кажется, повалился мне под ноги ты!

   - Мне интересно было. На кого ты там смотришь. Так, что все удары пропускаешь. Вот и отвернулся пару раз, - лыбится.