Забудь обо мне (СИ) - Субботина Айя - Страница 6

Но надо же шокировать приличного милого архитектора нетривиальным образом и отсутствием макияжа с веснушками во все щеки?

Я выбираю самый удачный снимок и отправляю его Андрею вместе с пожеланием доброго утра. В конце концов, раз он написал первым вчера, ничего страшного не случится, если сегодня первой напишу я.

Через пятнадцать минут Марк сигналит, что готов ехать и я, забросив сумку на заднее сиденье, забираюсь в машину. Миллер выезжает на трассу и, когда машина набирает скорость, тянется за сигаретой. Чтобы не дымить в салон, выставляет руку в окно и уверенно рулит одной.

Я украдкой рассматриваю его руки с выразительным рельефом вен, длинные крепкие пальцы. Это просто эстетическое удовольствие, ничего больше.

Бармаглот скашивает взгляд в мою сторону, усмехается уголком рта.

— Марк Игоревич, а вы знаете, что по статистике сорок семь процентов всех автомобильных аварий произошли из-за того, что водители пренебрегали правилами безопасности? Разговаривали по телефону, курили и все такое?

— Ага, а еще отвлекались, чтобы дать по заднице болтливым пассажирам.

— Тешили свое эго, думая, что хоть так им что-то обломится, — не даю себя «укусить».

Мы притормаживаем перед железнодорожным разъездом — и Миллер всем корпусом поворачивается в мою сторону. Улыбается одними губами, а от колючего серебряного взгляда зудит где-то в области копчика.

Ерзаю на сиденье, пытаясь держать лицо до победного конца.

— Зай, — Бармаглот делает последнюю затяжку, щелчком выбрасывает сигарету, — осторожнее на поворотах. Тебя чуток заносит. Мальчикам своим безусым будешь рассказывать, что и где им обломится, а я у баб ничего не выпрашиваю. Сами приходят и дают.

Вот она — лучшая иллюстрация нашего общения.

Всегда он говорит какую-то свою мужицкую хрень и играет мускулами. Никакого изящества.

Тяжеловоз — это вам не ахалтекинский скакун.

[1] Тактико-технические характеристики



Каждый раз, когда она начинает зарываться и делать вид, будто трах с ней — единственная цель моей жизни, приходится ее притормаживать.

Грубо, потому что иначе до Зайца не дойдет, и она будет думать, что у нас просто новый виток обмена ироничными шутками.

Молодая она еще.

Папина дочка. Максималистка. С претензией на принца.

Вовка хорошо воспитал дочь, вложил правильные мысли и взгляды на жизнь, но Заяц все равно — цветок в колбе родительской любви.

Косячит постоянно.

Справедливости ради — как и все ее ровесницы. И, надо отдать ей должное, по крайней мере, не творит совсем уж откровенную дичь.

Остаток дороги мы едем молча. Сначала Заяц, уставившись в окно, врубает тотальный игнор, потом у нее пиликает телефон, и Алиса «уходит» в него с головой: что-то энергично набирает, улыбается, прикусывает губу, рассматривая что-то на экране, морщит нос и прикрывает ладонью рот, чтобы спрятать откровенный смех.

Она реально что ли подцепила очередного великовозрастного «правильного мальчика»?

Где она их только находит, этих моральных инвалидов.

Я подвожу Зайца до дома.

Она так увлечена своим «романом с телефоном», что молча выходит из машины и бегом поднимается по ступеням на крыльцо.

Открываю дверцу и кричу ей вслед:

— Зай, сумку забыла.

Алиса поворачивается на пятках, поджимает губы, явно не в восторге от того, что ей все-таки придется хотя бы формально, но сказать мне спасибо. Забирает вещи, цедит сквозь зубы что-то невнятное и, пока топчется, пытаясь как-то справиться одновременно и с сумкой, и с телефоном, и с наушниками, успеваю выйти и забрать у нее сумку.

— Она не тяжелая.

— Я до двери донесу, Заяц. Не бойся — на чай напрашиваться не буду.

Алиса, даже не глядя на меня, пожимает плечами.

В лифте нарочно становится у дальней стены, а, когда двери открываются, пулей проскакивает мимо меня.

