Сотник (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 24

– Действительно, – слегка ошалело кивнул Василий.

– И верно – черт! – расплылся в улыбке Иван. А Мелентий перекрестился, жутковато поглядывая на парня.

– Не робей, я ежели и черт, то православный, – продолжал все также добродушно улыбаться Андрей. Лишь правой рукой нырнул за пазуху и извлек оттуда на показ крестик.

Мелентий сразу выдохнул.

Ведь всем было известно в эти годы, что черти крестов не носят, и не терпят ни крестного знамения, ни церквей, ни святой воды.

– А про Сибирь ты верно сказываешь?

– Сон показывает лишь одну из дорог, но их много, и каждый шаг – перепутье. Посему и выходит, что человек сам кузнец своего счастья. А двадцать лет большой срок – ковать там не перековать. Да и тот ты – не нынешний. За спиной годы тяжелой войны о который ныне и не болтают еще. Будет она аль нет – поди разбери. Посему я мню – неизвестно, что завтра будет, не говоря про годы. Ибо человек смертен. Хуже того – смертен внезапно. Был вчера, а сегодня вишневой косточкой подавился. – произнес парень, сделал паузу и добавил. – Все в руках Всевышнего.

– Такие сны не бывают пусты.

– Тогда продолжай держать свою удачу за хвост, да по сраке ее нахлестывать. Авось и вынесет куда. Главное хватку не ослаблять.

– И то верно, – задумчиво кивнул Василий по прозвищу Ермак.

Да и не только он. Все задумались от слов Андрея. И казаки, и прочие.

– Что же до награды, то я мню, можно немало позабавиться. Что этому жирному борову глупостей не болтать впредь.

– Это как же?

– Написать письмо султану. Так-то человека жалко, что повезет его. Сей мерзавец пришибет гонца. Посему нужно письмо сие на плетне прибить. Чтобы все прочесть могли и разболтать, а прежде того – на рынках торговцы в разнос потешались.

– Ха! Доброе дело! – оживился Иван.

– Доброе, – кивнул Андрей. – Только где же такой плетень найти? Чтобы повесить в одном месте, а растрезвонили на многие дни пути?

– На острове Байда, что на Днепре, есть крепостица малая. Ее князь Дмитрий Иванович из Вишневецких[38] поставил. Вокруг нее казачки вьются и кошт держат. Да и после молодецких проказ своих отходят туда. Ибо укрытие верное. Можно грамотку там на плетне прибить. Сказывают, что Дмитрий Иванович к турку имеет страсть особую, на дух его не перенося. И знакомства многие имеет у османов, так и среди прочих. Так что будь уверен – вся округа о том прознает, и до валахов дойдет, и далее. Можа и до самого Сулеймашки.

– Тогда не будем медлить, – расплылся в улыбке Джокера Андрей.

Спешно ему притащили доску восковую.

Написал.

Зачитал.

Поржали.

Обсудили.

Поправили.

Переписали на бумагу.

А после обеда Иван да Мелентий со Саввой отправились на Днепр с письмом. Ну и приглашением для казаков. Андрей хотел навербовать еще пару десятков себе легкой, легковооруженной конницы для организации нормального охранения.

Само же письмо было в целом в стилистике открытых XVII века, которыми не брезговал даже сами султаны. То есть, он, по сути, открыл новый жанр. Только в отличие от устоявшегося формата XVII века, письмо получилось вежливым. Обычно в него намного больше мата и оскорблений помещали:

Я – Андрей сын Прохора, верный воин и слуга Царя Московского и Всея Руси Иоанна свет Васильевича, объявляю тебя Сулейман лжецом и мерзавцем! И вызываю на честный поединок перед лицом Всевышнего. Ибо ты, трусливая тварь, имел наглость называть себя рыцарем. А потому приходи и дерись. Один на один. Как и положено по обычаю предков.

