Соло на ундервуде - Довлатов Сергей Донатович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/10
- Следующая
– Юра! Как ты можешь оскорблять людей?!
В ответ прозвучало:
– А как ты можешь носить орден покойника?!
Моя тетка встретила писателя Косцинского. Он был пьян и небрит. Тетка сказала:
– Кирилл! Как тебе не стыдно?! Косцинский приосанился и ответил:
– Советская власть не заслужила, чтобы я брился!
Шла как-то раз моя тетка по улице. Встретила Зощенко. Для писателя уже наступили тяжелые времена. Зощенко, отвернувшись, быстро прошел мимо.
Тетка догнала его и спрашивает:
– Отчего вы со мной не поздоровались?
Зощенко ответил:
– Извините, я помогаю друзьям не здороваться со мной.
Николай Тихонов был редактором альманаха. Тетка моя была секретарем этого издания. Тихонов попросил ее взять у Бориса Корнилова стихи. Корнилов дать стихи отказался.
– Клал я на вашего Тихонова с прибором, – заявил он.
Тетка вернулась и сообщает главному редактору:
– Корнилов стихов не дает. Клал, говорит, я на вас с ПРОБОРОМ.
– С прибором, – раздраженно исправил Тихонов, – с прибором. Неужели трудно запомнить?!
В двадцатые годы моя покойная тетка была начинающим редактором. И вот она как-то раз бежала по лестнице. И, представьте, неожиданно ударилась головой в живот Алексея Толстого.
– Ого, – сказал Толстой, – а если бы здесь находился глаз?!
Умер Алексей Толстой. Коллеги собрались на похороны. Моя тетка спросила писателя Чумандрина:
– Миша, вы идете на похороны Толстого?
Чумандрин ответил:
– Я так прикинул. Допустим, умер не Толстой, а я, Чумандрин. Явился бы Толстой на мои похороны? Вряд ли. Вот и я не пойду.
Писатель Чумандрин страдал запорами. В своей уборной он повесил транспарант:
«Трудно – не означает: невозможно!»
Мейлах работал в ленинградском Доме кино. Вернее, подрабатывал. Занимался синхронным переводом. И вот как-то раз он переводил американский фильм. Действие там переносилось из Америки во Францию. И обратно. Причем в картине была использована несложная эмблема. А именно, если герои оказывались в Париже, то мелькала Эйфелева башня. А если в Нью-Йорке, то Бруклинский мост. Каждый раз добросовестный Мейлах произносит:
– Нью-Йорк… Париж… Нью-Йорк… Париж…
Наконец это показалось ему утомительным и глупым. Мейлах замолчал.
И тут в зале раздался голос с кавказским акцентом:
– Какая там следующая остановка?
Мейлах слегка растерялся и говорит:
– Нью-Йорк.
Тот же голос произнес:
– Стоп! Я выхожу.
У одного знаменитого режиссера был инфаркт. Слегка оправившись, режиссер вновь начал ухаживать за молодыми женщинами. Одна из них деликатно спросила:
– Разве вам ЭТО можно?
Режиссер ответил:
– Можно… Но плавно…
У Хрущева был верный соратник Подгорный. Когда-то он был нашим президентом. Через месяц после снятия все его забыли. Хотя формально он много лет был главой правительства.
Впрочем, речь не об этом. В 63 году он посетил легендарный крейсер «Аврора». Долго его осматривал. Беседовал с экипажем. Оставил запись в книге почетных гостей. Написал дословно следующее:
«Посетил боевой корабль. Произвел неизгладимое впечатление!»
Одного нашего знакомого спросили:
– Что ты больше любишь водку или спирт?
Тот ответил:
– Ой, даже не знаю. И то и другое настолько вкусно!…
Академик Козырев сидел лет десять. Обвиняли его в попытке угнать реку Волгу. То есть буквально угнать из России – на Запад.
Козырев потом рассказывал:
– Я уже был тогда грамотным физиком. Поэтому, когда сформулировали обвинение, я рассмеялся. Зато, когда объявили приговор, мне было не до смеха.
