Малахольный экстрасенс. Дилогия (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 9

Я сходил в ванную, принял душ и побрился обнаруженной за зеркальными дверцами шкафчика «Микмой»[10]. На кухне позавтракал творогом с ломтем батона, запив их грузинским чаем, в очередной раз мысленно обматерив производителя. Чтоб вы так жили, генецвале! От вашего веника блевать хочется.

На столе лежала записка, оставленная женой: «Мурашка, ты гад! Алкоголик!» Я хмыкнул и бросил бумажку в мусорное ведро. Вот скажите, почему заурядная девочка из деревни считает себя принцессой? Внешние данные никакие, поскольку не следит за собой. Расплылась, как тесто в квашне. Сколько раз просил делать утреннюю зарядку, или бегать по утрам. Лыжи ей с ботинками купил, перекладину к стене прикрутил — позвоночник растягивать, с ее спиной лучше не придумать. И что? Перекладина собирает пыль, лыжи пришлось продать за ненадобностью. Зато гонору как у английской королевы. С той понятно, а ты кто? Образование — торговое ПТУ, учиться дальше не желает. Телевизор, посиделки с соседками, шмотье — вот и все интересы. Во время бракоразводного процесса Галя поразит судью, отвечая на вопрос, есть ли у нее претензии к супругу. Знаете, что ответила? «Он книг много читает». Судья чуть со стула не упала…

Вздохнув, я сходил в зал, нашел в серванте чистую тетрадь и вернулся с ней на кухню. Взял шариковую ручку и сделал запись за номером один: «Мария Синицкая, 16 лет. ДЦП, не ходила, остальное в норме. Лечение прошло успешно». Указал адрес, телефон Томы и поставил вчерашнюю дату — 14 июня. Буду вести учет. Для чего? А зачем в поликлиниках медицинские карточки? Вдруг кому-то понадобится повторить воздействие? Как, кстати, его определить — ну, то, чем лечу? Поле, излучение? Плюнув, я решил не заморачиваться и пошел собираться. Взял портфель, с которым хожу в университет, бросил в него тетрадь, кошелек и ручку. Все, в путь!

Янина обитала в доме на Карла Маркса недалеко от Привокзальной площади. От остановки я пошел пешком. Центр города выглядел мрачновато. Непритязательные вывески магазинов, реклама отсутствует, как класс. В моем времени ее ругали, но без этих билбордов и букв на крышах домов город выглядит заброшенным. Или это во мне человек двадцать первого века брюзжит?

Дверь открыла хозяйка — молодая женщина лет тридцати. Круглое, миловидное лицо, слегка полновата. Одета в розовый халат, явно дорогой.

— Михаил Иванович? — спросила удивленно.

— Что-то не так? — уточнил я.

— Представляла вас более солидным, лет пятидесяти, — сказала она. — Голос по телефону был зрелым. А вы молодой.

— Не совсем, — пожал я плечами. — Будем лечить, или пойду?

— Извините! — смутилась она. — Проходите пожалуйста.

В прихожей я скинул туфли, поставил на пол портфель и, спросив разрешения, проследовал в ванную. Помыл руки и вернулся обратно.

— Может, чаю? — предложила Янина — похоже, ощущала неловкость за неласковый прием. — С бутербродами? Я приготовила.

— Потом, — отмахнулся я. — Ведите к сыну.

Мы вошли в зал. А неплохо люди живут! Роскошная, явно импортная секция с фарфоровыми сервизами за стеклом, телевизор «Сони» на красивой подставке, журнальный столик с мраморной столешницей и диван с высокими подлокотниками. Обтянут велюром, а не рядном, как у меня. Все импортное. На полу почти на всю комнату — ковер. Ступни утонули в мягком ворсе.

Пациент обнаружился на диване. Маленький, худенький мальчик с вывернутыми болезнью ногами и руками сидел в уголке. Лицо перекошено. Над диваном висела икона, судя по изображению, католическая. Я машинально перекрестился, уловив удивленный взгляд хозяйки квартиры. Похоже, не ожидала.

— Не ходит? — спросил я.

Янина покачала головой.

— Ест сам?

— Из ложечки кормлю.

Ну, Томка, ну, аферистка! Подсуропила. Ладно…

— Как тебя зовут, герой? — спросил я, подойдя к мальчику.

— И-и-и-ван, — промычал он с трудом.

Твою мать!

— Значит, так, Ваня, — сказал я, приседая рядом. — Сейчас тебя мы обследуем. Давай, положу на животик — мне так удобнее. Не возражаешь?

