Хранитель Заката (СИ) - Перепечина Яна - Страница 50

- Но ведь он лежал в шкафу в коридоре? Зачем же было открывать дверь в комнату?

- Возможно, чтобы убедиться, что в доме никого нет… - Хранитель пожал плечами. – Естественно, обнаружив пропажу на прежнем месте, я заинтересовался, развернул и увидел потёртости, песчинки и несколько прилипших травинок. Конечно, тот, кто брал его и потом вернул обратно, постарался придать ему первоначальный вид, но это удалось не вполне.

- И вы сразу подумали на Галину Филипповну?

- Нет. Я осторожно порасспрашивал о брезенте Полоцких. Те не видели, чтобы отец или кто-то другой доставал его и что-то делал с ним. Я не знал на кого думать. Это очень неприятно – подозревать всех и каждого.

- Да уж, - подтвердила Анна. – Мне тоже это очень не понравилось. Смотришь на людей и примеряешь на них роль преступника. Бр-р-р! А меня вы и правда подозревали?

Хранитель хмыкнул:

- Ну, сначала было немного. Но недолго.

- А когда вы стали подозревать Галину Филипповну?

- Да уже в самом конце. Когда Владимир упомянул о грохоте. Отец большой аккуратист. Ни в доме, ни вокруг него всё всегда на своих местах. Обо что-то случайно споткнуться можно только у сарая. Там стоит тачка, хранятся дрова. И я вспомнил, что видел щепки и деревянную труху на её обуви. А когда Камилла показала фотографию паспорта Галины Филипповны, всё стало ясно. Булатовы – не самая распространённая фамилия. Потом мы с вами осмотрели всё у поленницы, я обнаружил в тачке несколько капель крови (она стояла под навесом и дождь не смыл их), а мой друг подтвердил, что в волосах и на одежде отца тоже были щепки.

- Но ведь он мог рубить дрова, оттуда и щепки…

- Мог, - согласился Хранитель. – Но я точно знал, что с дровами он разобрался за несколько дней до этого. Он рассказывал мне по телефону. Мы с ним часто созваниваемся…

- Вы его очень любите? – спросила Анна, не слишком, впрочем, рассчитывая на ответ. Матвей не был похож на человека, склонного к сентиментальности. Но тот кивнул:

- Очень. Я рано себя помню. И сколько помню – со мной всегда был отец. Я знал, что мы не родные по крови, но ближе него и мамы у меня раньше никого не было. Он потрясающий отец. Почти всё, что я знаю и умею – это от него. Ни разу в жизни он не сказал мне, что занят, что не может уделить мне внимания, что я ему мешаю. Когда я болел, он часами сидел со мной, разговаривал, рассказывал обо всём на свете, читал книги. Мне кажется, я любил его всегда. И он меня. И я всегда знал это и никогда в этом не сомневался. А это важно. Особенно, когда становишься подростком. – Хранитель усмехнулся и негромко признался: - В детстве я иногда торчал у зеркала и надеялся разглядеть сходство с ним, так мне хотелось походить на отца. Мне он казался очень красивым и мужественным человеком.

- А вы ведь и правда похожи на него, - заметила Анна. – Взгляд, усмешка, интонации… Да и вообще. Я сначала этого не видела, а теперь вижу.

- Ну, я так этого хотел, что было бы странно, если бы и правда не перенял многое. Это вы ещё нас рядом не видели. Мама говорит – одно лицо. Преувеличивает, конечно, но сходство даже я замечаю... Но ничего, увидите – убедитесь. Я сегодня поеду к отцу и буду рад, если вы согласитесь составить мне компанию.

Анна от мысли о том, что они вместе, как близкие люди, приедут навещать Василия, смутилась:

- Он же в реанимации. Туда не пустят, наверное.

- Нас – пустят, - заверил Хранитель. Они уже дошли до Северного пляжа, где встретились впервые. И это воспоминание добавило Анне смущения. Хороша же она была в то утро: мокрая, в рубашке Марии Михайловны с кокетливым разрезом.

Матвей, видимо, тоже вспомнил об этом, потому что рассмеялся тихо, взял Анну за плечи и повернул к себе.

- Я то утро никогда не забуду. Не каждому удаётся увидеть настоящую морскую русалку живьём. Я сначала глазам своим не поверил. Хорошо, отец предупредил меня, что на остров приехала красавица по имени Анна. А то я бы решил, что с ума схожу. Иду себе по Закату, ищу отца, а тут дивное виденье в заливе плещется и что-то напевает.

