Сфера времени (СИ) - Ершова Алёна - Страница 66

Дом кузнеца и его мастерская располагались в отдалении от других дворов, но поближе к Оке. Ехать туда не хотелось. Как-то сами собой вспомнились жуткие и противоречивые легенды, в которых мастера то заключали договоры с нечистой силой, то, наоборот, были заклятыми врагами.

Во дворе лежала груда руды. Эдакие большие камни с рыжеватым оттенком. Но стоило взять такой камушек в руку и уже ни с чем не перепутаешь.

Статный высокий мужчина, по синие глаза заросший кучерявой русой бородой, вышел из своей мастерской. Угрюмо глянул на хозяйку, молча подошёл к лошади. Поднял поочередно ноги животному.

— Подковы целы, — пробурчал он.

— А я и не говорила, что с ними что-то случилось, — отчеканила Фрося, про себя размышляя, все ли представители этой профессии такие угрюмые или это ей так везёт.

Кузнец недоуменно поднял мохнатые брови.

— И зачем же ты, супруга сотника Муромского, пожаловала тогда ко мне?

— Две детали отковать нужно.

Фрося достала из телеги прялку.

— Вот здесь, посредине колеса, нужен стержень, чтоб это самое колесо на стойках держалось. Притом с одной стороны прямой, а с другой — выгнутый. А вот тут, сверху, в рогач надо вбить штырь. Кроме всего прочего в месте основания сечение должно быть квадратное, дальше круглое, чтоб шпулька легко крутилась, а на самом кончике — втулка полая с отверстием по бокам и спереди.

Кузнец, сложив руки на груди, насмешливо слушал гостью.

— Может, тебе, мастерица, молот да клешни дать, и ты сама всё сделаешь?

— Да ну вас! — Фрося махнула рукой. Усталость и переживания последних дней, беспокойство о Давиде, от которого за полтора месяца не было вестей, пренебрежительное отношение деревенского кузнеца вылились постыдными слезами. Женщина отвернулась и пошагала к лошади. Иван сделал даже не шаг, полшага, схватил своей рукой-клешнёй Ефросинью за локоть. Посмотрел в глаза, полные слез, на сжатые в тонкую линию губы.

— Прости меня, елдыгу, хозяйка. Не хотел обижать тебя. Уж больно хорошо рассказывала. Не удержался, пошутил.

— Несмешные шутки, — ответила Фрося, уже совладав с собой. Могла бы с молотом да клешнями управиться, так не просила бы вас, зубоскалов.

Кузнец склонил голову набок.

— Отказал уже кто?

— Отказал, — она криво усмехнулась.

Мужчина с недоверием посмотрел на прялку, потом выдал:

— Сделаю. Тут ковки часа на три, не более. А если ты при мне своё чудо-колесо соберешь да в работе покажешь, то даже плату не возьму.

— Если ты мне сделаешь, и мое чудо-колесо заработает, то все заказы от меня твои будут.

Кузнец поднял голову к небу и расхохотался.

— А так день хорошо начинался, — прогрохотал он сквозь смех.

Домой Фрося возвращалась в приподнятом настроении. Все же поездки её имели положительный результат. Ретку покрестили, с отцом Никоном отопление и стоки обсудили. Он даже обещал людей в подмогу привести. Дома более-менее порядок, слуги при деле. Даже старой ключнице нашлось занятие. Фрося научила её вязать на спицах, и бабке это занятие понравилось. Поэтому на зиму был готов стратегический запас теплых носок, рукавиц и шалей. Ретка тоже пристрастилась к новому рукоделию. Но у девочки хватило ума запомнить несколько видов петель и воображения, чтобы на их основе создавать узоры. После двух-трёх работ Фрося решила, что подобное не стыдно и купцам показать. Так девочка стала понемногу собирать себе приданое. Новый тиун Василий оказался умничкой и прекрасно понял требования хозяйки. Продукты на зиму заготавливались, амбары под зерно и сено расчищались. В подклетях появились полки, на столах в гриднице скатерти, а на кухне вырезали дверь и разобрали место под новую печь с дымоходом.

Ефросинья раздумывала про то, что, как спадет жара, Илта просила поставить коптильню, и о завтрашнем приезде сына гончара, и о том, успеет ли она сделать в одрине ремонт до приезда Давида, и как на белых стенах будут смотреться охристые отпечатки трав и полевых цветов. Занятая мыслями, она не заметила, что на подъезде к Кремлевской горе к её тягловой лошадке подскочил отрок. Подросток взял лошадь под узды, поклонился и произнес:

— Ефросинья Давыжая, князь Владимир тебя у себя видеть желает.

