Империя Млечного пути. Книга 3. Пилигрим - Бурмистров Денис Евгеньевич - Страница 12

Она дорисовала контур и принялась закрашивать внутреннюю область, прислушиваясь к разговору из соседнего отсека. Они думают, что она не слышит, что слушает музыку и что опять хандрит. Вот только она не хандрит, это называется иначе, это когда погибает последний друг, когда вокруг – бесконечная, опостылевшая чернота космоса, когда все сверстники уже выросли и живут полной жизнью, а тут что и остается, что лежать в своей капсуле, глотая слезы, слушать старые песни и рисовать новую черную звезду.

– Кирилл, – голос матери как всегда ровный, но уже с характерными менторскими нотками. – Послушай, это просто гибернационный синдром, для него характерны повышенная тревожность и расстройство критического мышления. К тому же, эта нелепая гибель…

– Софья, – отец пытается соответствовать супруге, но раздражение в его голосе сквозит изо всех щелей. – Прекрати ставить мне диагнозы. В другое время я четко следую твоим рекомендациям, как психолога экспедиции, но сейчас мне нужна жена, а не диагност.

Мать вздохнула. Ясно представилась картина, как она сидит на краю кресла, выпрямив спину, как покорно сложила руки на коленях, показывая готовность выслушать. Слишком знакомый образ, за которым уже сложно отличить искренность от профессионального интереса.

– Послушай, – отец понизил голос, он всегда так делал в минуты особенной искренности. – Ты же понимаешь, что экспедиция исчерпала себя? Мы сделали все, что от нас требовалось, заплатили за это высокую цену и достойны вернуться домой. Вернуться, пока не стало слишком поздно.

– Кирилл, понятие «цены» здесь неприемлемо, – мягко заметила Софья. – Невозможно соотнести наши жизни и жизни всей цивилизации. Мы с самого начала знали, на что идем, чем рискуем, были готовы на эту жертву. И сейчас, когда мы забрались так далеко, когда впереди еще столько открытий, поворачивать назад – преступление.

– О чем ты говоришь, Софья? – судя по тону, отец подался вперед, сверля глазами супругу, словно видел ее впервые. – Какие открытия? Суратов предлагает спрыгнуть с Млечного пути и отправиться в дальний космос. Но ты видела снимки с «Циклопа», все, что нас там ждет, так это сотни световых лет пустоты. Понимаешь? Пустая и черная бездна, из которой нас не вытащит никакая глубокая спячка.

– Виктор еще ни разу не ошибался, – упрямо возразила супруга. – Все его расчеты математически безупречны и ты лучше меня это знаешь. Именно Виктор филигранно провел нас между гравитационными аномалиями, именно он до секунды рассчитал каждую точку выхода из гибернации. Если он говорит, что сверхдальний прыжок возможен, то у меня нет причин ему не доверять.

– Софья, – устало протянул Кирилл. – Услышь меня, прошу. Главная цель экспедиции заключалась в поиске пригодных для жизни планет. И, черт возьми, мы нашли Терру! Идеальный вариант, лучше не придумать. Наши хранилища забиты эксобайтами данных, на их изучение у земных институтов уйдут десятилетия. У нас килограммы образцов, тысячи проекций, сотни навигационных карт. Наш путь усеян погибшими товарищами, Софья, но мы прорубили дорогу для идущих следом. Однако, это окажется напрасным, если все наши изыскания сгинут во время очередной авантюры поехавшего командира экспедиции.

– Мы планируем оставить контейнер с маяком здесь, в Сигма Капеллы.

– Это вы когда решили?

– На брифинге, на который ты не пошел.

Зашелестела одежда, скрипнул шарнир откидного кресла. Три легких шага, трель включившегося навигационного планшета.

– Вот, – голос отца стал жестче, он вновь превратился из уставшего и серого Кирилла Ильина в отца семейства и пилота одного из звездолетов миссии «Эмпирей». – Посмотри еще раз. Все это – войд, черная космическая пустыня. Ни планетарных систем, ни астероидных полей, ни блуждающих звезд.

Судя по звуку, он присел рядом с супругой.