По Ленинградскому телевидению демонстрировался боксерский матч. Негр, черный как вакса, дрался с белокурым поляком. Диктор пояснил:
– Негритянского боксера вы можете отличить по светло-голубой полоске на трусах.
Борис Раевский сочинил повесть из дореволюционной жизни. В ней была такая фраза (речь шла о горничной):
«… Чудесные светлые локоны выбивались из-под ее кружевного ФАРТУКА…»
Псевдонимы: Михаил Юрьевич Вермутов, Шолохов-Алейхем.
В Тбилиси проходила конференция на тему «Оптимизм советской литературы». Было множество выступающих. В том числе – Наровчатов, который говорил про оптимизм советской литературы. Вслед за ним поднялся на трибуну грузинский литературовед Кемоклидзе:
– Вопрос предыдущему оратору.
– Пожалуйста.
– Я относительно Байрона. Он был молодой?
– Что? – удивился Наровчатов. – Байрон? Джордж Байрон? Да, он погиб сравнительно молодым человеком. А что?
– Ничего особенного. Еще один вопрос про Байрона. Он был красивый?
– Кто, Байрон? Да, Байрон, как известно, обладал весьма эффектной наружностью. А что? В чем дело?
– Да, так. Еще один вопрос. Он был зажиточный?
– Кто, Байрон? Ну, разумеется. Он был лорд. У него был замок. Он был вполне зажиточный. И даже богатый. Это общеизвестно.
– И последний вопрос. Он был талантливый?
– Байрон? Джордж Байрон? Байрон – величайший поэт Англии! Я не понимаю в чем дело?!
– Сейчас поймешь. Вот смотри. Джордж Байрон! Он был молодой, красивый, богатый и талантливый. Он был – пессимист! А ты – старый, нищий, уродливый и бездарный! И ты – оптимист!
В Ленинграде есть комиссия по работе с молодыми авторами. Вызвали на заседание этой комиссии моего приятеля и спрашивают:
– Как вам помочь? Что нужно сделать? Что нужно сделать в первую очередь?
Приятель ответил грассируя:
– В пегвую очегедь? Отгезать мосты, захватить телефон и почтамт!..
Члены комиссии вздрогнули и переглянулись.
Марамзин говорил:
– Если дать рукописи Брежневу, он скажет:
«Мне-то нравится. А вот что подумают наверху?!..»
У меня был родственник – Аптекман. И вот он тяжело заболел. Его увозила в больницу «скорая помощь». Он сказал врачу:
– Доктор, вы фронтовик?
– Да, я фронтовик.
– Могу я о чем-то спросить вас как фронтовик фронтовика?
– Конечно.
– Долго ли я пролежу в больнице?
Врач ответил:
– При благоприятном стечении обстоятельств – месяц.
– А при неблагоприятном, – спросил Аптекман, – как я догадываюсь, значительно меньше?
У директора Ленфильма Киселева был излюбленный собирательный образ. А именно – Дунька Распердяева. Если директор был недоволен кем-то из сотрудников Ленфильма, он говорил:
– Ты ведешь себя как Дунька Распердяева…
Или:
– Монтаж плохой. Дунька Распердяева и та смонтировала бы лучше…
Или:
– На кого рассчитан фильм? На Дуньку Распердяеву?!..
И так далее…
Как-то раз на Ленфильм приехала Фурцева. Шло собрание в актовом зале. Киселев произносил речь. В этой речи были нотки самокритики. В частности, директор сказал:
– У нас еще много пустых, бессодержательных картин. Например, «Человек ниоткуда». Можно подумать, что его снимала Дунька…
И тут директор запнулся. В президиуме сидит министр культуры Фурцева. Звучит не очень-то прилично. Кроме всего прочего – дама. И тут вдруг – Дунька Распердяева. Звучит не очень-то прилично.
Киселев решил смягчить формулировку. Можно подумать, что его снимала Дунька… Раздолбаева, – закончил он.
И тут долетел из рядов чей-то бесхитростный возглас:
– А что, товарищ Киселев, никак Дунька Распердяева замуж вышла?!
- Предыдущая
- 9/10
- Следующая
