Сотник (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 15

Все внутреннее пространство стены заполняли грунтом. Проливали его известковым раствором. И утрамбовывали. Но уже после того, как кладка схватилась. Так что получалось что-то в духе поздней древнеримской технологии. Только вместо раннего римского бетона Андрей использовал землебитное наполнение – категорически более дешевую, но долгую технологию.

Понятное дело, что стену сразу в полный рост никто строить не собирался. Первый этап подразумевал ее возведение примерно на аршин. Второй этап – еще на аршин. Что позволяло работать на участке малыми силами и без удивительного напряжения сил. Да и, если честно, римского кирпича в нужном объеме у него попросту не имелось. Так что, напрягайся, не напрягайся, все равно строить стену полного профиля было не из чего.

За такой работой его и застала новость о прибытии Агафона с караваном. Он по его совету специально «прогулялся» в Касимов и Рязань, закупив потребные Андрею припасы и сырье.

Это был последний караван в этом году. Скоро лед. Поэтому Андрей обрадовался новостям о его прибытии. В принципы запасов продовольствия и фуража у него хватало. Так что вся его толпа людей и лошадей должна была выжить до весны. Однако мало ли что испортится? Поэтому он хотел имел запасы с некоторым резервом. Желательно приличным.

Однако каким же оказалось удивление Андрея, когда он узнал, что с караваном под его руку пришло полсотни помещиков, желающих встать под руку «князя». А также двадцать семь мужчин, которых Агафон за копейки купил на рынке рабов Касимова.

Славян. Там просто помещики, попавшие в сложное положение, пытались расторговаться холопами. Как ни крути – ближайшая для таких вещей площадка. Но приближающаяся зима вынуждала скидывать цену, ведь скоро торг встанет и их придется кормить минимум до весны. Из-за чего Агафон сумел их купить с хорошей скидкой. Людей имелось много больше, но детей севера или из уральских племен он решил не брать, равно как и татар, загремевших в столь незавидное положение.

А еще он навербовал пару десятков молодых крестьян да бобылей в Рязани. И они тоже с ним шли, чтобы осесть на вотчине Андрея. Да семнадцать подмастерьев из Рязани и Касимова, которые решили поискать лучшей доли под рукой Андрей.

– Твою мать… – тихонько прошептал парень, глядя на эту толпу людей.

Крестьяне и ремесленники – Бог с ними. Хуже не будет. Но воины? Ведь получалось, что теперь в его сотри насчитывалось 88 помещиков. Оставшиеся 160 приходились на шесть остальных сотен. И, как пояснили ребята, сотни Дмитрия и Еремы усилились также. Просто потому, что они выступили с поддержкой предложений «князя». Не так кардинально, как сам Андрей, но все равно – заметно. Поэтому в четырех остальных сотнях имелось едва по десятку воинов.

– За что боролись, на то и напоролись, – с улыбкой заметил Агафон.

Андрея же это все хоть и радовало, но в не меньшей степени и пугало. Ведь всех этих людей требовалось как-то реорганизовывать и упорядочивать. С тремя-четырьмя десятками он мог бы еще как-то справиться. И уже даже кое-что наметил. Но теперь людей стало вдвое больше. А ведь где-то там старались его родичи из Коломны, ищущие для него послужильцев…

– Горшочек, не вари. – буркнул себе под нос Андрей.

– Что? – переспросил Агафон.

– Говорю, что рад я очень этому пополнению. Надеюсь, ты с учетом этих людей да лошадей привез припасы?

– Обижаешь! Все посчитал! Все учел!

1555 год, 2 февраля, Москва

Иоанн Васильевич сидел на троне[21] и наблюдал за заседанием Боярской думы. Скосившись, скорее даже развалившись, ибо устал от очередного, чрезвычайно затянувшего диспута. Ибо бояре устроили удивительно сочный срач, достойный политических ток-шоу XXI века. Эффект был такой, словно Царь на какое-то время включил федеральные канал, где шла очередная «коллективная истерика на серьезных щах», только почему-то в маскарадных костюмах, ну и, само собой, с полным эффектом присутствием…

Эти высокопоставленные политические деятели разделились на две группы и словно псы отчаянно лаяли друг на друга. До хрипоты. Ругались. Оскорбляли своих визави во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Совершенно не пытаясь даже кого-то услышать. То и дело вскакивали. Порываясь вроде как наброситься. Но никогда не пересекали незримой черты и не приближались к оппонентам слишком близко. Из-за чего казалось, что они на каких-то невидимых поводках.

