Царская охота (СИ) - "shellina" - Страница 27

— Так, стоп, что-то у меня арифметика не складывается, — перебил я Толстого.

— Двоих мы сами застрелили, в спины, как собак, — снова пожал плечами Толстой. — Чухонец даже не понял ничего. Пальба-то со всех сторон стояла, да еще собаки лаяли невдалеке. А потом я в красках расписал, что с чухонцем сделают, когда поймают, ежели он своими руками тебя жизни лишит. Он вроде поверил, а может быть, то, что нас двое против его одного осталось, вот он и не стал выпячиваться.

— Что же ты такой благородный просто меня с Филиппой не оставил там? — я приподнял бровь.

— А кто сказал, что я все еще зла на тебя не держал? — он криво ухмыльнулся. — Токма убеждал себя, что сдохнешь ты не от моих рук, так что крови твоей на мне не будет, а вот сердце порадуется… — один из охраняющих его гвардейцев не выдержал и наотмашь ударил по лицу.

— Отставить, — я вернул его на место, равнодушно глядя, как Толстой втирает с губ кровь скованными руками. — А вот теперь, я тебе верю, теперь ты точно правду говоришь. Значит не захотел грех цареубийства на душу брать, решил чужими руками отомстить? Ну, это нормальное желание, так чаще всего и бывает.

— Ну, и что решил со мной, государь? Может все-таки топор? Неохота напоследок обгадиться. А людишек, кои тут мне подсобили… они же не хотели тебе зла причинить. Может плетей и в Сибирь, ради свадьбы скорой? — я внимательно смотрел на него. Наглость Толстого била через край, но, черт подери, он мне нравился. Совершенно безбашенный тип.

— Я подумаю, что с тобой делать, — и дал отмашку гвардейцам. — Увести.

Итак, что мы имеем? А имеем мы следующее: у заговорщиков не получилось меня убить и причинить вред Филиппе только потому, что они по сути не знали друг о друге, и преследовали разные цели, поэтому при великолепном плане, действительно великолепном, сумели так облажаться. С де Лириа, в целом все понятно: с позором выставленный из страны, где был послом, он лишился всех своих привилегий и милостей от короля, а если учесть, что он выполнял поручение не только своего короля, то он лишился милостей и вполне материальных выгод от многих других монархов. А тут еще и Филиппок нюни распустил… В общем, дерьмицо заиграло в одном интересном месте у бывшего посла, и он решил меня примерно наказать, заодно избавив Изабеллу от головной боли в виде хныкающего сына, который до сих пор хочет Филиппу, по типу — нет Филиппы, нет проблем найти инфанту замену. Он прекрасно знал, что творилось при дворе раньше, вплоть до устранения Верховного Тайного совета. Уж что-что, а свою работу он выполнял на отлично. Так что его человеку при новом после не составило труда выйти на озлобленного и доведенного упавшей на него нищетой Толстого и попытаться подкупом склонить того на покушение. Дальше — дело техники, как говорится. Вот только, кто мог предположить, что у униженного, опустившегося до разбоя типа внезапно взыграет кровь предков и он не сможет сам убить своего царя и будущую царицу. Чистоплюй хренов. Вопрос, что делать с де Лириа уже даже не стоял. Ответ-то был очевиден, если бы эта гнида хотела просто меня убить — это нормальное желание и в последнее время я у многих вызываю подобные чувства, то я, возможно, еще бы колебался. Но он хотел убить Филиппу, и тем самым подписал себе смертный приговор. Прав Толстой, хватит плодить врагов, способных в спину ударить.

Но, если с испанцами все более-менее ясно, то вот мотивы англичан мне не понятны. Чего они хотели добиться моим устранением? Ушаков сумел у замазанных по маковку супругов выяснить только, что этому покушению я обязан Джону Картерету графу Гренвелю, который действовал исключительно с одобрения Георга. Но зачем это Георгу? Мне нужно кого-то внедрить в окружение Георга. Кого-то кому он поверит, что, кроме ненависти ко мне лично и к России этот человек ничего другого не испытывает.

Пока же Англия оказалась в весьма незавидном положении из-за Леопольда, которому руки развязали впервые в его жизни, и он пустился во все тяжкие.