– Суратов не в себе, дорогая, – проговорил он доверительно. – Он – заигравшийся авантюрист. Я не сомневаюсь, что его расчеты верны, что он идеально рассчитает маршрут. Но ты ведь понимаешь разницу между разумным поступком и самоубийственной выходкой? Мы уже не та экспедиция, что когда-то стартовала с Земли. Синтезаторы горючего на пределе, многие элементы вот-вот исчерпают ресурс, их нечем заменить. Да что техника – люди уже не выдерживают, София. Ты-то, как психолог должна это понимать!

– Люди сильнее машин, Кирилл.

– Расскажи это Быковым, которых разметало над Лучистой. Или Алексею, сгоревшему в лаборатории. Или своей подруге Аде. Ах, да! Она же пропала без вести на Полтаве!

– Ты жестокий, Кирилл.

– А тебе Полину не жалко?

– Это подлый ход, – голос Софьи дрогнул.

– Делать вид, что проблемы нет – вот настоящая подлость!

Повисла пауза, тяжелая до физической осязаемости. Ее не посмел прервать даже фломастер, замерший над почти закрашенной звездой.

– Прости, – Кирилл почти шепчет, его голос ласковый, извиняющийся. – Прости меня.

– Все хорошо.

– Я знаю, что экспедиция – мечта всей твоей жизни. Но дело зашло слишком далеко, Софья. Я не могу докричаться до Суратова, но, ты-то видишь реальность. Мы уже выгорели до самого донышка, милая. Ладно Быковы, там просто не повезло, но Рюмин погиб из-за тотальной усталости. Ада сгорела за пару месяцев, так и не смирилась с его смертью…

– Я пыталась ей помочь.

– Я знаю, милая, знаю. Ты и сама уже на грани, я вижу. А Виктор, этот напыщенный, непробиваемый фанатик, ради своих амбиций тащит нас на верную гибель. И я действительно с ужасом думаю о судьбе Полины.

Короткий нервный вздох – так Софья старалась остановить слезы. Она больше не могла прятаться за панцирем миротворца, не могла сдерживать эмоции. Ее голос тих и хрупок:

– Взять с собой Полину – самая большая наша ошибка.

– Все еще можно исправить! – жарко заверил Кирилл, судя по звукам, приобнявший жену. – Я сегодня объявлю Суратову о нашем решении прекратить дальнейший полет и лечь на обратный курс. Если он не захочет возвращаться с нами, то уходим одни.

– Любу с Маргариткой жалко.

– Надеюсь, они примут нашу сторону и со своей стороны надавят на Виктора.

– Сомневаюсь.

– Что ж, тогда у нас не останется выхода.

Короткая пауза, мягкий шепот:

– Ляжем в сверхглубокую гибернацию, автоматика сама приведет нас к дому… Дом, Софья, дом. Небо с облаками и ласточками, трава, влажная от росы, пахнущий хвоей воздух…

С хищным шипением ожила рация, в разговор вклинился звонкий женский голос из динамиков:

– София, прием!

Должно быть, супруги Ильины замерли в объятиях друг друга, словно пойманные с поличным заговорщики.

– София! Кирилл! Прием!

Женский вздох, шум движений, легкие шаги. Щелчок интеркома.

– Слушаю тебя, Любочка, – голос Софьи профессионально позитивен.

– София, мы сейчас в секторе 27–10, выше горизонта позиционирования на сорок градусов. Видите нас?

– Не визуально, на радаре.

– Виктор предложил состыковаться, провести совместный ужин. Вы как?

Секундная пауза, за которую, должно быть, произошло несколько многозначительных взглядов и кивков.

– Да, отличная идея, – радостно ответила Софья.

– Тогда подлетайте к нам, сюда. Вы уже закончили сканирование?

– Да. Сигма Капеллы оказалась довольно скудной на сюрпризы.

Смех из динамика.

– Да, так и есть. Вы тогда подлетайте, а мы с Маргариткой пока выйдет наружу, проверим крепление отражателей.

– Договорились, ждите.

Рация замолкла, кресло мягко ударилось о пульт, когда София уперлась о спинку. Прочистил горло Кирилл, по-детски шмыгнул носом.

Фломастер завершил последнюю линию под черной звездой. Чуть отстранился, словно любуясь кривой надписью «Ада». Под другими звездами тоже красовались имена – Матвей, Валентин, Алексей.

Она отложила фломастер и провела тонкими пальцами по чистому участку стены. Будет ли здесь когда-нибудь и ее имя? Это светлое пятно должно дарить надежду, но оно словно тыкает в лицо подготовленным могильным камнем.