Он покрутил головой. Ну, хоть это… Я взял легонькое тельце, и примостил рядом с собой. Положил ладонь мальчику на затылок. Картинка появилась мгновенно: те же красные нити, что и у Маши. Провел руку выше — и там жар. Да еще какой! Блядь! Я убрал руку и повернулся к Янине.

— Случай сложный: поражены позвоночный столб и кора головного мозга.

— Вы сможете?..

Она не договорила.

— Попытаюсь, — пожал я плечами, — но гарантии не даю. Согласны?

— Да! — кивнула она.

— Мальчик будет ощущать холод на затылке и темени — словно положили лед. Вытерпит?

— Не беспокойтесь! — заверила Янина. — Он у нас стойкий оловянный солдатик, — глаза ее повлажнели. — Столько процедур уже прошел! Да, сына?

Мальчик в ответ что-то неразборчиво промычал.

— Тогда приступаем.

— Я могу присутствовать?

— Хорошо, — согласился я. — Только встаньте, чтобы не отвлекать. Мне нельзя терять концентрацию.

Она закивала и отошла от дивана, встав за моей спиной.

— Ну, солдатик, терпи! — сказал я и положил ладонь Ване на затылок.

Жар недовольно пыхнул, когда я обдал его холодом, затем присмирел и стал съеживаться. Интересно! Получается быстрее, чем у Маши. И усилий великих не пришлось применять. Может, дело в возрасте пациента? Запомним. Довольно быстро разобравшись с позвоночным столбом, я перенес ладонь на темя Вани, и вот тут понял, что поспешил с выводами. Жар не желал отступать, полыхая в ответ. Ах, ты, сволочь! Сука! Я усилил поток, напрягаясь изо всех сил. Ну же, ну!.. Я словно давил на резиновый мячик, но тот не поддавался, сопротивлясь. На еще! И вот так! Еще!.. Да сохни же, наконец! «Мячик» вдруг лопнул, разлетаясь угольками. Я выдохнул и стал давить их поодиночке. К тому времени, как кончился последний, у меня не осталось сил. Я убрал ладонь с головы мальчика и сполз на ковер, опершись на сидушку спиной.

— Михаил Иванович! На вас лица нет! — встревожилась Янина. — Совсем серое стало.

— Издержки профессии, — прохрипел я. — Помогите встать.

Она протянула руку. Я ухватил ее и присел на диван. Подождал, пока организм придет в норму. Вот же идиот! Зачем было так выкладываться? Можно было разбить лечение на сеансы. Куда спешил?

— Как вы? — спросила Янина.

— Вроде легче, — успокоил я. — Посмотрим пациента?

Она кивнула. Я поднял мальчика с дивана и усадил рядом.

— Как себя чувствуешь, солдатик?

— Хорошо, — выговорил мальчик. Хм, почти чисто.

— Вытяни вперед руки.

Он расправил свои скрюченные грабельки и поднял до уровня плеч.

— Коснись указательным пальцем носа. Сначала одной рукой, затем второй.

Он послушался. Однако пролет — моторика отсутствует.

— Еще!

В этот раз почти получилось — Ваня ткнул себя пальцами в щеку.

— Повторяй!

Мальчик стал, чередуя руки, тыкать себя пальцами в лицо. Где-то на десятом повторении стало получаться — угодил в нос. Я поднял взгляд на Янину. Та стояла, засунув кулак в рот, глаза — по пятаку. Вот и правильно, молчи.

— Хватит, Ваня! — остановил я мальчика. — Давай попробуем встать.

Я спустил ребенка на ковер. Поставил и отвел руки в стороны, готовясь при падении подхватить. Мальчик неуверенно оперся на тонкие ножки, пошатался и сделал шажок. Покачнулся — второй.

— Хватит! — Я подхватил его подмышки и усадил на диван. — Не позволяйте ему много ходить, — сказал Янине. — Мышц почти нет, связки и суставы не готовы. Так и травму недолго получить. Посоветуйтесь с врачом, он определит нагрузки. Я свое дело сделал.

— Михаил Иванович! — Янина прижала руки к груди. — У меня нет слов…

Эмоции, которые бушевали на ее лице, слов не требовали.

— Вы кудесник! — наконец выпалила она.

Типа того. А что? Самому нравится.

— Вы там говорили про чай? — напомнил я.

— Конечно, конечно! — заспешила она. — Все на кухне. Сами заварите? Хочу побыть с Ваней.