Я понятия не имею каким образом он сумел заблокировать шведов и полностью перекрыть их торговлю не только с Англией, но вообще со всеми, но у него это получилось. Он был очень огорчен тем, что Варшава для первичного разграбления досталась мне и даже попенял об этом в письме, но мои войска уже оттуда вышли и начали обустраиваться на тех территориях, что отошли ко мне. положение было достаточно шаткое, поэтому многие там и останутся, чтобы контролировать оккупированную территорию, а вот с самой Варшавы хоть и можно было еще что-то взять, но этого было мало и Леопольд, оставив некоторую часть войск в той части Польши, что отошла Пруссии, рванул поближе к Швеции, тем более, что я обещал ему дать взаймы пару английских кораблей, когда весна придет. Таким образом Швеция, которая за каким-то хреном послушала Георга оказалась зажата с трех сторон, и я ей, если честно, не завидую. Потому что обгрызть ее со своей стороны я решил капитально. Фридриху был дан карт-бланш, пущай в воинском искусстве упражняется. Тем более, что противник, вынужденный биться на три фронта без особой поддержки со стороны мало того, что обречен, так еще и достаточно слаб, чтобы прощать некоторые промахи не слишком опытного полководца. И я очень сомневаюсь, что добравшуюся до тела Данию можно будет оттащить от этого тела. Не говоря уже о жаждущего побед Леопольда. Не слишком понятно, почему молчит Австрия. Но ничего, Карл долго молчать не сможет, скоро выясним.

Ласси же мне нужен здесь. Я все еще не знаю, что хотят предпринять османы в отношении охамевшего Крымского хана, но мне в любом случае нужно готовиться к войне с очень неудобным для нас противником. Но, с другой стороны — Черное и Азовское моря — это очень лакомый кусок, и надо успевать, пока Надир-шах конкретно застрял в Афганистане, потому что отдавать свой кусок Каспия я не намерен, мне очень скоро нефть понадобиться в большом количестве. В Сибири ее пока найдут и освоят, а в Баку даже перегонные заводы уже есть. Тот же Фридрих все недоумевает, почему я не засылаю в Константинополь послов? Но тут все просто, я жду письма от Елизаветы, про то, как туда скатался принц Конти.

А вообще забавно наблюдать, как колбасит Францию. Людовик жутко ведомый, и чаще всего своими фаворитками. Елизавета по всей видимости решила пришпилить эту бабочку так, чтобы та и крылышком не шелохнула, и ее влияние начало проявляться в ряде в общем-то разумных действий, как то же исследование Тихого океана с присвоением себе всего, что плохо лежит. Лизка конечно очень сильно мне подыгрывает, но, что уж тут поделать. Хотя своей новой родине не вредит, что важно, и даже такая тряпка как Людовик должен это понимать. С другой стороны, проводит довольно жесткую внешнюю политику кардинал Флери. И Конти — это как раз его посланник к османам. Фактически началось противостояние между Елизаветой и Флери, и я не поставлю на последнего в этой борьбе, потому что прекрасно знаю, на что она способна. И лишь получив письмо, где она найдет слова без всякого шифра, который можно взломать, как донести до меня результаты миссии Конти, я начну действовать в сторону османов. Вот тогда, когда я буду знать, на что можно надавить, я и отправлю посла и даже знаю которого. Но где мне взять подходящего человека для внедрения к Георгу?

— Анна Гавриловна взяла меня в оборот так плотно, что я уже дышать не могу, — я посмотрел на сопящего Петьку, который ворвался ко мне без стука и ухмыльнулся.

— А будешь много выступать, я тебя на дочке ее женю, Анастасии, кажется. Красивая девка, вот только ты вместе с ней Анну Гавриловну себе в тещи заимеешь. Зато как Ягужинский будет рад. Ты, между прочим, завидный жених, а ведешь себя как стрекозел последний, — он еще больше надулся, я же с усмешкой добавил. — Ты зачем явился, али дела, поручаемые дамами, закончились?

— Они никогда не закончатся, — буркнул Петька. — Только вот забежал я, потому что ответ получил. Я тут помочь тебе решил, и переписку с одним немецким герцогством затеял, — я внимательно посмотрел на него, а Петька сначала вроде бы замялся, а потом протянул мне письмо. — Вот, не знаю, как отреагируешь, государь, но предварительное согласие я сумел получить. Ну, а я пошел. У меня на очереди цветник Цвайга, что неподалеку отсюда в немецкой слободе стоит. На повестке дня цветы, чтоб ты знал, и не удивляйся шибко, ежели в один день найдешь мое остывшее тело, потому что я застрелюсь.