— Ну и кто на этот раз? — не могу не поддаться сарказму.

Заяц ставит сумку на порог, поворачивается и в своей излюбленной позе — с руками за спиной а-ля девочка-припевочка — идет ко мне. Становится так близко, что почти касается грудью. На меня эти ее детсадовские фокусы уже давно не действуют, но чтобы не оставлять Зайца голодной, опускаю взгляд в декольте ее сарафана.

— На этот раз, Марк Игоревич, у меня, как вы выразились, безусый мальчик.

— Не курит, матом не ругается, отбой в двадцать два ноль ноль? — перечисляю примерный набор ее лекал.

Она же выросла у меня на глаза, я видел ее «принцев». Алиса только думает, что выбирает взрослых степенных мужиков, а по факту там всегда то голова есть — яиц нет, то яйца есть — башка не на месте.

— И еще носит джинсы с подворотом и кеды без носков, — скалится мелкая засранка.

— Заяц, ну на хрена тебе это?

— Хочу большой и чистой любви, и замуж.

Все-таки приходится отойти, выдержать прямой взгляд, вопросительно вскинутые брови.

— Заяц, говорили ведь уже. Я не разведусь. Остальное — что хочешь.

Алиса нарочито медленно растягивает губы в джокерской улыбке.

— А мне ничего от вас и не нужно, Марк Игоревич. У меня на вас даже волосы на руках не встают. Спасибо, что подвезли. Привет жене!

Домой я возвращаюсь раздраконенный, надеясь, что после вчерашнего разговора жена не будет раздувать вроде как утихший скандал.

Мила выбегает навстречу, бросается на шею.

Говорит, что соскучилась.

В конце года ей будет тридцать семь, но выглядит она на пять с плюсом. Салоны, уколы красоты, фитнес — она знает, как поддержать молодость и не превратиться в карикатуру.

— Мил, мне бы поспать. — Аккуратно, но настойчиво отодвигаю ее за плечи, когда Мила недвусмысленно тянет меня в сторону спальни. — Правда устал.

— А я тебя уложу, — мурлычет она, стаскивая с меня футболку.

Мне грех жаловаться на либидо — все прекрасно стоит и работает, даже если действительно не до секса и тупо хочется отоспаться.

Но свою порцию «спереди и сзади» Мила получает.

А я немного расслабляюсь после: «У меня на вас не встает».

— Марк, господи, какая прелесть!

Я не сразу понимаю, почему жена, которая минуту назад пошла разбирать мою походную сумку, вдруг вбегает в комнату и прыгает на меня, словно девочка, нашедшая под едкой самую красивую куклу.

Приподнимаюсь на локтях.

Замечаю, что Мила вертит в руках белую тисненую коробочку с золотым бантом.

Ёб твою мать.

Я купил эту хрень в каком-то жутко элитном парфюмерном бутике. Духи в красивом позолоченном флаконе, и к ним — подвеска в виде кроличьей головы из розового золота с россыпью маленьких бриллиантов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это был подарок Зайцу.

Судя по аккуратному банту, который только что очень неаккуратно развязала Мила, Заяц к подарку даже не притронулась.

Когда она успела сунуть его обратно мне в сумку?

Мила убегает примерять подвеску на браслет, а я тянусь за телефоном и, чуть не разбивая экран пальцами, пишу Алисе: «В следующий раз, если тебе срать на мои подарки, лучше отдай подружке. Что и когда дарить жене, я и так знаю».

Заяц и не думает отвечать.

Только ближе к вечеру, когда, наконец, просыпаюсь после крепкого шестичасового сна, вижу входящее сообщение от нее: «В следующий раз, Марк Игоревич, лучше привезите куклу».

Если бы несколько дней назад меня спросили, происходит ли в моей жизни что-то интересное, я бы пожал плечами, вздохнул и сказал: «В моей жизни происходит только работа».

Звучит скучно, но правда вообще редко бывает интересной и яркой.

Порой, даже обидно, что в красивых фильмах для романтических натур миллионеры показаны какими-то вечными бездельниками, которые прожигают жизнь исключительно в кальянном и табачном угаре, бухают, снимают эскортниц и изредка потрахивают кого-то «типа по любви».