При этих словах Анне стало совсем неловко, и она попыталась отвести взгляд, но Хранитель не дал, взял её лицо в ладони, всмотрелся в глаза и покачал головой:

- Я знал, что Закат моя судьба, но не знал, что настолько. Всегда думал, где же я найду женщину с закатной душой? Не на большой земле же. И вот нашёл. В водах залива.

Когда Матвей и Анна добрались до госпиталя, Василия уже перевели из отделения интенсивной терапии в палату. Он был ещё бледен и слаб, но друг Хранителя, который оказался весёлым плотным здоровяком, заверил:

- Дядя Вася молодцом. Ему уже гораздо лучше. Мы сегодня даже разрешили товарищам из прокуратуры с ним побеседовать. Недолго, конечно, но всё же. Но вас я попрошу пока никаких лишних вопросов не задавать. Хватит с человека на один день.

- Не будем, - с энтузиазмом пообещал Матвей, и его друг засмеялся громким раскатистым смехом и подмигнул Анне.

Увидев её вместе с Матвеем, он вообще сразу пришёл в весьма приподнятое настроение, тут же «облобызал», как сам выразился, обе «ручки» гостьи, сообщил, что рад знакомству и стал многозначительно поглядывать на своего друга, не тая, впрочем, этих взглядов и от Анны. Матвей усмехался, закатывал глаза и требовал прекратить вести себя, как бестолковый пятиклассник. Но это не помогало. И в палату к Василию Анна вошла, чувствуя себя так, словно ей устроили многоэтапные смотрины. Утешало только то, что, похоже, первый этап она прошла с блеском.

Второй прошёл даже ещё лучше. Василий, увидев на пороге сына, обрадовался, разулыбался бодро и поднял руку, сжатую в кулак. Тут Матвей посторонился и  вытянул из-за своей спины Анну.

- Здравствуйте, Василий! – поприветствовала она, с трудом подавив желание изобразить что-нибудь вроде книксена.

Василий как будто и не удивился. Улыбнувшись ещё шире, он довольно сказал:

- Приехали, дети. Вот спасибо. – И тут же поинтересовался: - Как там у нас на Закате? Как наш маяк?

Матвей осторожно обнял отца, подвинул к его кровати стул, усадил на него Анну, а сам встал за её спиной, положил ладони на плечи и стал рассказывать о новостях. Василий слушал, кивал, потом сам рассказал, как всё было той ночью, когда он чуть не погиб. Но Анна почти не вникала в рассказ, ощущая только большие сильные руки на своих плечах. Иногда Матвей забывался и начинал тыльной стороной ладони гладить её шею под волосами. И тогда Анна каменела, опасаясь, что это заметит Василий и не зная, как он отреагирует. Но тот неспешно, спокойно продолжал делиться воспоминаниями о недавних событиях, время от времени ласково поглядывая на неё, будто всё происходящее было вполне привычным и естественным для них: и спокойная беседа, и забота Матвея об Анне, и его ласка. Словно они и правда семья, любящая и дружная.

Когда они с Хранителем вышли из госпиталя и сели в его машину, Анна укоризненно сказала:

- Ну разве стоило так волновать Василия? Он меньше суток, как пришёл в себя.

- Такое волнение для него очень полезно. Он из тех родителей, кто мечтает видеть детей счастливыми. Тем более, что он этого долго ждал. И мама тоже. А ещё он очень опасался, что я не смогу найти девушку с закатной душой. А вы ему страшно понравились.

- Откуда вы знаете?

Хранитель сел вполоборота к Анне, посмотрел на неё долгим взглядом, словно решаясь на что-то, и ответил:

- Отец написал об этом маме. Поэтому и прятал телефон от вас. Смутился. Он деликатный и очень скромный человек. А тут вы его почти застали за тем, как они с мамой обсуждали вас. Ему и стало неудобно. Наверное, решил, что таким образом он опустился до уровня сплетен.

Он мягко тронул машину и влился в вечерний поток, который даже в тихом Кронштадте был довольно плотным.

Анна почувствовала, что неудержимо краснеет. Нет, этот день определённо решил побить все рекорды по неловким ситуациям. Родители Матвея, оказывается, уже успели обсудить её и вынести решение, а сам Хранитель прочёл их переписку. Вот уж стыд, так стыд.