В общем – вели нормальный цивилизованный политический диспут. Цивилизованный потому, что, опасливо поглядывая на Царя, они не таскали друг друга за бороды и не били по меховым шапкам посохами. И ничего нового и сильно необычного в том не было. В том же английском парламенте при обсуждении острых вопросов и похлеще цирк бывал.

Почему? Так Homo sapiens довольно легко теряет налет цивилизованности, быстро откатываясь к обычному своему состоянию едва разумной бесхвостой обезьяны. Каковой и является[22]. Хоть и любит раздувать щеки при любом удобном случае.

Царь же наблюдал за этими дебатами, и думал, вспоминая свой разговор с Андреем. Они после награждения довольно долго и приватно общались…

– Ведь ты отчаянно храбрый. Рвешься в бой. – произнес тогда Иоанн Васильевич. – Если бы я этого не знал, подумал бы, что купчишка. Деньги… деньги… деньги… кажется тебя волнуют только они. Да и купцы вокруг тебя вьются, словно осы, слетевшиеся на мед.

– Деньги – это кровь войны, – пожав плечами, заметил Андрей.

– Отчего же?

– Если воинам не платить, не снаряжать и не кормить, то они будут заниматься всем чем угодно, кроме войны и службы.

– Вздор!

– Вздор так вздор, – не стал спорить Андрей. – Значит войско твое поместное живет не тем, что пытается хоть как-то раздобыть прокорм, одежду с обувью, броню, оружие и коней, а воинскими упражнениями да грезит походами, а не рассасывается в неизвестном направлении через месяц-полтора после их начала.

– Мнишь дураком был дед мой, когда утверждал службу эту? – зло прищурившись, спросил Иоанн Васильевич.

– Если бы он был дураком, то и власти не удержал, и державу свою не преумножил. Но вот советники его…

– А то ты ведаешь, что они советовали?!

– По делам их узнаете! – назидательно подняв палец, произнес Андрей. – Я не обвиняю и не осуждаю. Но предлагаю тебе, Государь, на мгновение представить себя на месте простого помещика. И подумать о том, как бы ты жил, окажись на его месте. На крохотном клочке земли, практически без рабочих рук и с пустым брюхом. О чем бы ты думал? К чему стремился? Только представляя сие, постарайся отбросить все те знания и премудрости, каковыми обладаешь. Ибо помещик простой темен и дремуч, и ему на дела державные насрать. Он живет целями много проще. Например, грезит не лечь спать голодным.

Иоанн Васильевич нахмурился, но задумался. Андрей же продолжил, не давая затянуться паузе.

– Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Никакими поместьями и кормлениями сие не заменить. Ибо без них не создать доброго войска, не довести его до вражеских земель и не провести успешную кампанию. Потому я о них и забочусь, ибо без них полка не укрепить…

Царь очень крепко запомнил слова Андрея. Много над ними думал. И теперь, сидя на заседании Боярской думы, видел за криками этих уважаемых людей куда больше, нежели обычно…

Московская Русь разделилась на неравные части. Первая встала за протопопа Сильвестра, другая – за митрополита Макария.

Чьи интересы выражал Сильвестр?

Прежде всего купечества и аристократии Новгорода, а также многочисленных примкнувших к ним из разных регионов. На словах, понятно, они ругали симонию, стяжательство, фарисейство и прочие подобные вещи. Однако на самом деле имели очень конкретный финансовый интерес.

Какой?

К 1554 году православная церковь на Руси выступала не только крупнейшим землевладельцем, уступающим в этом лишь Царю, но и являлась самым крупным заводчиком да торговцем, в руках которого находились колоссальные денежные суммы. Причем, что примечательно, церковь не платила никаких налогов. Вообще. И даже службы никакой не несла. Что ставило ее в привилегированное положение, крайне раздражающее многих иных хозяйствующих субъектов.