У Фроси сердце ухнуло в область живота. Первая мысль — «Что-то с Давидом». Потом, как глоток свежего воздуха, — «Нет. Не может. Ему еще Муромом править». И снова, как вязкая болотная жижа, — «Может. Я поменяла историю, и всё пошло наперекосяк». В рот словно песка насыпали: язык стал тяжелый и сухой.

— Что-то с супругом? — наконец выдавила она.

Парень с сочувствием посмотрел на неё.

— Я не знаю. Мне велено встретить и привести, — и едва слышно добавил: — Там все высокие бояре собрались.

Фрося зажмурилась и постаралась себя не накручивать. Получилось плохо. Несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула, загоняя тревоги в дальнюю часть сознания. «Сначала получаем информацию, потом думаем, как с ней быть, а не наоборот» — произнесла она мысленно несколько раз.

Возле княжьего терема их ждали. На крыльце стоял Никита Иванов и жевал соломинку. Когда Фрося подъехала и слезла с лошади, тиун бросил отроку:

— На задний двор сведи лошадь, распряги и дай овса. Мы надолго, — а после совершенно похабно улыбнулся, изобразил вместо поклона странное движение головой, более характерное для филина, чем для человека.

— Дорогая Ефросинья, пойдём.

И вроде нежно так сказал, с протяжкой, а у Фроси аж под ложечкой засосало. Впрочем, взяв себя в руки, она пошла за тиуном, решив, что посредине княжеского дворца с ней уж точно ничего не случится.

Как оказалось — зря.

Вместо того чтобы пройти в гридницу, слуга свернул вправо и, пройдя несколько метров, открыл тяжелую дверь.

— Тебе сюда, — прошипел он, вталкивая Ефросинью в клеть и захлопывая дверь, — князь с боярами заседают, велели обождать.

Проскрипел засов, и Ефросинья осталась заперта в темной клети.

— Эй! — закричала она и ударила кулаками о дверь. Только руки разбила.

Накатил вязкий страх, закружилась вихрем паника. Ладони вспотели. «Что произошло?» — бил набатом одинокий вопрос. Ефросинья прикрыла глаза, борясь с накатываемой истерикой. Глупо! Как глупо! Сейчас её с легкостью могут убить, и никто не узнает. «Нет, отрок видел, как я заходила во дворец. Да и князь звал. Хотели бы тихо убить, подкараулили где-нибудь по дороге. Значит, будут говорить. Притом что-то, что мне явно не понравилось. Опять же посадили в клеть, а не в поруб. Соответственно, просто напугать хотят. Подготовить, видимо, к разговору». От этих мыслей было неприятно, но уже не так страшно. Фрося огляделась, глаза постепенно привыкли к темноте, и она уже видела очертания лавок, стола и сундуков.

Пересев на лавку, она вытянула ноги и постаралась расслабиться: выходило так себе, но во всяком случае паника с истерикой отступили. Вдруг за дверью послышались шаги, Фрося подскочила и прислушалась. К торопливым шагам прибавились еще одни, более легкие. Зашуршали шелковые юбки.

— Ты в своем уме? Увидят! — женщина громко шептала.

— Не увидят, тут и не ходит никто, — ответил мужчина, даже не приглушив свой глубокий баритон.

Дверь жалобно скрипнула, когда на неё навалилось тело, послышался звук, недвусмысленно намекающий на то, что парочка страстно целуется. «Версаль, право слово, а не дворец Муромский» — поразилась таким страстям Фрося.

— Ночи дождись, — не то прошептала, не то простонала женщина.

— Не хочу. Все равно бояре ждут, когда приедет твоя сноха драгоценная, мне хоть скучать не придется.

И прежде, чем Фрося успела переварить сказанное, послышался шум отодвигающейся щеколды. На принятие решения было меньше секунды. Рухнув на пол, пленница закатилась под лавку и вжалась в стену, молясь, чтобы её не заметили.

Парочке, впрочем, было не до разглядывания интерьеров. Им вполне хватало друг друга. Фрося забыла, как дышать. Страшно представить, как будут развиваться события, если в клеть зайдет тиун.