Храните вашу безмятежность - Коростышевская Татьяна "фантазерка" - Страница 7

Парчовое платье давило на плечи, натирало под мышками и поскрипывало при любом движении. Туфельки, носки которых выглядывали из-под подола, обладали скользкой подошвой и неустойчивыми каблуками.

Мне велели зажмуриться и рассыпали над моей головой горсть золотистой пудры.

– Идеально, – решила Маура.

И я поскрипела к выходу. Клюка бы мне сейчас не помешала.

Процессия тишайших супругов подошла к острову Риальто на закате. В темнеющее небо взвились фонтаны фейерверков, когда главная галера причалила к пристани. Сначала на покрытые ковром доски высыпала свита, гвардейский караул занял свои места, командор да Риальто, оставив супругу, вышел навстречу и, низко поклонившись, подал руку доне догарессе. Синьора Муэрто лучезарно ему улыбнулась, но руки не приняла, опираясь на его серенити.

Дож с догарессой прошествовали в палаццо и шли столь близко друг к другу, что у публики не оставалось сомнений – в семействе Муэрто царит мир и любовь.

– Спальня в восточном крыле, – говорил некто в толпе с маской Арлекина на лице, – час после полуночи.

– Мы доставим туда синьору в костюме русалки, – отвечал господин в похожей маске.

– Юный Эдуардо не слишком пьян?

– Какая разница? Его, при необходимости, отнесут туда на руках.

– Западное крыло?

– Рыжеволосый здоровяк в костюме корсара получит записку с приглашением в условленный час.

– А его синьора?

– Она разве не в деле?

Первый Арлекин ругнулся и покосился по сторонам, не прислушивается ли кто-нибудь из толпы к их разговору, затем склонился к самому уху собеседника.

Высокая черноволосая Коломбина, стоящая неподалеку, погладила пальцами брошь в виде крошечной саламандры. Если бы клоуны не были столь увлечены друг другом, они, наверное, удивились бы тому, что ящерка от прикосновения выпустила в воздух язычок пламени.

Командор да Риальто мне понравился. Он излучал добродушие и гостеприимство. И я бы с удовольствием шла под руку с ним, а не с его серенити, но знала: выпусти я руку супруга, моментально плюхнусь на землю. То есть на ковер, но это дела не меняет.

– Идиотская парча, – бормотала я, семеня на каблуках, – дурацкое золото.

– Скажи спасибо, что тебя не заставляют носить шапку, – утешал Чезаре.

– Тебе хотя бы не вплетают ее в волосы! – Башня прически покачивалась при каждом шаге, больно натягивая кожу у висков.

Я злилась. За все время путешествия мне не удалось перекинуться с мужем словечком, зато синьора Муэрто, оказавшаяся с нами на одной галере, слова не экономила. Матрона уселась рядом, изгнав Мауру, и говорила, говорила, говорила… Не со мной. У нее для бесед была дона Раффаэле. Ах, какая, оказывается, распрекрасная жизнь была у Голубки Паолы на ее благословенном Помо-Комо! Море, солнце, быстроногие скакуны для верховых прогулок, скалы, чтоб лазить по ним, тренируя дух и тело! Панеттоне даже поинтересовалась, зачем же дражайшая синьора Раффаэле променяла этот рай на затхлость столицы. Зря спросила. Притворщица покраснела, многозначительно посмотрела на свое кольцо и горестно вздохнула. Любовь, разумеется, любовь. Именно то, что я, по мнению тишайшей свекрови, не могу предложить ее сыночку.

Дона Муэрто похлопала Паолу по плечу и принялась вещать о важности для женщины здоровья, потому что жизнь требует от нас многих усилий, иногда неожиданных. Вот, например, будь некто, кого свекровь не называет, покрепче, ее не шатало бы под весом парчового наряда, она проскакала бы с ним на плечах до острова Риальто, не замочив подола.

– Бьянка, – обратилась я к маркизете, устроившейся у борта, – ты помогла Филомену?

Она помогла, а теперь мило и непритворно краснела.

– Синьор Копальди смог найти для нас только костюм корсара, но синьор Саламандер-Арденте выглядит в нем чудесно.

Влюбленность фрейлины была столь явной и столь милой, что я улыбнулась. Кажется, братца взяли в оборот.

Когда галера причалила, Артуро принялся отдавать указания, кто и в каком порядке будет выходить.

– Отец, – пробормотала Маура, прижавшись к моему плечу. – Он идет к нам.

– Без супруги?

– Матушка, наверное, осталась у ворот палаццо.

– Дона догаресса, ваша очередь, – сказал синьор Копальди.

– Чезаре, твоя жена не может идти, – сообщила свекровь.

А Паола угодливо хихикнула.

Дож ухватил меня под руку и приподнял.

– Она привыкнет, матушка.

Я старалась. Не привыкнуть, устоять на ногах. Идиотская парча, дурацкое золото.

Дона да Риальто, супруга командора, ждала нас у мраморных ворот палаццо. Она была пухленькой и невысокой, только глаза ее, в отличие от глаз дочери, оказались не голубыми, а янтарно-карими.

Мы обменялись поклонами, ее был глубже. Командор, шествующий в двух шагах позади, пригласил нас следовать дальше. Бросив через плечо быстрый взгляд, я рассмотрела Мауру в объятиях ее матушки. Сам командор дочь приветствиями не удостоил, и я порадовалась, что подруга получит сейчас толику родительской любви.

Во дворе нас встречал юный Эдуардо. Парчи на нем не было, но новый губернатор островов Треугольника едва держался на ногах. Что там говорила Панеттоне? Не злодей, а слабый и управляемый? В данный момент им управляло вино. Какой стыд. Синьор да Риальто глупо хихикнул, отвешивая шутовской поклон. Я поморщилась, а заметив быстрый взгляд супруга, покраснела.

– Примите благодарности, ваша серенити, и заверения в…

– Пустое, губернатор, – перебил Чезаре. – Надеемся, вы послужите во славу Аквадораты.

Тон супруга был скептичен, ни на что он не надеялся.

– Дона Филомена, – не унимался да Риальто-младший, – примите заверения…

Тишайший потянул меня за руку:

– Идем.

Шаг, другой. Я смотрела прямо перед собой. Стыд выжигал меня изнутри. Так иногда бывает, когда стыдно не за себя, а за другого. Хотя нет. За себя. И я была влюблена в это ничтожество? Хорошо, что здесь много людей, хорошо, что толпа быстро сомкнулась, скрывая от меня Эдуардо. Скорей бы полночь.

Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.

Потянулись торжественные речи.

– Ничего не ешь, – велел дож, перехватив мой голодный взор. – Артуро должен сначала все проверить.

– Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.

– Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.

– Неужели? – Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. – Он кажется таким милым.

– Именно, что кажется.

– Филомен сказал мне…

– Замолчи.

Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.

Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:

– Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?

– Вот только нарядами я еще не занимался.

– А я буду русалкой.

Тишайший фыркнул.

– Его серенити не любит русалок?

– Его серенити не за что их любить, – пояснил дож любезно. – Они заколдовали его серенити.

– Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?

– Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.

– А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, – проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.

Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.

– Может, – хрипло спросил дож, – мне удастся утолить печали серениссимы?

Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.