Ежели же ты не явишься на честный бой до ближайшего Рождества Христа нашего Иисуса, измарав портки своей природной храбростью, то я объявляю награду за твою голову в одну полушку. Ибо более ты и не стоишь…

1555 год, 1 мая, Москва

Грановитая палата московского кремля была забита боярами и церковными иерархами, а также прочей именитой аристократией. Их туда набилось словно кильки в бочку, оставив лишь небольшой проход для посольства Константинопольского патриархата. Число условного, ибо скромного и весьма неприметного.

Сначала посольство поселили на окраине города в совершенно заурядном постоялом дворе. Потом продержали в полной изоляции две недели, да еще чуть ли не на хлебе и воде. И вот теперь только пригласили к Царю, не дав предварительно помыться и привести себя в надлежащий вид. Посольство ведь. Специально. Чтобы выглядели они соответственно.

В помещении все молчали.

Лишь довольно шумное дыхание многих напряженных людей. Настолько сильно раздраженных, что руки у многих лежали на рукоятках сабель. Не сжимали их, но это все одно о многом говорило.

Глава посольства вышел вперед. Принял от помощника свиток. Демонстративно распечатал его. Развернул. И начал читать.

Царь слушал молча, даже с каким-то безразличием на лице.

А вот в толпе пошли шепотки. Тихие. Но много. Из-за чего казалось, будто читающего пытается заглушить шум моря. Шелест его волн. И с каждым словом послу становилось все тяжелее и тяжелее читать, ибо голос его тонул в этом море шума.

Наконец, он завершил читать решение Вселенского собора. Свернул свиток. И протянул его стоящему поблизости слуге Царя, чтобы тот принял послание. Но тот даже не шелохнулся.

Иоанн Васильевич же встал.

Ударил посохом по полу, призывая к тишине.

Мгновение.

И палата замерла. Лишь звук дыхания множества людей формировал легкий фон.

– Чья власть, того и вера[39]! – громогласно произнес Царь, озвучив тезис, который уже витал в воздухе на собраниях Аугсбургского Рейхстага в Священной Римской Империи. Он сам, правда, его услышал из уст Андрея, во время той приватной беседы. И немало думал над его словами. Крепко думал. И над той трактовкой, которую парень дал… – А посему, – продолжил Иоанн Васильевич, – меня, и весь прочий люд православный, не волнуют постановления магометан.

– Какие магометане?! – воскликнул глава посольства, но тут же заткнулся, заметив, как к нему шагнуло разом несколько вооруженных людей, обнажив наполовину свои клинки.

– Это – прежде всего. – выждав небольшую паузу, произнес Царь. – Также, ни меня, ни люд православный не интересует решение воровского собора, что провозгласил себя Вселенским. Ибо без пяти патриархов Пентархии, стоящих под рукой христианского правителя, сей Собор именовать Вселенским никак нельзя. Посему, – торжественно произнес Государь и протянул руку.

Слуга, что стоял рядом с главой посольства, выхватил свиток и подал его своему Государю. Тот развернул его и, не медля ни секунды, порвал. Бросил на пол. И демонстративно наступил на него ногой.

– Возвращайся домой, и сообщите, что магометане над честными христианами не имеют авторитета в вопросах веры. Ибо чья власть, того и вера!

Еще раз ударил посохом.

И сел обратно на трон, все также невозмутимо.

– Но патриархи и епископы не магометане!

– Разве будет честный христианин служить султану магометанскому? – с едкой усмешкой, скользнувшей на губах, спросил Иоанн Васильевич. – Разве прославит власть, что отринула честного церковного венчания? Так что не лгите. Православных под рукой султана магометанского нет. А если и есть те, кто таковыми себя кличут, то они есть лицемеры и вероотступники, ибо те, кто истинно веруют во Христа, не имею права духовного служить иноверцам.

– Сие есть истинная форма лицемерия! – торжественно произнес Сильвестр, что стоял недалеко от трона. – Ибо нельзя ежедневно возносить молитвы, призывая Царствие небесное на земле, как и на небе[40], а делами своими укреплять на земле власть иноверцев.

– Да-да! Ты либо крестик сними, либо портки надень! – заявил шут, выглянувший из-за трона и мерзко засмеялся.